Сохранив верность Годуновым, Басманов должен был пролить потоки крови. В числе первых ему пришлось бы арестовать воевод князей Голицыных — истинных вдохновителей заговора. Однако по матери Голицыны доводились братьями Басманову, и он издавна привык считаться с авторитетом старшей по знатности родни. Все это не могло не повлиять на исход дела.
Голицыны понимали, что рискуют головой, и не жалели сил. чтобы втянуть Басманова в заговор. Кроме милостей Бориса, ничто не привязывало Басманова к правящей династии. Переход власти к царице Марии Скуратовой и Семену Годунову не мог не поколебать его верность трону. Между родом Бельских и родом Басмановых существовала кровная вражда. Именно отец царицы Малюта Скуратов положил конец блестящей карьере Басмановых в опричнине. По его навету инициатор опричнины А. Д. Басманов был казнен, а его сын Ф. А. Басманов умерщвлен в тюрьме. П. Ф. Басманов не имел оснований щадить дочь Малюты и его внука царевича Федора Борисовича. Получив предложение примкнуть к заговору, он недолго колебался. Сын знаменитого опричника, Басманов был всецело поглощен собственной карьерой и плохо помнил благодеяния. После взлета в опричнине Плещеевы-Басмановы надолго сошли со сцены, и воеводе предстояла жестокая борьба, чтобы возродить былую «честь» фамилии. Разрядная роспись, присланная в полки после присяги, нанесла удар по честолюбивым надеждам П. Ф. Басманова. Когда дьяк огласил роспись в присутствии бояр и воевод, Басманов, «патчи на стол, плакал с час, лежа на столе, а встав с стола, евлял и бил челом боярам и воеводам веем: "Отец, государи мои. Федор Алексеевич точма был дважды больши деда князя Ондрсева… а ныне Семен Годунов выдает меня зятю своему в холопи князю Ондрею Телятевскому, и я не хочю жив быти, смерть прииму лутче тово позору"».
Басманов не мог смириться с «потерькой» фамильной чести. Но вернее будет предположить, что он искал благовидный предлог для предательства. Примкнув к заговорщикам, Басманов быстро привел дело к решительной развязке.
Силы заговорщиков были невелики. Большинство дворян принесли присягу царевичу Федору и сохраняли верность династии. Мятеж кучки заговорщиков посреди вооруженного лагеря мог быть легко подавлен. И тем не менее заговор в лагере имел успех.
После трех месяцев, прошедших в бесполезной осаде Кром, в правительственной армии произошли большие перемены. Дисциплина в ней держалась, пока дворянское ополчение громило «воров» — казаков и комарицких мужиков. Неудача под Кромами и бездеятельность деморализовали полки.
Дворяне осуждали приказ Бориса, воспретившего воеводам распустить ратных людей на отдых. Они не понимали, зачем царю понадобилось держать 50-тысячную армию под стенами крохотной крепости, для осады которой было достаточно небольшого отряда.
Мелкие помещики не успели оправиться от последствий трехлетнего голода. Многие опасались, что из-за их длительного отсутствия дела в их поместьях придут в полное расстройство. С наступлением весны бегство землевладельцев из армии усилилось. Немало столичных дворян использовали смерть Бориса в качестве предлога для отъезда в Москву «на царское погребенье».
В то время как дворянское ополчение таяло, число «даточных людей» и «посошных» мужиков в лагере росло. Под Кромы был доставлен огромный артиллерийский парк, большие запасы пороха и ядер. Лагерь оказался наводнен «посошными людьми», занятыми перевозкой пушек, подвозом боеприпасов и пр.
Поначалу северские города получили от правительства льготу. Их освободили от обязанности выставлять в поле ратных людей. Однако ко времени осады Кром Борис отменил эту льготу.
Начиная с февраля 1605 г., писал Масса, через Москву каждодневно проходило много ратников, отправлявшихся на помощь войску Мстиславского. Многочисленные отряды снарядили города Тотьма, Устюг Великий, Вычегда и др. Монастыри набирали отряды «даточных людей» из крестьян и служек. При военном лагере возникло торжище. Каждый день окрестные и дальние крестьяне везли на продажу продукты питания и разные товары. Вместе с ними на торг беспрепятственно проникали лазутчики из Путивля с «воровскими» листами. Чем больше ратники в сермягах заполняли лагерь, тем успешнее шла агитация в пользу «истинного царя» Дмитрия.
При Василии Шуйском Посольский приказ объяснил происшедшее под Кромами следующим образом: многие бояре и дворяне разъехались из-под Кром, остались же там «немногие бояре и воеводы, а с ними только ратные люди северских и украинных городов — стрельцы и казаки и черные люди; и те люди… смуту в полках учинили». В предназначенных для поляков объяснениях дьяки намеренно исказили картину, отрицая причастность некоторых бояр и дворян к мятежу. Но они довольно точно уловили роль мелких служилых людей, «посохи» и «мужиков» в последовавшем перевороте.
Отрепьев не имел ни сил, ни решимости, чтобы отважиться на новое сражение с воеводами. Тем не менее он оценил важность полученных из Кром сообщений и в начале мая отдал приказ о выступлении в поход. Участник похода С. Борша писал: «Мы… не дождавшись из Польши на помощь ни одного человека, пошли с царевичем против того войска». Уже после выступления армии хорунжие привели из Путивля подкрепление: около 500 конных шляхтичей — «пятигорцев».
Русские официальные представители отметили прибытие к самозванцу значительных подкреплений из Польши. Они припомнили полякам, как в Путивль к «вору» пришел Ратомский со многими людьми. Отвечая на этот упрек, польские послы заявили, что «Ратомский, отъехавши от него (Лжедмитрия. — Р.С.), долгий час при нем не был» и вернулся к нему в Путивль, когда «ему вже вси люди московские здавалися». Вся миссия Ратомского и вновь прибывших войск свелась якобы к тому, что они «проводили» Лжедмитрия до Москвы.
До прибытия Ратомского численность наемных солдат в путивльском лагере не превышала 300 человек. Несмотря на настойчивые просьбы Корелы и Беззубиева о помощи, Лжедмитрий смог послать к Кромам лишь небольшой отряд Яна Запорского. В письмах из Путивля иезуиты сообщали, что перед походом Запорский принял у них благословение и что вместе с ним выступили 200 рейтаре конями и 100 пеших поляков. Поляки имели самое приблизительное представление о численности повстанческих отрядов. По их словам, к отряду Запорского присоединилось то ли 10 тыс., то ли Зтыс. московитов. Однако сам Ян Запорский в письме из-под Кром сообщал, что с ним было всего 200 конных копейщиков и 800 донских казаков.
На пути к Кромам Запорский получил подтверждение относительно смерти Бориса. 30 апреля 1605 г. он направил донесение об этом гетману А. Дворжецкому. В начале мая Запорский ждал удобного случая, чтобы прорваться в Кромы и соединиться с казаками. Ради достижения этой цели он послал в Кромы трех «шпиков» с письмами, в которых сообщал, что он ведет на выручку 20 тыс. копейщиков и 20 тыс. казаков при 300 орудиях. Вскоре Запорский имел стычку с отрядом татар, несшим сторожевую службу на подступах к Кромам. Поляки разогнали отряд и взяли в плен 150 человек.
Запорский считал, что именно его хитрость и победа вынудили правительственные войска сложить оружие и принести присягу Лжедмитрию. Его оценку приняли С. Борша и Г. Паэрле. В действительности и письма Запорского, и стычка с татарами оказали небольшое влияние на события, происходившие в лагере под Кромами.
Как повествуют русские источники, «в полках под Кромами, немного время погодя после крестного цслованья, рязанцы Прокофей Лепунов з братьею и с советники своими и иных заречных городов втайне вору крест целовали… и, собрався, приехали к разрядному шатру, где бояре и воеводы сидели…». Итак, заговорщики приняли решение о выступлении сразу после завершения церемонии присяги в полках. Тогда же они вошли в тайный сговоре Корелой в Кромах. Весть о приближении войска самозванца укрепила их решимость.
Записи Разрядного приказа не оставляют сомнения в том, что дворяне и дети боярские Рязани и ее пригородов, Тулы, Алексина, Каширы и ряда других заокских уездов выступили на стороне Лжедмитрия «всем городом», т. е. так же, как ранее выступили дети боярские Путивля и южных степных уездов. Различие заключалось в том, что, во-первых, в Рязани сохранялось крупное вотчинное и поместное землевладение и «лучшие» рязанские дворяне издавна несли службу в составе Государева двора; во-вторых, рязанское и тульское дворянство было значительно многочисленнее, чем мелкое поместное дворянство Юга. В Разрядных книгах можно обнаружить следующую запись: «И украинных городов дворяне и дети боярские резанцы, туленя, коширеня, олексинцы и всех украинных городов, удумав и сослався с крамчаны, вору Ростриге крест втайне целовали и бояр и воевод на съезде переимали…» В Разрядных записях пространной редакции сведения об участниках мятежа дополнены некоторыми подробностями: Голицыны и Петр Басманов «подговорили князей и дворян и детей боярских Северских и Резанских всех городов до однова человека; да новгородцких помещиков И псковских и лутцких князей и детей боярских… немногих, и крест Ростриге целовали…».
