Позднее Горбачев утверждал, что к началу 1989 г. он уже был готов вывести все советские войска из Центральной Европы, но собирался делать это неспешно, главным образом не из-за геополитической обстановки, а потому что был связан по рукам и ногам у себя дома. В подтверждение этих слов Черняев пишет: «Было опасение, что, если мы начнем выводить войска, поднимется вой: за что мы сражались, за что миллионы наших солдат погибали в Великой Отечественной войне? Почему мы от этого отказываемся? Горбачев в то время очень болезненно относился к таким моментам»{1206}.
Горбачев был еще больше озабочен тем, какую позицию займут в отношении его реформ администрация Буша и правительство ФРГ. В Вашингтоне новые люди у власти относились отрицательно к «роману» Рейгана с Горбачевым, планам безъядерного мира и т. п. Роберт Гейтс, Ричард Чейни и Брент Скоукрофт не воспринимали всерьез горбачевские призывы к «новому мышлению», считая их в лучшем случае неискренними, а в худшем — намеренным обманом. Даже вывод советских войск из Афганистана, завершившийся в феврале 1989 г., не поколебал их в этом мнении. Прагматик и сторонник баланса сил Скоукрофт объяснял этот шаг необходимостью «перегруппироваться после поражения». Его вывод: «Приоритеты СССР не изменились, а просто сузились»{1207}.
Тем не менее к лету 1989 г. президент США Джордж Буш и госсекретарь Джеймс Бейкер пришли к заключению, что им все же придется иметь дело с Горбачевым. Более того, они поняли, что личность Горбачева играет очень важную роль. «Слушайте, этот парень и есть "перестройка", говорил Буш сомневающимся экспертам. Он не придал значения анализу, проведенному советским отделом ЦРУ, который показывал, что Горбачев теряет контроль над событиями и не может являться надежным партнером в долгосрочном плане. В июле Буш отправился в Польшу и Венгрию, где поддержал коммунистов-реформаторов и призвал националистов, жаждавших свергнуть коммунистический режим, не раскачивать лодку. Эта поездка и личные беседы Буша с Горбачевым развеяли опасения советского лидера{1208}. В сентябре 1989 г. Шеварднадзе и Бейкер провели переговоры на ранчо госсекретаря США в Вайоминге. Присутствовали только ближайшие помощники и переводчики. Шеварднадзе с откровенностью, поразившей американцев, рассказывал о кризисных проблемах, с которыми начал сталкиваться Кремль, о разногласиях внутри руководства, о растущем недовольстве среди военных. Шеварднадзе и Бейкер расстались друзьями, и эта дружба в дальнейшем пережила распад СССР{1209}.
Волновала Горбачева и позиция правительства Западной Германии, в том числе в отношении ГДР. В советском политическом классе, если не считать горстки приверженцев «нового мышления», внешнеполитические и военные круги по-прежнему с подозрением косились на ФРГ. Сам Горбачев в течение двух лет отказывался встретиться с канцлером Гельмутом Колем из-за того, что тот сравнил его перестройку с геббельсовской пропагандой. Тем не менее к концу 1988 г. Горбачев принял Коля в Москве и сумел установить с ним прекрасные личные отношения. Их дружба не замедлила отразиться на внешней политике СССР в германском вопросе, один западный ученый описал это событие как «замену одного союзника на другого» — ни много ни мало. В то время как между Кремлем и Бонном произошло резкое потепление, отношения Горбачева с руководством ГДР становились откровенно неприязненными. Горбачев и Шеварднадзе лишили руководство Восточной Германии тех рычагов влияния на международную политику СССР, которыми оно столь часто и с успехом пользовалось в прошлом{1210}.
Когда Горбачев прибыл в Западную Германию для четырехдневного визита, проходившего 11-15 июня 1989 г., на улицах и площадях немецких городов его встречали громадные толпы людей, почти истерически скандировавших его имя. «Горбимания» западных немцев разительно отличалась от той угрюмой неприветливости, с которой советские граждане все чаще встречали своего лидера дома. В результате общения с Колем психологическая зависимость Горбачева от Запада еще более усилилась. Многим было ясно, что западные немцы прежде всего хотели от советского руководителя помощи в объединении страны. Но Горбачеву казалось, что он добился главной цели: канцлер ФРГ поддержал горбачевскую перестройку и его идею ввести Советский Союз в «общеевропейский дом». В свою очередь, он не протестовал, когда Коль предложил совместно помочь реформам в ГДР и, в частности, постараться убрать с дороги Хонеккера. Черняев утверждает, что в совместной декларации, согласованной лидерами ФРГ и СССР, из всех принципов и норм международного права, под которыми они подписывались, был намеренно выделен пункт об «уважении права нации на самоопределение». Этим подразумевалось, что СССР не будет применять силу и противодействовать переменам в Восточной Германии. В то же время Коль устно заверил Горбачева в том, что ни он сам, ни его правительство не заинтересованы в дестабилизации положения в ГДР{1211}. Эта неофициальная договоренность сыграла решающую роль в последующем мирном воссоединении Германии.
Однако Коль просто не мог оставаться безучастным, когда перед ФРГ открылась возможность содействовать переменам в Центральной и Восточной Европе. 25 августа 1989 г. Коль добился соглашения с правительством Немета в Венгрии, по которому венгры открыли границу с Австрией для перебежчиков из ГДР. За это Венгрия получила 1 млрд. марок для покрытия своего бюджетного дефицита. Детали этого соглашения, сыгравшего роковую роль для судьбы ГДР, стали известны из сборника документов, опубликованных самим Колем{1212}. До сих пор неясно, когда и какую информацию об этой сделке получила Москва. Когда венгерский лидер послал записку Шеварднадзе о своей договоренности с ФРГ открыть границу (финансовая сторона вопроса в ней не упоминалась), Шеварднадзе лишь ответил: «Это дело, которое касается только Венгрии, ГДР и ФРГ»{1213}. В октябре Хонеккер сообщил Горбачеву о том, что Немет получил от СДПГ заем на сумму в 550 млн. марок при условии, что «венгры откроют границу с Австрией»{1214}.
Какова была реакция Горбачева на это, неизвестно до сих пор. Он и остальные приверженцы «нового мышления» еще с 1987 г. видели в Хонеккере закоренелого реакционера после того, как тот начал открыто выступать против политики Горбачева{1215}. Секретарь ЦК Вадим Медведев, отвечавший за связи с социалистическими странами и за идеологию, побывал в ГДР в сентябре 1989 г. и вернулся в Москву «с нелегкими мыслями». Согласно его выводу, «первое, что надо было сделать, — это принять решение о смене руководства, тем более что в отличие, например, от Чехословакии и Болгарии тут не возникало сложностей с подбором преемника». Об этом он доложил Горбачеву{1216}. В то же самое время сотрудники КГБ, работавшие в ГДР, сообщали в Москву о расстановке сил в руководстве ГДР (не вдаваясь в подробные политические рекомендации) и указывали на то, что ситуация требует немедленной отставки Хонеккера{1217}.
5 октября 1989 г. Черняев записал в своем дневнике: «М. С. [Горбачев] завтра летит в ГДР на 40-летие. Очень ему не хочется. Два раза звонил… В поддержку Хонеккера не скажу ни слова… Республику и революцию поддержу». Черняев был под впечатлением шифровок о стремительно развивавшейся революции в Восточной Германии. «Сегодня в Дрездене 20 000 человек вышли на демонстрацию, вчера в Лейпциге еще больше. Идет информация, что в присутствии Горбачева начнут штурмовать стену. Жуткие сцены при прохождении спецпоезда с гэдээрововскими беженцами из Праги в ГДР через Дрезден. Вся западная пресса полна статьями о "воссоединении" Германии»{1218}. Во время пребывания в ГДР советский руководитель так и не высказал своей четкой позиции о происходящем. Он видел, что «процессы пошли», но стойко придерживался тактики невмешательства. На встрече с руководством ГДР он говорил нарочито туманным языком, сказав, например, что того, кто опаздывает, «наказывает жизнь». Позднее это высказывание расценивалось как явный сигнал к снятию Хонеккера, но неизвестно, что Горбачев имел в виду на самом деле. В то время большинство обозревателей, включая самих немцев, не обратили особого внимания на эту расплывчатую фразу. Выступая перед широкой аудиторией в Берлине, он цитировал стихотворение русского дипломата и поэта Федора Тютчева:
