И тотчас же, во весь рост, перед моими глазами предстал «обновленный» с ног до головы Игорь.

Как была, в пальто, в шляпке, села на пол, на разбросанные бумаги, и заплакала.

Это были мои деньги, с отчаянием думала я. Не дала добровольно ― взял сам! Но откуда золотые, ведь он получил их на командировку, значит, поступил работать? И при этом ограбил меня? И поэтому плакал? О, эти крокодиловы слезы!

Злость и отчаяние душили меня. Надо заявить, и немедленно!

Полная решимости, спустилась вниз, в канцелярию. Но тут мной овладели сомнения. А вдруг я не права? Заявив подозрения на Игоря, я навсегда потеряю его ― ведь такое нельзя простить! Ах, отчего я не взяла у него номер телефона тетушки, у которой он собирался остановиться?

Заявлять? Не заявлять? Я сжимала руками чудовищно заболевшую голову и не знала, что делать. И вдруг ― телефонный звонок:

― Вас вызывает Ленинград, ― сообщила телефонистка.

Я облегченно вздохнула: значит, не он.

― Дорогая, я с таким трудом дозвонился, ― услышала я взволнованный голос Игоря. ― Послушай меня, не перебивай. Ты, наверное, обнаружила пропажу... Не волнуйся... Я взял это на всякий случай, боялся не застать Магду, а времени было мало, я забыл про субботу... прости... Они целы, боялся тебе отдать, испортить нашу разлуку... ― Он говорил, не давая мне вставить слова. ― Потерпи... Встречай меня утром пятого... Я непременно буду, и все будет в порядке.

― Как ты мог, как ты мог! ― кричала я, но он как будто не слышал и все повторял:

― Встречай в половине шестого, я буду, буду..., ― и разговор оборвался.

Я тупо смотрела на телефон, словно ожидала от него помощи, и не могла сдвинуться с места. Да и куда идти? Заявлять в милицию на собственного мужа!? Боже, какой позор! А если он пятого приедет? Тогда все обойдется без шума, он привезет деньги... И всего-то нужно подождать каких-то три дня... Поеду сейчас в Москву, куплю марки на деньги, что получила в пятницу, и оклею дела, которые назначены слушанием на понедельник и вторник, а в среду утром встречу его ― и сразу в банк. И все обойдется! Нельзя же, в самом деле, быть такой жестокой и сразу заявлять в милицию ― ведь он не скрыл свой поступок, а сразу о нем сообщил! Нельзя так жестоко наказывать человека, который ошибся...

Я съездила в Москву, привезла марки, обклеила ими не те дела, на которые они были внесены, а назначенные к слушанию раньше. Иски с большими пошлинами должны были слушаться только во второй половине июня. А к этому времени, подумала я, наведу полный порядок. Суммы, поступившие в понедельник и во вторник, вместе с полученной зарплатой тоже потратила на марки и осталась ночевать у брата в городе, чтобы не опоздать к поезду, с которым приедет Игорь. Брату о поступке Игоря рассказывать не стала.

Игорь позвонил еще раз, подтвердил, что непременно пятого будет, и просил приехать на вокзал для встречи пораньше, так как билета еще не достал.

И вот с раннего утра я уже топчусь на платформах, куда один за другим прибывают поезда из Ленинграда. Но Игоря нет! Полная отчаяния, вернулась на работу. Не успела переступить порог канцелярии, раздался звонок. Как сумасшедшая бросилась к телефону.

― Прости, прости меня, ― раздался взволнованный голос Игоря. ― Я не успел предупредить, что достал билет только на седьмое. Встречай обязательно, ровно в 9 утра.

И последовал отбой. Моих возмущенных реплик он как будто не слышал. Что было делать? Я завязла по уши. Оставалось только верить и ждать! А еще ― хитрить и изворачиваться. Задерживать не оклеенные марками дела, писать повестки, что якобы дело откладывается из-за перегруженности и переносится слушанием на более позднее число.

И вот седьмое! Как штык стою на платформе вокзала, куда прибывает девятичасовой поезд. Но все приехавшие прошли, перрон опустел, а Игоря не было!

Сознание мутилось. Куда же завел меня «мой ум», которым я гордилась и который признавали знавшие меня люди? Где были мои глаза? Ведь не однажды я ловила себя на недоверии!

И что теперь делать? Он играет со мной, как кошка с мышью! А я кругом обманута и обесчещена. И некого винить ― только себя!

Магда!

Я, конечно, уже не очень верила в «выигрыш», но все-таки долго блуждала по дворам Большой Бронной, заглядывала в каждый похожий подъезд, в котором когда-то побывала с Игорем. Несколько раз ошибалась, звонила в чужие квартиры ― ведь точного адреса не знала, но вдруг ― удача! Отворивший дверь мужчина, сказал, что да, Магда живет здесь. Я представилась:

― Жена Игоря Винавера.

― Заходите, ― любезно сказал он. ― Магды сейчас нет, уехала к родным в Обоянь.

― Как жаль, но, может, тогда вы отдадите мне чемоданчик... Он такой желтый, из фанеры.... Игорь оставил его у Магды. Он говорил, что она поставила его в шкаф.

― Пожалуйста, ― ответил мужчина и широко распахнул дверцы шкафа. ― Смотрите!

В нос ударил густой запах нафталина. Но никакого чемодана здесь не оказалось. Я успела подумать, что отъезд Магды не случаен, но, вспомнив поведение Игоря, тут же эту мысль прогнала: и здесь был обман!

Вечером на работе снова раздался междугородный звонок. Не хотелось даже брать трубку. Я поняла тактику этого человека. Своими звонками он, внушая надежду, держал меня на привязи, удерживая от таких шагов, которые могли бы его разоблачить. Я уже не верила в его возвращение. Звонки повторялись, настойчивые и громкие. Подбежала к телефону моя помощница:

― Раечка! Тебя! ― И, передавая трубку, сказала, смеясь: ― Твой любимый муженек, жить не может, не послушав твой хрустальный голосок.

― Милая, родная, ты, наверное, измучилась, а у меня все не получается выехать. Теперь точно, девятого, не сомневайся! Я так скучаю без тебя!.

― Довольно издеваться! ― закричала я, забыв, что нахожусь в комнате не одна. ― И девятого будет та же картина! Не верю, не верю я тебе!

― Нет, нет! Поверь! Билеты у меня в кармане, вот и тетя подтвердит. Мы выезжаем с ней вместе!

Тут же в трубке зазвучал женский голос:

― Ну, зачем так волноваться? Вы Игоря совсем извели. Надо потерпеть, ― увещевала меня тетя, воображая, вероятно, что мое состояние вызвано только разлукой, а может быть, и ревностью. ― Я подтверждаю, завтра мы выезжаем вместе, в одном вагоне и купе. Билеты у нас на руках. Встречайте, ― закончила она нашу беседу.

Я долго держала трубку, слушала протяжные гудки и думала, что напрасно поднимала панику, что, конечно, Игорю верить можно и нужно, и постепенно радость пришла на место отчаяния: еще сутки, и я буду свободна от гнета подозрений и недоверия и успею вовремя обклеить дела.

Я не запомнила, в .какое время они должны были приехать, а потому отправилась ― якобы за марками, как всегда по субботам, ― самым ранним поездом.

Я бегала с платформы на платформу, куда подходили поезда из Ленинграда, стояла целую вечность у выхода, но их не было ― ни Игоря, ни тети, которую я, правда, никогда прежде не видела. И я поняла ― меня разыграли: к этой женщине, говорившей со мной по телефону, Игорь и уехал в Ленинград и ради нее обворовал меня.

«Погибла, погибла», ― застучало в голове. Захотелось тут же, сразу, покончить со всем этим ужасом и обманом, но удержала ярко блеснувшая мысль: « А может, Игорь и рассчитывает на мою слабую психику и для того именно и вызывает на вокзал? Чем плохо ― я брошусь под поезд, он останется в стороне, и преступление никогда не обнаружится. Ну уж нет, фигушки!»

Я так разозлилась, что приняла решение немедленно пойти к Игорю домой и, если нет отца, рассказать все мачехе и сестре. Но вспомнила, что сделать это можно только вечером, ибо уполномоченный губсуда назначил на субботу совещание для секретарей.

Уполномоченный объявил, что к нам едет ревизия:

― В уезде десять участков, к кому и когда приедут ― неизвестно. Начинают с понедельника. Всем быть готовыми.

Проверьте своевременность исполнения приговоров и решений, ― попросил он.

Я слушала и готова была сквозь землю провалиться! Совсем недавно он лично проверял наш участок и был очень доволен. А на одном из совещаний ставил мою работу в пример. А теперь? Что будет теперь? Какой позор! Позор не только для меня, со мной-то все кончено... Но позор ляжет и на этого человека, который всегда со мной был так добр и ласков, думала я, не слушая ораторов, старых секретарей суда, делившихся с молодежью опытом работы. И при первой возможности с совещания улизнула.