И Книга Вед стала учить царей и волхвов, собравшихся вокруг Сарачинской горы.

И тогда цари, волхвы и кудесники подносили Коляде богатые дары — злато, серебро и самоцветы. И они зажигали свечи, пили все медовую Сурью, также славили Коляду:

— Коляда, наш Коляда! Коляда Святой! Святой, Величайший! Великий — Пречистый! Пречистый и Божий! И Божий Родитель!

Узнал о рождении Коляды также и Чёрный бог Кащей. И пришёл он в сильный страх, ибо ему были предсказаны беды от сына Тарха Дажьбога.

И тогда Чёрный бог, воспользовавшись тем, что Майе пришлось возвращаться в Навь, отнял у неё кольцо, что давало ей силу великую. И так Кащей вновь захватил власть в Подземельном царстве.

И затем остудил он сердце Тарха Дажьбога, силою кольца похищенного. И заточил Дажьбога на Севере, сковал его оковами ледяными. А Майя в Навь низошла, как и было ей от века предначертано…

Но успела она перед тем отправить сыночка Млада Коляду в корзине по водам Смородины в Ирийский сад к Хорсу и Заре-Заренице.

И вот бог Хорс, как и всегда поднявшись на утренней ясной зорьке, пошёл ко речке Смородине, дабы омыться чистой водою и помолиться Роду.

И нашёл Хорс корзину у берега речки, сиявшую светом небесным. Но не было в той корзиночке злата, а был в ней Млад Коляда.

И взял он его с собою на горушку Алатырскую во светлый Ирийский сад…

И вот радость на небе и на земле. На Алатырь-горе в Ирии светлом бог Коляда.

В Ирии его вновь нашли волхвы-колежане. Они пришли, ведомые Путеводной Звездой. Ворота в Ирий колежанам открыл Небесный Златорогий Олень. И они вошли, славя Коляду и Овсеня, Хорса и Зарю Зареницу, Майю Златогорку и Тарха Дажьбога.

Потому и ныне в святки-колядки колядовщики, подобно волхвам, следовавшим за Звездою, ходят по дворам и ищут Коляду, а найдя его, так поют:

— Мы ходили, мы искали Коляду святого на небе и на земле… А нашли его в светлом Ирии! Как во первом тереме — Красно Солнышко, во втором тереме — часты звёздочки, в третьем тереме — ясная Заря.

Колежане, войдя в терем Хорса Сурича, увидели, что младенец Коляда покоится на руках у Зари-Зареницы.

Рядом на серебряной скамеечке — Хорс Суревич. И у Солнцебога Хорса — золотая борода и усы. А у Зари-Зареницы — кудри светлорусые, рассыпающиеся серебром по её плечам белым. И тут Хорс и Заря усадили колежан за стол.

На богато убранном столе колежане увидели три кубка золотых: первый с мёдом-Сурьей, второй — с пивом Хомой, а третий — с Абритою. Сурью медовую пил из кубка Хорс, Хому — Заря-Зареница, а Абриту — бог Коляда.

В златоверхом тереме у Хорса Сурича было три окна высоких. В одно окошко вошло Красно Солнышко, во второе вошёл светлый Месяц, а в третье заглянул частый Дождик.

Стали гости-колежане спорить — кто из них важнее да людям нужнее.

Солнце Красное сказало, что оно всех выше, так как оно освещает весь мир.

Месяц сказал, что он — нужнее, так как светит ночью, в отличье от Солнца, когда вокруг кромешная тьма.

А Дождь сказал, что полезнее он, ибо он окропляет и жито, и пашни, оттого растёт хлеб, и огнищане варят пиво к весёлому празднику.

— Нет, над всеми вами — Коляда сын Дажьбога! — возразили им колежане. — Скажет Солнцу бог Коляда «Свети!», светит Солнце. Скажет Месяцу — тот воссияет. Скажет Дождику: «Дождь, омочи Землю Мать, чтоб родилась рожь и пшеница!» И тотчас пойдёт благодатный дождь! Будь прославлен Млад Коляда!

Как Колядушка-бог родился, так на землю он спустился, в путь-дороженьку снарядился. И учил он юношей и девиц, как им Бога Вышнего прославлять и зимою как колядовать.

И затем отца Дажьбога ото льдов Коляда освободил, чтоб Весна приходила и счастье Вышний Тарх Дажьбог в мире всем дарил!

Лик же бога Коляды — Солнце Красное! А в руках его — Книга Ясная! Пел Колядушка, бог младой, — песни ясные и прекрасные!

После ухода супруги Тарх Дажьбог остался один-одинёшенек.

Майя Златогорка низошла в Навь. Там дух её слился с духом богини Смерти, что есть тень Марены Свароговны. Не потому ли Марене потом так приглянулся Дажьбог, что она решила его приворожить?

Марена решила заклясть сына Перуна и поселить в его сердце любовную тоску. Растопила она печку муравленую, и бросила в неё прах от следов, оставленных Дажьбогом, да стала шептать наговоры сердечные:

— Вы пылайте, следочки Тарха, вы горите в печке муравленой! И пылай в Дажьбоге Перуновиче по Марене душа его светлая! Чтоб не мог Дажьбог жить без душеньки, чтоб не мог без меня он ни есть, ни спать! Подымайтесь, дымочки, из печечки, подымайтесь вы, ветры буйные! Соберите тоску ту тоскучую со всех вдов, сирот, с малых детушек, соберите со света белого, понесите её в сердце ярое — молодого Тарха Перунича! Поселите тоску ту тоскучую, дайте и сухоту сухотучую в его кровь, и в жилы, и в печень! Будьте крепче булата, слова мои! Ключ к словам моим в небесах, а замок в морской глубине, проглотила замок этот рыба-кит. Рыбу-кит не добыть и замок не открыть! А кто рыбу добудет, замок отопрёт — гром того убьёт и спалит огонь!

Как тут после такого заговора любовного не потерять было голову? И Дажьбог Перунович полюбил Маренушку Свароговну любовью колдовскою, навороженной.

А в то же время к Марене сватался и Кащей Чернозмеевич, но Дажьбог так распалился страстью, что решил отбить у соперника прелестницу черноглазую.

Однако Марена, хоть и сама глаз положила на Дажьбога, замуж всё же хотела только за Кащея. Тоже ведь жених хоть куда, загляденье: сам знатного рода, сын Вия Змеича и Матери Сырой Земли, да ещё и внук самого Чёрного Змея и владыка всего Навьего царства! А Тарх Дажьбог — всего-то сын русалки.

«Мало ли что Дажьбог хорош, да пригож собою, — рассуждала Маренушка Свароговна. — Да ведь Кащей-то Виевич много богаче, и род его подревнее будет, и ему подчиняются все силы тёмные! С ним я и буду царицею полумира!»

Но Дажьбог вовсе не хотел быть только полюбовником Марены — царицы Нави, как та того пожелала.

И уж не рада она была вызванной ею страсти весеннего бога. А уж он-то ей прохода не давал, в тереме её в стенах деревянных ветки вырастали, листьями и цветами покрывались, а на росписях под потолком соловьи оживали и песни распевали.

И когда Тарх Дажьбог стал слишком уж её донимать, она предложила ему выпить заговоренный мёд. Только Дажьбог его отведал, как у него на голове заветвились рога — и Дажьбог обратился в Златорогого Оленя. О сём волхвы и вспоминают поныне в середине лета, в день Медового Спаса. И видится им, как по миру бежит Дажьбог как Олень Золотые Рога.

…Не стучит, не гремит копытами, а калёной стрелою летит Олень! У Оленя копыта серебряные, у Оленя рога — красна золота!

— Ты куда летишь, молодой Олень? — спрашивают его тогда волхвы.

И отвечает им Олень Златорогий:

— Я бегу, я лечу ко речной воде… Нужно в воду Оленю копытом ступить, тем копытом серебряным воду студить!..

Вновь же обратила Марена Златорогого Оленя в Тарха Дажьбога только после того, как Перун пригрозил испепелить её молнией.

И так Марена была всё же вынуждена выйти замуж за бога весны, как зима поворачивает к лету. Хоть, впрочем, это можно толковать и иначе: Дажьбог женился на Марене, как лето поворачивает к зиме…

И тогда они пришли ко Ирийским горам ко Сварогу-отцу во небесную кузню. И сковал им Сварог по златому венцу, и сыграл Дажьбог Тарх Перунович со Мареною вскоре свадьбу.

Солетались на свадьбу весёлую птицы со всего Света Белого. Ударялись птицы о Матушку Землю, обернулися во ясуней и Дажьбога с Мареною прославляли. И сплела им Леля любви венок, подарила Рось голубой платок, подарила Лада гребёночку: коль махнёшь платком — будет озеро, а гребёночкой — встанет тёмный лес.

Стали тогда гости на свадьбе гулять, и пить, и есть, и плясать.

И плясала на свадьбе Жива Свароговна. И кружилась она всем на диво: правой ручкой махнёт — встанет лес и река, левой ручкой — летят птицы под облака.