Я долго шла пешком по улицам Москвы, пока, наконец, не оказалась в переулке между Кропоткинской и Остоженкой. И сразу узнала особнячок, куда однажды забегал Игорь, оставив меня на улице, потому что не хотел знакомить с мачехой. Теперь я вновь стояла перед этой закрытой дверью и на что-то надеялась. На что? Наконец решилась, позвонила и вздрогнула, услышав женский голос:
― Кто там?
Мое имя ничего бы не сказало, поэтому я ответила:
― Отворите, дело касается Игоря!
― Вот оно что... Входите, входите, ― довольно приветливо отозвался женский голос, и дверь широко отворилась. Я шагнула за порог и очутилась в передней, большой квадратной комнате, сплошь уставленной стеллажами с книгами.
― Проходите, не стесняйтесь, ― сказала женщина.
Я двинулась за ней по длинному коридору и оказалась в хорошо освещенной комнате, где за круглым столом с начищенным самоваром сидели еще две женщины.
― А мы вас ждали, ― сказала пожилая, красиво причесанная дама, жестом приглашая к столу. Увидев мое удивление, продолжала:
― Это меня вместе с Игорем вы должны были встретить на вокзале утром, но Игорь неизвестно почему опоздал на поезд, и так как мы с вами не знали друг друга, то разошлись. Я так и решила, что вы зайдете сюда, ― заключила она.
― Тетя рассказала нам, как вы тяжело переживали разлуку с Игорем, как он вынужден был звонить вам, чтобы успокоить, ― подхватила молодая девушка, и я поняла, вспомнив рассказы Игоря, что это сестра Наташа.
― Ведь вы, кажется, из простой семьи, у вас нервы должны быть покрепче, ― с ехидцей сказала женщина, отворившая мне дверь.
Мачеха, догадалась я.
― Причем здесь нервы, разлука и прочее! ― закричала я.
― Игорь украл у меня казенные деньги и звонил, каждый раз уверяя, что они целы, что он везет их обратно, и вот его нет, а у меня с понедельника ревизия! ― И, к своему стыду, я громко зарыдала.
― Боже мой! Какой ужас! Какой кошмар! ― раздавались вокруг меня восклицания. ― Выпейте воды, успокойтесь!
Наконец мне удалось взять себя в руки; я промокала распухшее лицо платком, женщины сочувственно вздыхали.
― Как жаль, что нет папы, ― сказала Наташа. ― Он бы что-нибудь придумал!
― Хорошо, что его нет, с его сердцем он бы не пережил второго удара, ― возразила мачеха.
― Подумать только, украл казенные деньги у отца, а теперь вот и у жены, ― сказала тетя и поправила рукой прическу.
― Нет, нет, не говорите, он болен. Он клептоман.
― Но вы мне поможете? ― робко и тихо спросила я.
― Милая, чем же мы вам поможем? Денег у нас нет, да если бы и были, мы не смогли бы их одолжить вам. Как бы вы их-вернули, при вашей нищенской зарплате? ― жестко сказала мачеха и презрительно оглядела меня с ног до головы, одетую в бумазейное платье, нитяные чулки и простенькие туфли. Я сидела как оплеванная и не имела сил встать и уйти.
― Надо было осмотрительнее выходить замуж, дорогая, ― продолжала мачеха. ― Вы так мало знали Игоря, а выскочили за него, за двадцатилетнего мальчишку, у которого в голове одни завиральные идеи. Он ведь даже учиться не стал; с таким трудом я устроила его в Политехнический институт, а он и первого семестра не окончил, решил, что со своей внешностью будет знаменитым актером кино или, на худой конец, писать сценарии.
Невозможность достойно ответить на оскорбление, подлинная биография Игоря, классовая ненависть, предстоящая ревизия ― все вместе сделало свое дело: я выхватила из сумки тяжелый сверток и бросила на стол:
― Не нужна мне ваша помощь! Ничего от вас не нужно! ― закричала я. ― Вот, возьмите! ― Сверток лопнул, червонцы покатилась по столу. ― Он дал мне их перед отъездом! Небось, тоже краденные! Вам пригодятся, а мне ничего, ничего не надо!
Под испуганные возгласы я пронеслась по коридору и, едва не выломав замок, выскочила на улицу.
Правда об Игоре ошеломила ― вся наша семейная ячейка оказалась выстроенной на лжи, и эта ложь породила много других, а расплатой за них ― бесчестье и презрение. Жить с таким грузом казалось невозможным.
Но уйти просто так, молча, я не могла ― нужно было написать последние письма: Игорю, чтобы излить свою горечь и гнев, и маме, чтобы попросить за все прощенья...
В моей комнате горел свет. Безумная мысль, что приехал Игорь, что все, что я о нем узнала, ― неправда, подхватила меня как вихрь. Влетела на второй этаж, толкнула дверь комнаты ― и... навстречу поднялась мама, моя мама, которая прежде у меня никогда не бывала.
― Мамочка! ― закричала я и кинулась ее целовать с такой страстью, что та даже оторопела.
― Ну, будет тебе, будет, ― отвечала мама и гладила мои волосы. ― У тебя все в порядке? Что-то сны нехорошие про тебя вижу. Какое уж воскресенье к нам не едешь. Вот, решила проведать. Добралась кой-как, а тебя нет... Хорошо, сторожиха в комнату пустила, успокоила, сказала, на совещание вызвали.
― Она у нас молодец, во всем разбирается! ― сказала я, чувствуя, как проходят мое отчаяние и боль.
― А где же Игорь? ― спросила мама.
― В командировке, в Ленинграде, ― чуть наигрывая веселье, сказала я. ― Обещал ненадолго, да что-то задерживается.
― Ну, и слава богу, что у вас все в порядке, ― сказала мама. ― Ты уж, доченька, угости чайком. Что-то без тебя не хотелось ни пить, ни есть.
И я стала хлопотать насчет чая и ужина. Потом я ей постелила, и мама уснула. Мысли о самоубийстве вдруг оставили меня. Казалось кощунством даже подумать об этом, когда в моей постели спокойно спала мама. Писать Игорю тоже расхотелось. Я легла на кушетку и мгновенно уснула.
Солнце заливало комнату, когда я открыла глаза. Мама, уже одетая, сидела рядом и тихонько, как в детстве, поглаживала мои волосы.
Потом мы долго гуляли по дачному поселку Пушкино, недавно получившему статус города. По зеленым, тенистым улицам мы добрались до ложбины, где струилась речка Уча.
Мама временами замечала, что я слишком молчалива и что говорит все она да она, а я отшучивалась:
― В моей семье два человека, а у тебя шестеро.
Обедали поздно. Сумерки заглядывали в комнату, когда мама заторопилась домой. Я проводила ее к поезду.
Прежде чем войти в вагон, она трижды перекрестила меня: Смотри, не твори глупостей. Храни тебя Бог!
Случайный знакомый
Поезд ушел и, втянув голову в плечи, я брела по платформе. Вдруг кто-то тронул за плечо. Оглянулась. Передо мной стояли, держась под руку, хорошо одетые мужчина и женщина. Я посмотрела на них с недоумением ― что нужно от меня этим незнакомым людям?
― Рая, вы не узнаете нас? ― спросил мужчина. ― Помните, в АРКе нас познакомил Игорь Винавер!
― О, да, ― воскликнула я. ― Вы... Николай Лисоцкий?!
― Так точно, ― засмеялся он. ― А это дама моего сердца.
― И он представил мне женщину, имя и фамилию которой я тут же забыла.
― А где ваш дорогой супруг? Мы приглашены на день рождения в одну очень интересную семью и хотели бы захватить вас.
― Игорь в командировке, а мне не до гуляний, ― сухо ответила я.
― Ну, уж нет, ― не отставал Николай. ― Раз я вижу такое кислое настроение, так тем более желаю вас развлечь!
― Ну, конечно, пойдемте, ― вмешалась женщина, ― пойдемте непременно... Там всегда угощают очень хорошо, у них французский стол, и музыка, и танцы....
― А дача какая прекрасная! Вы не знаете дачу Шабад? ― спросил Николай.
― Нет, не знаю.
— Тем более надо пойти, посмотреть... И здание старинное, замечательное, и сад, и цветники бесподобные! Нет, вы должны пойти.
И я позволила себя уговорить. Зашла домой, надела выходной костюм и, присоединившись к паре, отправилась на незнакомую дачу. Вероятно, находилась она недалеко ― погруженная в стоячий, безвыходный ужас, дороги я не запомнила.
Было уже совсем темно. Толкнули калитку, прошли по дорожке среди высоких, остро пахнущих растений и поднялись на застекленную террасу необъятных размеров. Огромный стол был уставлен блюдами с закусками, вазами с фруктами и батареей бутылок. При нашем появлении сидевшие за столом гости весело зааплодировали. Небольшого роста человек с лицом смуглым и носатым, с кудрявыми черными волосами подскочил к Николаю:
