Беседа протекала за столом, прямо в кухне, весело и непринужденно. Помню, Леонтьева горевала, что она не в театре, а на телевидении. Все утешали ее и предсказывали, что она «прославится» и там. И действительно, она стала народной артисткой.

Отдохнув, мы отправлялись вновь в НИКФИ, чтобы продолжить озвучание картины, музыку к которой написал К. Молчанов... Выпустить картину к 40-летию мы все-таки успели. Уже 5 ноября ее посмотрел Хо Ши Мин со своей делегацией, а затем и другие делегации. Картина получилась впечатляющая, несмотря на спешку, с которой делалась

Ваня продолжал чувствовать себя неважно. К счастью, в институте относились к нему с сочувствием и пониманием, поэтому мы смогли уехать на некоторое время во Внуково, куда нас пригласила Зина Маркина, и там встретили Новый год. Было очень весело и непринужденно. Младшие наши дети и Зинины племянники веселились, радуясь предстоящим каникулам, которые им предстояло провести здесь, в этом большом удобном доме, стоящем на огромном участке в окружении великолепных сосен.

Это место ― называлось оно поселок «Московский писатель» ― мы знали еще с 1954 года и очень его полюбили. Это было связано с рождением Ванечки, появившегося у Сони в июне и нареченного так в честь дорогого отчима. Ребенок почти все время болел, был очень беспокойным, так что отец и мать не видели в это лето покоя. Помню, качает Костя Ванечку в коляске, убаюкивает, а я и говорю ему:

― Вот видишь, к чему приводит ранняя женитьба? Тебе бы сейчас гулять да гулять по горам и морям, а ты должен качать младенца. Небось раскаиваешься, что так рано обзавелся семьей?

Конечно, молодость брала свое, любил поспать; не успевал порой даже убрать за собой, когда бежал к поезду, чтобы успеть на занятия в университет.

Как-то Костя привез неожиданное известие: бабушка, у которой они до сих пор жили и которая получала за это с нас триста пятьдесят рублей, отказалась их пустить с ребенком. Попытки снять комнату еще у кого-нибудь потерпели фиаско: с маленьким ребенком не пускали. Поделилась своими заботами на студии. Один сценарист посоветовал поговорить с Зиной Маркиной. Встретились. Она сказала, что у нее есть большая дача во Внукове, но она еще не приведена в порядок после войны, очень запущена и нуждается в ремонте, и если мы произведем его ― «то, пожалуйста, живите». Поехала туда. Договорились, что ремонт произведем в двух нижних комнатах и в кухне, где была большая печка. Сделали вторые рамы. Всюду вставили стекла. Побелили потолки и покрасили пол. Оклеили стены обоями, и комнаты приняли вполне благопристойный вид. Сообщение с городом было хорошее ― до станции 20 минут пешком, а поезд до Москвы шел немногим больше получаса. Так наши «молодые» с ребенком поселились на даче. А когда я нашла няню, то и Соня смогла продолжить обучение на филфаке.

Ребенок продолжал болеть, был слабым, хилым, и оставлять его на чужие руки было страшно. Я разыскала доктора Виленкина, который когда-то спас вместе с Ланговым нашего Эдика, и привезла его на дачу, После этого визита, при соблюдении указаний доктора, дело у Ванечки пошло на лад. Думаю, что этому способствовал и свежий воздух, которым до 1956 года дышал ребенок.

Зина за житье на даче зимой денег не брала, засчитала ремонт, летом же мы платили. К сожалению, наши хорошие отношения чуть не испортила Раиса Ивановна, мать Кости. После того как она побывала у ребят в гостях, она сочла «своим долгом» высказать Зине по телефону свое неудовольствие тем, что «комнаты и кухня слишком близко расположены от входа, печи плохо топятся» и т.п. Взбешенная Зина накричала на меня и успокоилась лишь много времени спустя, когда, наконец, поняла, что я к этой «критике» никакого отношения не имею. А молодежь нас за выбор такой квартиры не упрекала.

А между тем мы готовили им подарок ― кооперативную квартиру. Когда умер С. И. Вавилов, Иван Васильевич, потеряв надежду на получение квартиры от Академии наук, вступил в ЖСК, созданный при БСЭ. Когда же наш жилищный вопрос так удачно разрешился, он не вышел из кооператива ― в расчете на то, что он пригодится Соне. Мы ни слова не говорили об этом детям, боясь, что Костя получит направление на работу не в Москву и наличие квартиры может помешать им выполнить свое «назначение». Когда же Костя окончил физфак и был оставлен в Москве, мы раскрыли «секрет». В день рождения Сони мы писали ей:

«1 октября 1955 г.

Дорогая дочка,

Поздравляем тебя с днем рождения. В этом году он у тебя особенный ― началась трудовая жизнь. Желаем больших успехов на избранном тобой трудном пути. Есть большая радость в том, чтобы идти дорогами, которые не являются «протоптанней и легше».

Все главное для успеха у тебя есть: ум, превосходный муж, чудесный сын. Что еще нужно? ― Ах, да! Нужна еще собственная квартира. Но и она у тебя есть...

Мы видим недоумение в твоих глазах.

Пришла, однако, пора раскрыть наш с мамой секрет. Мы давно вступили в жилищно-строительный кооператив БСЭ, и дом, на четвертом этаже которого имеется предназначенная для тебя квартира, уже возвышается до восьмого этажа. Мы надеемся, что к новому году он будет увенчан крышей. Мама и я были так хитры, что даже подыскали для тебя работу рядом с этим домом: твоя школа, в которой ты сейчас работаешь, почти в двух шагах от него. С районом Черемушек ты, таким образом, познакомилась не случайно, а по заранее задуманному плану, так сказать, по нашему «провидению».

К сему мы прилагаем план твоей будущей квартиры, заселения в которую тебе осталось сравнительно недолго ждать. Все взносы за нее уплачены. Тебе останется, когда все будет готово, получить ключи, открыть двери и завести сверчка, который, кажется, нужен для уюта и семейного счастья. Мы думаем, что твой брат Дмитрий, поселившись рядом в качестве твоего соседа по квартире, составит вам хорошую компанию.

Таков наш подарок тебе. Целуем крепко.

Твои Мама и Папа.»

Летом состоялось новоселье. В дом, расположенный недалеко от Университета пришлось поселить и Эдика, к тому времени выселенного из общежития: не хватало мест для иногородних студентов. Помню, обставив его комнату, я села на двуспальную кровать и сказала:

― Вот зайдет сюда какая-нибудь краля, оглядится и останется здесь.

Под Новый 1958-й год Ваня чувствовал себя настолько хорошо, что стал лично смотреть те дачи во Внукове, о которых было известно, что они продаются. И вот однажды ему захотелось посмотреть одну дачу. Но для этого пришлось преодолевать овраг. Маленький деревянный домик был занесен снегом по самые окна. Я уговорила Ваню удовольствоваться осмотром издали. На обратном пути, поднимаясь по склону, он стал хвататься за сердце. Мы больше стояли, чем шли, нитроглицерина наглотался уйму ― не отпускало. Тогда я оставила его у дома Орловой и Александрова, усадив прямо на снег, а сама побежала к дому Маркиной, надеясь, что тринадцатилетний Володя, уже лихо водивший нашу машину(конечно, без прав), еще там. Надежда оправдалась. Мы спешно подъехали к лежавшему на снегу Ване. А он уже улыбается:

― Может, не ехать в Москву? Вроде мне лучше.

― Ехать, только ехать, ― закричала я.

Мы подхватили его под мышки и усадили в машину. И хоть хорохорился, а уже через некоторое время не выдержал ― сник. Дома сразу вызвала «неотложку» и послала Володю на Арбат, чтобы за любые деньги привез из платной поликлиники медсестру и пиявки. Приехавший врач одобрил мои действия, сказал, что пиявки в данном случае ― самое нужное для больного лекарство. А поступила я так потому, что в июне 1957 года, после многих консультаций врачей и профессоров, один из них сказал: «Сразу надо было поставить пиявки, может быть, инфаркта бы избежали». Теперь приступ стенокардии был снят почти сразу ― благодаря пиявкам. Но этот случай показал, каким шатким стало Ванино здоровье; я не спускала с него глаз, благо, весь январь была в отпуске. С тяжелым сердцем вышла на службу. Ваня тоже приступил к своей работе.