Осталось сказать последнее:

– И вот еще что. Вы меня слушаете? Отлично. Риохас хоть и сидит в федеральной американской тюрьме, но до сих пор гоняется за ней. Вы ведь не хотите, чтобы он ее отыскал?

Они ехали в зверинец. На джипе орнитолога. Только вдвоем.

Как только Пол повесил трубку после разговора с Пабло, он сделал еще один звонок.

Набрал номер, который дал ему орнитолог на случай, если потребуется с ним срочно связаться.

Орнитолог появился через двадцать минут. Бросил, что был здесь рядом, по соседству.

Пол рассказал ему о больнице в Бронксе. О том, как Майлз хитрил с приговорами в те времена, когда работал с несовершеннолетними. И как Пол сам стоял лицом к лицу с пропавшей дочкой Риохаса.

Его история произвела на орнитолога достойное впечатление.

– Хотите, мы вручим вам памятный значок? Его получают все сопляки, которые совершают плановую поездку АКН в Вашингтон. Назначаю вас своим заместителем по выдумкам.

Пол отказался. Ему предстояло самое трудное – убедить орнитолога заняться его делами.

Обменом.

– Bay! Я в этом ничего не секу! – воскликнул тот. – Мы с вами про торгашество не договаривались. Кстати, когда я в последний раз просматривал свои должностные инструкции, там про это ничего не было!

– Моя жена – гражданка США. Вы обещали помочь ее вытащить. Теперь представляется шанс. Вот он: Майлз ввез дочь Риохаса в страну нелегально. Разве это не обычная практика – высылать нелегальных иммигрантов туда, откуда они прибыли?

– Только после соответствующей бюрократической возни, да такой, что голову сломаешь. Но похоже, приятель, вы слишком гоните волну. Девчонка может – подчеркиваю, только может – оказаться полезной нам… Кажется, в этом смысл вашей приманки? Морковки, которой вы так усердно трясете у меня перед носом?

– Она никуда не денется. Вернув ее в Колумбию, вы можете принять соответствующие меры. Поместить в такое место, где всегда найдете, – в конце концов, в другую больницу. Я не возражаю.

Пол, разумеется, лгал.

Ему было отнюдь не все равно.

Десять минут, проведенные с Рут в том ужасном месте, все изменили. Если он сумеет устроить сделку, то поможет сразу трем людям.

– Не знаю, Пол. Вы требуете, чтобы я нарушил заведенную процедуру и нацепил на голову ковбойскую шляпу? Я должен подумать. Кстати, безутешная вдова не упоминала, куда подевались незаконно заработанные деньги? Неужели покойный просадил все до единого цента, делая ставки на «Кливленд кавалирс»?[63] АКН ничто не радует так сильно, как обнаруженные горы мешков с незаконной прибылью. Таким образом мы набираем очки.

– Нет, – ответил Пол. – Она ничего про это не знает.

– Что ж, нет так нет. Пол, вы клево поработали. Первый сорт. Придет время, и мы пошарим по его банковским счетам. А теперь вернемся к вашему сценарию. Не скрою, я готов вам помочь. Ведь так приятно сделать гадость этим гребаным марксистам. Они совсем не обрадуются, если Пабло умыкнет их заложников. Мысль об этом вызывает у меня улыбку.

Этот разговор состоялся два дня назад.

А на следующий день орнитолог позвонил и сообщил хорошие новости.

Он немного подумал – погонял в голове мыслишки.

Сделал несколько звоночков за рубеж.

Добыл несколько бумажек.

И в итоге нахлобучил свой «стетсон».

План был таков. Девочку отправят в Глен-коув на Лонг-Айленде – выяснить, что ей известно. Скорее всего ничего, но попробовать стоит. А заодно посмотреть, как станет реагировать Риохас, узнав, что его дочь у них. А уж нужные люди позаботятся, чтобы он непременно узнал. Не исключено, что Риохас направит своих парней – попытаться ее захватить. Такое тоже возможно. Девочка пробудет там достаточно долго, чтобы убедиться, что Джоанна с дочерью в самолете. И выманить людей Риохаса из укрытия. Затем, если все пойдет по плану, девочку вернут.

И вот теперь они были на пути в больницу «Гора Арарат»: Пол, почетный сотрудник АКН, он же лжестраховщик покойного Майлза, и орнитолог.

План вступил в силу.

Машина тащилась по мосту 138-й улицы.

Скорее не тащилась, а дергалась: то набирала ход, то замирала; такова уж особенность здешней левой полосы.

Над Ист-Ривер собирались облака. Утро кончалось, наступал день; было жарко и сильно парило.

– Похоже, будет дождь, – проговорил Пол.

– Благодарю вас, дядюшка Уэзерби,[64] – откликнулся орнитолог, а Пол подумал, что даже не знает его имени. На вопрос Пола тот ответил, что предпочитает остаться таинственным интернационалистом, и тут же поинтересовался, какой Пол предпочитает «Остин Пауэрс» – первый или второй.

Слева показался стадион «Янки», его изящные белые арки четко вырисовывались на фоне темнеющих облаков. Афиша сообщала, что в семь тридцать состоится матч: «Твинз» против «Янки».

В конце моста они повернули налево.

– Не первосортный райончик, – бросил орнитолог. – Стоит мне напялить свою куртку и гаркнуть «АКН!», как половина здешней округи разбежится по кустам.

Он показал на ресторан: «Здесь лучшие в Нью-Йорке chorizo».[65] Кивнул в сторону парня в новомодных баскетбольных трусах в стиле ретро, беспокойно шатающегося вдоль исполосованной граффити стены. «Ставлю девять к одному, что он тут на стреме, – караулит притон».

Теперь они ехали по бульвару Хантерз-Пойнт.

– Были когда-нибудь в зоопарке Бронкса? – спросил орнитолог.

На этот раз он казался раскрепощенным и склонным поболтать, словно рядом сидел его напарник с пистолетом в кобуре, а не страховщик, жизнь которого сложилась так неудачно.

– Еще ребенком.

У Пола были особые причины с тех пор не заглядывать туда.

Эти причины он никогда не забывал.

В зоопарк ходят детьми.

Либо водят туда своих детей.

В этот день больница производила еще более угнетающее впечатление.

Возможно, дело было в чисто физическом состоянии – кондиционеры в здании работали на последнем издыхании. Но скорее от того, что Пол пришел сюда во второй раз, яснее увидел весь ужас окружающего и представил, каково было Джулиусу целых три года смотреть на эти розово-оранжевые стены.

А Рут? Даже нельзя вообразить.

Теперь ей предстояло выйти отсюда.

Пол ощущал себя бегуном на длинные дистанции: к финишу он выдохся, но зато его переполняло чувство, похожее на надежду.

После того, как орнитолог заявил о своих полномочиях, их провели в кабинет, обитый деревянными панелями, и больничное начальство предложило им сесть. Орнитолог шел напролом, он рвал струны, выкручивал руки, бравировал авторитетами, предъявлял документы – в общем, делал все, чем обычно занимается агент из его конторы, чтобы добиться желаемого. В основном разыгрывал карту национальной безопасности, которая, как платиновая карточка «Американ экспресс», открывала любые двери и решала любые разногласия.

Администратор принимал их с удовольствием, словно они были не мировыми, но все же знаменитостями. По крайней мере, один из них.

– Полагаю, вы не имеете права разглашать детали? – обратился он к орнитологу. Его тон давал ясно понять, что этот человек умеет хранить государственные тайны.

Но орнитолог не клюнул.

– Могу сказать вам одно, – ответил он. – Если бы дело не было столь важным, я бы к вам не пришел.

Теодор Хилл (имя и ученое звание администратора красовались на стене за его спиной) понимающе кивнул.

– Полагаю, там, куда вы ее везете, есть врачи?

– Разумеется, – ответил орнитолог.

– Прописанные ей лекарства значатся в деле. В основном литий. Случай несложный – она не доставит хлопот.

– Рад слышать.

До этого момента страховой агент Пол не произнес ни слова. Но тут им овладело любопытство. И еще он подумал, что раз он теперь агент по контролю за соблюдением законов о наркотиках, то может совать свой нос туда, куда нет доступа обычному страховщику.