Со времен Боготы. И Майлза.

И после того дня на съезде с автострады Лонг-Айленд-экспрессуэй.

Но подчас он чувствовал, что прошлое никуда не делось. Оно всегда было с ним – жило в комнате, пряталось в его кабинете, ехало с ним в машине, забиралось в постель.

Память, как товарищ детства, с которым не теряешь связи. Даже если отчаянно этого хочешь. Нет-нет да и возникнет в самые неожиданные моменты жизни.

Например, в погожий июньский день.

Иногда Пол начинал задумываться, сколько правды он расскажет своей дочери.

Поведает ли о нашумевшем убийстве одного бывшего наркобарона в туалете здания суда? О том, как Мануэля Риохаса отвели облегчиться и больше он не появился?

Скажет ли, что убийца каким-то образом добыл значок агента Администрации по контролю за соблюдением законов о наркотиках? Потом выяснилось, что значок был подлинный и принадлежал погибшему два года назад сотруднику администрации.

Тому самому, который время от времени надевал на себя другую форму. Например, костюм орнитолога и отправлялся в джунгли Колумбии на поиски желтогрудого тукана.

Объяснит ли, каким образом значок этого орнитолога оказался у убийцы? Как в тот день на съезде с трассы лежал мертвый агент, а рядом с ним валялся значок, который он положил на панель машины. Значок словно просил, чтобы его подобрали для какого-то пока еще неведомого дела.

Расскажет ли, как принес этот значок в знакомый кабинет в Малой Одессе в Бруклине, где к дверям была пришпилена табличка с надписью: «Президент»? И как обсуждал там дела с Моше?

– Знаете, как русские называют колумбийцев? – спросил его Майлз в тот день, когда покончил с собой.

– Как, Майлз?

– Любителями.

Не исключено, что Майлз умер именно поэтому. Русские вели очень выгодные дела за наличный расчет. И с готовностью брались за все, если им предлагали достойную цену. За взломы, ограбления и даже за убийства.

В том числе за такие шумные, на которые никто другой никогда бы не пошел.

Разумеется, если у клиента водились деньги. Много денег.

Но откуда Полу было взять такую сумму?

Станет ли он объяснять это своей дочери?

Вернется ли мыслями в тот день – к дымящемуся джипу, к луже масла и крови?

«Деньги уже у меня в кармане», – сообщил ему орнитолог, прежде чем взвиться в воздух, а затем навеки почить в бозе.

Когда Пол обернулся к Рут, ему показалось, что девочка сидит в вихре зеленых листьев. Только это были не листья. Ведь с орнитологом успели расплатиться – он получил жалованье от своего нового работодателя. От Риохаса.

Годы работы в качестве агента по контролю за соблюдением законов о наркотиках не пропали даром – орнитолог знал, где лучше всего спрятать деньги.

Сколько полов у машин он поотрывал за эти годы в поисках упаковок с кокаином? Пакетиков с марихуаной и брикетов гашиша? Достаточно, чтобы прийти к выводу: это самое лучшее место, если хочешь скрыть то, что никто не должен обнаружить.

Только он не рассчитывал на аварию. Не принял в расчет, что Пол на скорости шестьдесят миль в час переведет управление коробкой передач на задний ход.

Удар смял джип, боковины вспучились, банкноты взмыли в воздух и стали, словно снег, падать на голову Рут.

Расскажет ли он дочери, насколько просто было, дожидаясь «скорой помощи», собрать их в бумажник и засунуть в карман?

Решится ли напомнить?

Кружение карусели замедлилось, она остановилась. Раздались возбужденно-недовольные возгласы разочарованных детей.

Две девочки побежали к ним.

Одна из них – разумеется, Джоэль. Она выглядела как маленькая леди. В красном джемпере, с черными волосами, заправленными под красный беретик. Красный был ее любимым цветом – по крайней мере на этой неделе. Другая тащила ее прочь от карусели, потому что малышка упиралась и хотела кататься еще. Это была ее старшая сестра, уже совсем настоящая леди – почти шестнадцати лет. Пол отчаянно надеялся, что ее поразительные карие глаза сияли от счастья. Или по крайней мере от ощущения покоя.

Вот этой дочери когда-нибудь придется рассказать все. Или не придется? Может быть, лучше оставить недосказанным то, что он сделал ради ее блага? Пусть эта страница истории ее жизни останется в потемках – ведь, к счастью, теперь она благополучно закрыта. «Оберегайте ее», – когда-то попросила Галина Майлза. Теперь нашелся человек, который готов был выполнить ее просьбу.

Удочерить ее показалось так естественно.

Когда Джоанна и Джоэль возвратились из Колумбии, Пол позвонил Галине и Пабло и, как мог, объяснил, что произошло. Сказал, что хотя он выполнил свою часть договора, но не собирается на этом останавливаться и будет держать их в курсе событий. Некогда они стали его похитителями. Теперь были всего лишь безутешными бабушкой и дедушкой. Они рисковали жизнью, чтобы спасти его близких, и Пол был им за это вечно благодарен.

Он описал им внучку, послал фотографии, восторгался тем, какая она милая и каким обаянием наделена.

Теперь у девочки не было определенного статуса. Она оказалась буквально между двумя странами и рисковала на долгое время, если не навсегда, задержаться в больнице «Гора Арарат».

Пол навестил ее как-то раз, затем снова и снова.

Однажды он привез с собой Джоанну и Джоэль.

Это стало еженедельным ритуалом. Как и его письма и звонки в Колумбию. На этот раз не вымышленные, а самые настоящие. Такие же подлинные, как его чувства, когда они трое прощались с Рут на пороге больницы. Она стояла и махала рукой, пока их машина не скрывалась за поворотом.

Пол не мог припомнить, кто первый затеял этот разговор.

Пабло, Галина? Или он сам?

Можно считать, что это пришло в голову всем одновременно.

В Колумбии для Рут и теперь ничуть не безопаснее, решили они. Там в наше время никому не безопасно. Галина и Пабло ощутили, что стареют. И все как-то разом поняли, где должна жить Рут.

Галина и Пабло дали разрешение.

Джоанна и Пол написали заявление на удочерение, и через год на него пришел положительный ответ.

Рут так и не удалось окончательно выбраться из дебрей болезни. Трижды в неделю девочка посещала сеансы групповой терапии и поддерживала себя лекарствами. И тем не менее периодически впадала в надрывающую сердце депрессию.

Но большую часть времени она улыбалась, даже светилась. И Пол не сомневался, что семья питает ее так же, как его самого.

Раньше он не имел семьи, но получил ее в одно мгновение. Решил рискнуть – ради сомнительной вероятности пожертвовал надежным расчетом. Решил, что шансы того стоят.

– Пойдемте, милые, пообедаем, – предложил он дочерям.

Джоэль и Клаудии.

Именно Клаудии.

В тот день, когда ей официально присвоили их фамилию, Рут попросила поменять и имя.

– На какое? – спросил ее Пол.

Девочка спросила, как звали ее мать.

Джоанна ответила.

– Клаудия, – проговорила она. – Клаудия Брейдбарт. Это подойдет.