Отрепьев не захотел расстаться лишь с верным Корелой. Он пожаловал донскому атаману чины и деньги. Вместе с ним остались в Москве казаки его станицы, вынесшие все тяготы обороны Кром.
Корела был выдающимся предводителем повстанцев. Во главе восставшего населения он чувствовал себя на своем месте. Зато в толпе царедворцев он оказался чужаком. Тут у него было слишком много врагов, и они делали все, чтобы изгнать донского атамана из Кремля. Корела невысоко ценил доставшиеся на его долю почести. В московских кабаках, среди черни он находил себе больше друзей, чем в парадных залах дворца.
Вольные атаманы сделали свое дело, и их карьера должна была оборваться рано или поздно. Корела без счета тратил в кабаках полученные от казны деньги и в конце концов спился. Другой вождь казацкого войска — Постник Лунев — покинул дворец по иным причинам. Послушав совета монахов, он принял пострижение и удалился на покой в Соловецкий монастырь.
С роспуском казачьих отрядов вооруженные силы, возникшие в ходе массовых антиправительственных восстаний на юго-западных и южных окраинах Русского государства, были окончательно расформированы.
Дума
Полагают, что Лжедмитрий провел реформу управления, преобразовав Боярскую думу в «сенат». В доказательство ссылаются на список «сената», написанный рукой Бучинского весной 1606 г. В подлинном польском тексте дума названа «Радой», а ее члены — не сенаторами, а боярами. И лишь на обороте документа имеется помета: «Роспись московским сенаторам».
Дума цепко держалась за старину. Но бояре согласились на учреждение новой должности по польскому образцу. Чин «мечника великого» был пожалован юному князю Михаилу Скопину.
Самозванец значительно расширил состав думы. При Грозном дума насчитывала немногим более 30 членов, при царе Федоре — до 50, при Борисе — 40. По списку «сенаторов» в думе Лжедмитрия числилось 59 членов, а вместе с не названными в этом документе лицами — более 70 человек.
По словам Якова Маржарета, число членов царской думы было неопределенно: при «Дмитрии» оно доходило до 32. Капитан мушкетеров своими глазами наблюдал за деятельностью думы, и не верить ему нет оснований. Видимое противоречие объясняется тем, что добрая половина членов думы служила на воеводстве в городах и на полковой службе. Но и из тех, кто находился в столице, монарх приглашал на заседание не всех. Традиционный состав думы при Грозном немногим превышал 30 человек. Власти следовали традиции.
Дьяк Иван Тимофеев упрекал Расстригу за то, что тот не по достоинству раздавал царские чины, не сообразуясь с породой и возрастом, не по родству и не ради заслуг по службе, но ради услуг весьма постыдных.
В действительности расширение думы было следствием того, что самозванец объединил московскую думу с «воровской». Именно это имел в виду Тимофеев, говоря о постыдных услугах. Государственные преступники, возглавившие мятеж, достойны были виселицы, а вместо этого стали заседать в думе.
Желая иметь послушную думу, самозванец постарался назначить на ключевые посты своих людей. При Грозном пост боярина дворецкого занимали представители знатной семьи Романовых. Князья Мосальские не имели права на этот чин. Но князь Василий Рубец-Мосальский за особые заслуги был пожалован Лжедмитрием в дворецкие, и московская дума не посмела протестовать.
На пост конюшего боярина могли претендовать лишь самые знатные фамилии России или ближайшие родственники государя. Самозванец навязал думе в качестве конюшего Михаила Нагова, бражника, не пользовавшегося авторитетом и не имевшего никаких заслуг перед государством. Его братья Андрей, Михаил и Афанасий Александровичи Нагие, а также Григорий Федорович Нагой стати боярами и заняли в думе высокое положение.
Надев на себя личину сына Грозного, Отрепьев невольно воскресил тень опричнины. В его окружении появились люди, принадлежавшие к самым известным опричным фамилиям, — Бельский, Басманов, Нагие, Татищевы, Пушкины, Зюзины, Воейковы, князья Хворостинины, Григорий Микулин, Михалка Молчанов и др.
Басманов снискал доверие самозванца, и тот поставил его во главе Стрелецкого приказа. Иначе говоря, Петру Басманову было вверено командование стрелецким гарнизоном столицы.
Не менее важную роль играл поначалу племянник Малюты Скуратова Богдан Бельский, знаменитый опричный временщик Грозного. Вернувшись в думу после смерти Бориса Годунова, он поспешил завязать изменнические сношения с самозванцем и стал передавать ему сведения о планах и решениях московских бояр. Его происки помогли Отрепьеву поставить на колени Боярскую думу.
Даже Иван Грозный не решился пожаловать любимцу высший думный чин ввиду его «худородства». Отрепьев не посчитался с традицией и даровал племяннику Малюты боярский чин.
После смерти Грозного Богдан Бельский предложил ввести опричные порядки. При Лжедмитрии он вновь выступил сторонником политики неограниченного насилия по отношению к крамольной знати. Фактически речь шла о возрождении репрессивного режима.
Если бы Бельскому удалось настоять на казни Василия Шуйского, его влияние упрочилось бы. Помилование Шуйского стало для бывшего опричника политической катастрофой.
Богдан Бельский был последним оставшимся в живых душеприказчиком Грозного. Он обладал огромным опытом интриг и в качестве спасителя «царевича Дмитрия» имел шанс занять пост правителя государства. Что помешало ему добиться власти?
Бельский был связан тесным родством с династией Годуновых и не принял участия в убийстве своей двоюродной сестры царицы Марии Бельской-Годуновой. Он примкнул к «вору» в самый последний момент, перед падением Москвы. Знати было ненавистно самое имя богомерзких Скуратовых-Бельских. Носилась молва, что Бельский отравил царя Ивана. Царица Мария Нагая не забыла, что именно Бельский выслал ее с сыном Дмитрием прочь из столицы перед самой коронацией царя Федора Ивановича. Теперь она могла расквитаться с ним.
Когда Лжедмитрий окончательно утвердился в Москве, его боярину и великому оружничему пришлось уйти в тень. Расстрига выслал Богдана из столицы, назначив вторым воеводой в Новгород Великий. Единственный человек, способный обуздать «боярское своеволие», навсегда покинул двор Лжедмитрия.
Неверно было бы думать, будто самозванцу удалось провести в думу всех ближних людей, окружавших его в «воровском» лагере. В наибольшей мере Отрепьев был обязан победой атаману Андрею Кореле. Но пожаловать ему думный чин он не осмелился. Первым боярином из казаков стал позднее Иван Заруцкий.
Ранее других чин боярина получил от «вора» князь Петр Шаховской. Но ни он, ни его сын Григорий не попали в список «сената», составленный польскими секретарями царя. Не числились в этом списке ни Михаил Толочанов, в числе первых принятый в «думу» самозванца, ни Прокофий Ляпунов, возглавивший мятеж под Кромами, ни Наум Плещеев, ни Михалка Молчанов, задушивший царя Федора Борисовича.
Бесстрашный Гаврила Пушкин вел род, подобно Челядниным, от Ратши, соратника Александра Невского. По знатности он далеко превосходил Богдана Бельского, но в отличие от него не получил боярства и должен был довольствоваться одним из низших думных чинов. Лжедмитрий сделал его своим ловчим. Между тем именно Пушкин «смутил» Москву, возглавил переворот в столице. Со времени опричнины видную роль в царской думе играл постельничий. Отрепьев назначил главой Постельного приказа Семена Шапкина, но и он в польский список не попал.
В соответствии с местническими порядками, право заседать в думе имел ограниченный круг представителей знатных фамилий. издавна входивших в думу. Отступления от этого правила были достаточно редкими. В думе Лжедмитрия в подавляющем большинстве заседали члены старых думных фамилий.
Боярская дума осталась по составу органом высшей аристократии, при этом представительство знати в думе значительно расширилось. Список «сената» позволяет выделить те группы Государева двора, на долю которых достались наибольшие милости монарха.