Хрущеву не удалось переубедить своих маршалов и генералов, однако следовать своей «ракетной доктрине» он их заставил. Министр обороны Родион Яковлевич Малиновский создал при Академии Генерального штаба рабочую группу для подготовки секретного пособия по военной стратегии в ядерную эпоху и приказал маршалу Соколовскому, одному из главных противников хрущевской военной реформы, взять на себя осуществление проекта. В этом пособии детально разрабатывался тезис о том, что следующая мировая война будет ядерной, и подчеркивалось огромное значение начальной фазы этой войны — нанесения первого ядерного удара. В книге, правда, утверждалось, что Советский Союз владеет ядерным оружием не для того, чтобы вести войну, а чтобы сдерживать Соединенные Штаты. Ядерная война будет слишком разрушительной, а потому ее надо избежать во что бы то ни стало. Рукопись переписывалась неоднократно до тех пор, пока сам Хрущев ее не одобрил. В 1962 г. пособие было издано без грифа секретности под названием «Военная стратегия». По мнению советского лидера, книга должна была «остудить горячие головы» в Америке^{542}.

Хрущев также столкнулся с критикой, шедшей оттуда, откуда не ждал: со стороны руководства КНР. В ноябре 1957 г., на Совещании коммунистических и рабочих партий в Москве, Мао Цзэдун приветствовал достижения Советского Союза в создании ракетно-ядерной мощи и дал понять, что с западным империализмом можно больше не церемониться. В это время советское руководство решило поделиться с китайскими «братьями» ядерными и ракетными технологиями. С 1957 по 1959 г. китайцы получили от советских специалистов подробную документацию по ракетам средней дальности Р-12 и крылатым ракетам, а также полные данные по созданию атомного оружия первого поколения. Советский Союз даже обещал передать китайцам действующий образец атомной бомбы. Но Мао так и не простил Хрущеву развенчания Сталина, которое он расценивал как удар по всему коммунистическому движению и собственному авторитету.

А заявление Хрущева о том, что вся мировая политика сводится к отношениям двух ядерных государств, было и вовсе неприемлемым для китайского вождя. Ведь в таком случае Китай оказывался в ряду второстепенных стран, исключался из круга великих держав^{543}.

Затаенное недовольство Мао Цзэдуна вышло наружу, когда советское военное командование обратилось к Пекину с просьбой о строительстве в Тихом океане «совместных» баз для советских подводных лодок с ракетно-ядерным оружием на борту, а также радиолокационных станций слежения за тихоокеанской акваторией. Мао гневно отклонил эту просьбу. Советскому послу Павлу Юдину он заявил, что не позволит Советскому Союзу обращаться с Китаем как своей колонией. 31 июля 1958 г. в обстановке строжайшей секретности Хрущев вылетел в Пекин, чтобы успокоить вождя КНР. Но хозяин обдал его холодом: Мао не мог сдержать своего раздражения и обращался с Хрущевым в оскорбительной манере. Мало того, Хрущев был потрясен той пропастью, которая открылась между его взглядами на проблемы ядерной эры и амбициями Мао Цзэдуна. Мао поступил с Хрущевым точно так же, как Сталин обращался с американцами: он пренебрежительно отзывался о ядерном оружии, называя его «бумажным тигром». «Я пытался объяснить ему, — вспоминал Хрущев, — что одна или две ракеты превратят все китайские дивизии в пыль. Но он даже не хотел слушать мои аргументы и, вероятно, считал меня трусом». Вернувшись в Москву, Хрущев не стал делиться своими тягостными впечатлениями от визита с коллегами по Президиуму, однако советско-китайские отношения дали первую серьезную трещину^{544}.

А китайцы продолжали преподносить советскому руководству все новые сюрпризы. 23 августа 1958 г. Народно-освободительная армия КНР начала обстрел островов у китайского побережья, занятых войсками Гоминьдана. При этом китайцы не предупредили о своих действиях не только Вашингтон, что понятно, но и Москву. Мао говорил в кругу своих приближенных: «Эти острова как дирижерская палочка: пока я ею машу, Хрущев и Эйзенхауэр пляшут». Устраивая провокацию с островами, Мао Цзэдун втягивал руководство США и СССР в опасное балансирование на грани ядерной войны: на этот раз по своему собственному сценарию. В официальном письме в Кремль ЦК КПК предложил Советскому Союзу не объявлять войну Америке даже в том случае, если США применят против КНР тактические ядерные вооружения. Это противоречило советско-китайскому договору 1950 г. Озадаченные Хрущев и остальные члены Президиума написали в Пекин, что такой план действий будет «преступлением перед мировым рабочим движением» и даст врагам «надежду на то, что нас можно расколоть»^{545}.

Хрущев был готов помогать Китаю в захвате островов, но при условии, что китайцы будут координировать свои действия с Москвой. Напускная бравада Мао Цзэдуна перед лицом ядерной угрозы все больше смущала советского лидера: он подозревал, что дело либо в безответственном догматизме Мао, либо в его «азиатском коварстве». Советского лидера угнетало подозрение, что Мао с ним не считается и, может быть, даже презирает. Хрущев передумал делиться ядерным оружием с китайским союзником. 20 июня 1959 г. Президиум без лишнего шума отменил советско-китайское атомное сотрудничество. Атомная бомба с полным комплектом документации, готовая к отправке по железной дороге в Китай, так и не покинула Арзамас-16. Как вспоминает Трояновский, мысли о Китае не покидали Хрущева^{546}. Он решил продемонстрировать свою правоту и превосходство на деле. Китайцы закончили обстрел островов, не добившись никаких видимых результатов. Хрущев же, напротив, рассчитывал, что его ракетно-ядерный шантаж позволит ему добиться успеха в Германии и Западном Берлине.

Как раз в то время, когда Хрущев предложил одностороннее сокращение советских вооруженных сил, его внешняя политика дала осечку. Первая случилась в Китае, куда советский руководитель поехал в конце сентября 1959 г., сразу же после своей триумфальной поездки по Соединенным Штатам. Очевидно, руководитель СССР действительно считал, что приехал в Пекин триумфатором. Ведь он добился от президента Эйзенхауэра обещания провести в Париже конференцию великих держав по Германии и Западному Берлину. Однако Мао Цзэдун был не намерен мириться со вторым изданием ялтинско-потсдамской «системы» великих держав, исключавшей Китай. Руководители КНР, праздновавшие десятилетие победы китайской революции, решили поучить главу Советского Союза уму-разуму: они обвинили Хрущева в умиротворении американских империалистов и их союзников за счет интересов Китая. К явному удовольствию Мао, Хрущев почти сразу же вышел из себя, и вся встреча вылилась в яростную перебранку. Андрей Громыко и Михаил Суслов, присутствовавшие на этой встрече, пытались вернуть беседу в мирное русло, но все было напрасно. Хрущев вернулся из Китая в плохом настроении, ругая Мао Цзэдуна^{547}. Он поручил Суслову выступить с докладом о неблаговидном поведении китайских товарищей на ближайшем пленуме ЦК. Суслов выступил, однако многие коллеги Хрущева из Президиума, большинство советских чиновников, военных и руководителей промышленности не могли себе представить, как «коммунисты не могут договориться с коммунистами», и винили во всем Хрущева, его невыдержанность и бестактность.

Критика Мао, однако, заставила Хрущева сомневаться, правильно ли он поступил, положившись на туманные обещания Эйзенхауэра. Не слишком ли велик риск срыва переговоров с Западом? Сокращение армии вызвало острое недовольство в генералитете и среди офицерства. Неясно было, что делать с гигантским военно-промышленным комплексом, с которым были связаны так или иначе до 80% промышленных предприятий Советского Союза. Старые критики первого секретаря, Молотов, Каганович и Ворошилов, все еще члены партии, не одобряли новых инициатив Хрущева и наверняка ждали их провала. В правительственных кругах и особенно в народе под влиянием массированной пропаганды возникли большие надежды в связи с предстоящей поездкой Хрущева в Париж и намеченным ответным визитом президента Эйзенхауэра в СССР. Если бы встреча завершилась безрезультатно, авторитету первого секретаря в партийной и военной верхушке был бы нанесен невосполнимый урон. Никиту Сергеевича, никогда не отличавшегося умением вести переговоры, опять охватили тревоги и сомнения. А что, если западные лидеры оставят его ни с чем?^{548}