Хочу ещё побыть!

Ну а пока я — искоркой!

Ну а пока я — пламенем!

И детство мне не хочется

Совсем ни с кем делить!

— Уфф… — вздохнул Петька. — Тяжело-то как. Как назовём, песней эгоиста?

— Хорошее название, — согласился Борька.

Петька довольно улыбнулся.

— Но не для этой песни, — добавил Борька.

Петька сник.

— Мелочный мститель, — сказал он. — А с мелодией что будем делать?

— Ещё и мелодию? — возмутился Борька. — Я, конечно, гений, но не настолько!

— Ничего-ничего, — успокаивал его Петька. — Тебе для начала распеться нужно… Чьи голоса тебе известны лучше всего?

— Родителей…

— Нет, из эстрады!

Борька задумался.

— Из эстрады, значит… Из эстрады я себя знаю, — вдруг важно заявил он. — Я просто предвкушаю, насколько я из эстрады… Вот представь, Петька. Там, в стороне окна — это зрители. И деревья за окном пусть тоже зрителями будут… Да и вообще — все деревья в мире! Все — зрители! И телевизор — зритель! И Элька — зритель, куда она денется. И все ожидают, когда я петь начну. А я специально не начинаю петь, и говорю — принесите мне то, принесите мне сё… А ты, Петька! — Борька вытянул руку. — Ты будешь конферансьё! Объявляй!

— Конферансье… — автоматически поправил Петька.

Он критически посмотрел на Борьку, дотронулся до его лба.

— Ну давай, объявляй, объявляй! — сказал Борька. — Не видишь разве, зрители ждут!

— И он ещё петь не хотел… — не обращаясь ни к кому, сказал Петька.

— Ну объявляй же!

— Так вот какая ты, звёздная болезнь…

— Так ты будешь объявлять или нет!? Про эффект микрофона только не забудь!

Борька чуть ли не подпрыгивал на месте. Петька поправил невидимую бабочку, кротко кивнул, вышел на середину комнаты. Выкинул вперёд руку, взмахнул головой и громко крикнул в сторону окна:

— Борька!

— Уволю… — зашипел Борька Петьке, направляясь на невидимую сцену.

Сначала Борька раскланялся во все стороны, широко улыбаясь.

— Здравствуйте, здравствуйте! — сказал он и снова раскланялся, попутно создавая звук бурных аплодисментов и ликования зрителей. — Ах, какой сегодня полный зал, какие красивые лица! Здра-авствуйте, здравствуйте!

Борька прижал руку к груди и протянул её в сторону зрительного зала. Эффектно тряхнул головой. После того, как Борька проделал это несколько раз подряд, у Петьки не осталось сомнений по поводу того, чей именно голос выбрал Борька. Петька скривился. Борьке бы ещё светлый парик для полного сходства…

— Как давно мы с вами не виделись, — сообщал Борька зрителям. — Как я рад… Ну довольно, довольно аплодисментов… Ну что же вы! Уважаемый конферансьё…

— Сье… — буркнул Петька, выходя к невидимым зрителям.

— Уважаемые зрители! — сказал он, попутно создавая звук шаркающий по паркету ног. — Большая просьба — не расходитесь. Пожалуйста, послушайте песню этого юного, наивного мальчика. Мы не будем возвращать вам деньги за билет, учтите это!

Борька его перебил:

— Наш конферансьё, конечно шутит! Музыку!

Как жалко, что я не писатель,

Тогда я открыл бы тетрадь.

О том, что случается с нами

Я мог бы вам всем рассказать. -

Спел Борька известным голосом на музыку, которая сочинилась как-то сама по себе. И он так вошёл в роль, что сам не заметил, как пропел вторую часть куплета своим собственным голосом. В котором, в общем-то, и голоса никакого не было… Да и музыка куда-то подевалась.

Зато мимо Петьки это не прошло.

— Стой! — закричал он. — Давай сначала!

Борька замолчал и уставился на Петьку.

— Сначала? Зачем?

— Фальшивишь что-то, — соврал Петька.

— Ладно, — сказал Борька и пропел первую строчку своим голосом.

Петька снова его остановил. Появилось нехорошее предчувствие…

— Ты давай, как раньше, — заботливо сказал Петька. — С музыкой, с аплодисментами. Голосом — тем, которым вначале пел. Давай, напрягись — зрители же ждут…

Борька молча постоял посреди комнаты. Повернулся к Петьке:

— Что-то не получаются аплодисменты. Совсем не получаются.

Не получалась и музыка, и хороший голос… Борька прислушался к разным предметам: к окну, к зеркалу… К деревьям и даже к ветру. Но все они молчали. Все…

— А ты, Петька? Ты — слышишь? — испуганно сказал Борька.

Но Петька только покачал головой.

— Интересно, можно ли превращать на расстоянии? — думала в это время Элька, ковыряясь вилкой в молочном супе…

Они не просто бежали к Боруэлле — они летели, не замечая никого вокруг. Они не позвонили в двери Аниной квартиры, а начали стучать кулаками. Дверь открыла какая-то недовольная взрослая женщина с малышом на руках. Не говоря ни слова, она постучалась в Анину комнату.

Никогда ещё они не видели жизнерадостную Аню такой. Аня всхлипывала и вытирала глаза тыльной стороной ладони.

— Не смотрите на меня… — попросила она.

— Родители приехали? — спросил Борька.

Аня кивнула и ещё раз всхлипнула.

— Побили? — испуганно сказал Петька.

— Ты что, меня не бьют, — сказала Аня. — Хуже. Наругали за разгром в квартире… У меня теперь домашний арест на месяц…

Борька почувствовал, что она снова сейчас заплачет.

— Ань, не реви. Мы приходить будем… Правда. Родители раньше, чем надо, приехали?

Аня снова кивнула.

— А фразы? — спросил Петька. — Не подсказали?

— Не подсказали…

В коридоре показался Шурик. Он сначала понюхал воздух, потом обнюхал Петькины кроссовки и стал тереться об Анины ноги.

— Не любит, когда я плачу, — объяснила Аня. — Сразу на руки залезть пытается.

— А… Элька? — осторожно спросил Борька.

— Элька у Вадика, — вздохнула Аня.

— Хочешь, мы останемся ненадолго, — предложил Борька. — Может, не будут ругать.

— Лучше не надо, — сказала Аня. — Они уже не ругают, сердятся только. Вы потом приходите. Дней через несколько.

— Тогда мы пойдём?…

…— Вы бы видели, как мама уговаривала Эльку суп молочный есть! — радостно сказал Вадик, провожая мальчишек в комнату. Борьку он тянул за рукав. — Мы с мамой так насмеялись!

— Она ела?

— Ела, ела! Но вы бы видели, как ела!

Перед входом в комнату Борька остановил Вадика:

— Вадик, а можно мы с Элькой… наедине поговорим?

— Конечно… — сказал Вадик немного обижено. — Я только хомячка с собой возьму, подождите…

Элька сидела на полу и рисовала. На газетке стояла вода, краски, рядом с Элькиным рисунком был ещё один — видимо, Вадика. На рисунке Вадика был нарисован хомяк. На Элькином — тарелка.

Элька посмотрела на мальчишек. Улыбнулась. Она выглядела точно так же, как в первый день — и даже бантики были! И даже грязь на лице — правда, не совсем грязь, а акварель… Но в то же время она выглядела совсем по-другому! Борька не сразу понял, в чём это отличие. Он осмотрел комнату. На спинке стула висели красный Элькин рюкзак и неопределённого цвета рюкзак Вадика. На клетке хомячка расположилась знакомая кепка… Складывалось странное впечатление, как будто они к Эльке в гости пришли. И даже не просто в гости к ней. В гости к семье.

И Борька понял — Элька впервые хорошо вписывалась в эту обстановку! Да и сама она казалась домашней, что ли…

— А мы тут всё реальность отражаем… — протянула Элька. — Присоединяйтесь! Ты, Борька, нарисуешь меня. А ты, Петька, будешь перерисовывать то, что нарисовал Борька. А потом всё это войдёт в историю…

Борька нахмурился.

— Ты про Аню знаешь?

— Знаю, — сказала Элька. — Вы только Вадику не говорите ничего, ладно? А в этой тарелке мы нарисуем… тоже хомяка.

— Как ты можешь оставаться такой спокойной? — возмутился Борька.

— А про наши способности ты тоже знаешь? — поинтересовался Петька.