— Не сходите, — спокойно сказал дядя Миша. — Будете у нас вместо телевизора.

А мы с Борькой бледнели, бледнели, бледнели…

Женщина сделала шаг в сторону Бори и сказала, приставив палец к Борькиному носу:

— Увижу тебя рядом с Петей — пеняй на себя.

— С Сазоновым? — с интересом спросил дядя Миша.

— Нет, с Верблюдовым! — взвилась женщина. — Да, с Сазоновым, пусть забудет эту фамилию раз и навсегда!

— А… с вашей дочерью?… — очень осторожно сказал дядя Миша. — С вашей дочерью ему видеться, значит, можно?

— Наша дочь, слава богу, уже взрослая! — прокричала женщина. — И живёт в другом городе!

— Слава богу, — тихо повторил мужчина.

— Так, господа Сазоновы, — сказал дядя Миша. — С вами всё ясно. Прошу срочно очистить помещение. Срочно.

Отец Петьки Сазонова вышел за дверь добровольно, а дядя Миша за несколько секунд вытолкнул и сопротивляющуюся маму Петьки за дверь. После этого все молча посмотрели на меня. Кроме Борьки — тот стоял, опустив голову.

А мне вдруг… Я вдруг… Случайно, совсем случайно! Вдруг… Короче говоря, что греха таить: я заплакала. Тихо, беззвучно. Слёзы капали, я зажмуривалась и слизывала их с губ. Потом села на пол, обхватила коленки руками и уткнулась в них головой.

Итак, худшее случилось. Через пять минут меня выгонят из этого дома, через десять минут я буду ночевать в подвале, отбирая и без того скудный завтрак, полдник, обед, ужин и поздний ужин у тараканов, крыс, мышей… Через пятнадцать минут я исхудаю, одежда порвётся на клочки. Через двадцать минут меня придёт навестить Борька, попробует превратить меня назад, и со звуком «Ой!» удалится восвояси. А когда через полчаса до места моего укрытия доберётся Вадик с яблоком в кармане, будет уже поздно — я умру от истощения! А может, и не умру… В любом случае, ничего хорошего больше ждать не приходится.

Я лишилась дома…

Кто-то положил мне руку на плечо, а потом присел и обнял за плечи.

— Ну что ты, Боренька, — сказала тётя Надя, ласково проводя ладонью по моим волосам. — Тихо, тихо… Не плачь. Давай, ты успокоишься, а потом мы поговорим. И ты расскажешь нам, что случилось, хорошо?

Сглотнув слёзы, я кивнула. Ко мне подошёл Борька, взял за руку, и неуклюже сказал:

— Не плачь, Элька. Что-то придумаем.

Но я никак не могла успокоиться. Тётя Надя осторожно посадила меня на колени и, прижав меня к себе, немного раскачивалась.

— Сейчас мы посидим, — шептала она мне на ухо. — Потом будем пить чай. Прямо здесь, в зале. Дядя Миша сейчас сбегает и купит торт, правда, дядя Миша? Тебе мы положим самый большой кусок, и даже не будем завистливо на него смотреть. Дадим тебе большую-пребольшую ложку… или вилку?

— И то и другое, — сказала я, всхлипнув.

— Хорошо, и то и другое. А чаю мы тебе две чашки нальём. Или кофе?

— И то и другое, — сказала я, улыбнувшись.

— И компот? — спросила тётя Надя. — Третьей чашкой?

— И две чашки компота, — сказала я, рассмеявшись сквозь всхлипы. И обняла тётю Надю. Крепко-крепко.

— А потом, может быть, мы и выясним, чья это всё-таки сестра, — вполголоса сказал дядя Миша, открывая дверь.

— Моя! — громко сказал детский силуэт, появившийся за дверью.

— Аня! — шепнула я. — Анютка…

Обещанный торт с чаем, несмотря ни на что, состоялся. Тётя Надя и дядя Миша не расспрашивали нас, не ругали, а терпеливо ждали, пока мы сами сознаемся в своих злодеяниях. Им беспокоиться было не о чем — мои родственники нашлись и, похоже, оставлять на произвол судьбы не собираются.

А сказка Ани была такой: мама с папой (якобы мои) отправили меня, неразумное дитё, к бабушке в гости, в деревню, на пару недель.

Бабушка Бореньку очень любила, три раза в день ей перловку варила. Разумеется, ребёнок с тонким вкусом по отношению к продуктам не смог вытерпеть такого жестокого обхождения. Поэтому Боруэлла (я то есть) собрала свои вещи, и некоторые бабушкины (как то — денежные купюры), и пошла через лес домой, ориентируясь по фонарику. Шла она три дня и три ночи, пока не наткнулась на отряд милиции, мирно пикниковавший в зоне национального заповедника.

На просьбу назвать свой адрес, Боруэлла (снова же я) назвала адрес пункта приёма донорской крови, где её из-за бледности сразу признали своей, но уже через пять минут от этого отказались. Попытавшись догнать отряд милиции, они поняли бесполезность этой затеи. Поэтому, дав девочке (мне, мне!) денег на мороженое, они с улыбкой пустили её погулять по городу, где она и была встречена родной сестрой. Дабы оградить её от родительского гнева, Аня попросила хорошего мальчика Борю подержать Боруэллу на домашнем аресте. А сегодня, на день раньше, Боруэлла неожиданно вернётся домой вместе с Аней.

Бабушку Аня предупредила, так что «не волнуйтесь, тётя Надя и дядя Миша, всё нормально!»

— Похоже на правду, — серьёзно сказал дядя Миша.

— А почему же бабушка не подняла тревогу, когда Боренька потерялась? — поинтересовалась тётя Надя.

— Мы с бабушкой, — сказала я, пережёвывая торт. — Часто в прятки играем. Так один раз я спряталась так, что она меня искала целую неделю. И если я потеряюсь всего на несколько дней, она не беспокоится!

— Ох, Элька, — улыбнулась тётя Надя. — Загрустим мы без тебя. Заскучаем.

— Это ничего. Теперь я буду часто приходить в гости, — широко улыбнулась я. — Даже чаще, чем вы думаете. Можно, я переночую у вас завтра?

Лицо тёти Нади показалось мне немного испуганным. Может, и правда просто показалось?

— Боренька, — сказала она. — Твои родители по тебе сильно соскучились. Лучше несколько дней поживи дома, а потом приходи в гости. Мы всегда тебе рады!

— Значит, и завтра тоже, — довольно сказала я и потянулась за компотом.

Тётя Надя и дядя Миша долго уговаривали проводить меня до дома и вручить прямо в руки родителей. Но мы с Аней сопротивлялись, рисуя ужасные картины сердечного приступа у мамы и приступа необъяснимой ярости у папы.

Грустно вздыхая, я собрала свои вещи в большой пакет: одежду, включая Борькин зелёный костюм и красную бейсболку, недочитанную книжку, недоеденный кусок торта, семейную фотографию в рамочке, разодранный телефонный справочник (на память), подушку (я к ней привыкла), ложку-тарелку-чашку (по той же причине), пульт дистанционного управления к телевизору (просто так), зажигалку-пистолет с кухни (она мне всегда нравилась). Ну, и ещё там, мелочь всякую. Борька, хоть и смотрел на меня виновато и печально, мелочь всё-таки забрал положил обратно в копилку.

Крепко пожав руку тёте Наде и чмокнув дядю Мишу в щёчку, я вышла из квартиры. Борька и Аня вышли следом, но я не оглядывалась, а шла, понуро опустив плечи.

На скамейке у подъезда сидел парень с гитарой и пел песню. Я ждала Аню с Борей, поэтому остановилась и прислушалась. Песня была сначала резкой и беспокойной, а потом — тихой и мелодичной:

Послушай…

На мгновение мне показалось, что я слышу в песне своё имя. Но, после того как парень с гитарой замолчал, я услышала знакомый громкий голос сверху:

— Бо-о-оря! Боренька!!!