– Не знаю, зачем ей подменять детей, – продолжала Джоанна. – Может быть, потому, что мы с ней поцапались?

– Из-за того, как следует спать младенцам?

Джоанна кивнула.

– Это просто смехотворно.

– Ну и пусть. Можешь смеяться надо мной. Но мне кажется, через два дня мы уедем из этой страны не с тем ребенком. И тогда будет слишком поздно.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал, Джоанна? Даже если я тебе поверю. Что мне сказать полиции? Что? Мы, конечно, извинились перед вами за то, что заподозрили, будто нашу ночь украли, но теперь на нас накатило, и мы считаем, что ее подменили?

– Можно вернуться в Святую Регину, – предложила Джоанна. – Пусть все проверят.

– И что подумает о нас Мария? О нашем душевном состоянии? Захочет ли, чтобы ребенок из ее приюта остался у нас? Ведь дело еще не кончилось. У нас могут отобрать Джоэль.

– Этот ребенок – не Джоэль.

– Позволь мне с тобой не согласиться. Ладно? Позволь считать, что она – это она. Потому что обратное не имеет смысла. Никакого. Ты только послушай себя. Господи, вся твоя история построена на запахе! На том, что тебе привиделось ночью!

– Можно тебя кое о чем спросить? – проговорила Джоанна.

Полу очень хотелось ответить «нет».

– Представь себе, что есть хотя бы один процент вероятности того, что я права.

– И что из того?

– Один процент – согласись, это справедливо.

– Да, но…

– Задаю тебе очень простой вопрос. Ты намерен побить меня логикой. Отлично. Тогда выслушай и мой логический вопрос. Ты же любишь всякие проценты? Ты актуарий. Представь, что это страховой договор. Ты согласен, что я права на один процент?

– Ты хочешь, чтобы я вычислил процент вероятности того, что считаю абсолютно смехотворным?

– Именно так: хочу, чтобы ты вычислил процент вероятности того, что считаешь абсолютно смехотворным.

– Хорошо. Согласен. Существует один процент вероятности, что это не Джоэль.

– И ты решишься уехать из Колумбии, сознавая, что хотя бы один процент за то, что Джоэль – не наша дочь?

Какое-то мгновение Пол собирался возразить – сказать, что в буквальном смысле слова Джоэль в самом деле не их дочь. Но не сумел выговорить ни слова. Потому что это было не так. С той секунды, как он прижал ее к груди, девочка принадлежала им.

Стала их дочерью.

И что теперь делать?

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Галина отворила дверь.

Пол не больше прежнего знал, что ей сказать, и стоял, лихорадочно подыскивая слова. Вдобавок он надеялся, что няни не окажется дома и никто не откроет на стук Пабло.

Пабло привез их всех троих в рабочий район Чапинеро, где стояли сероватые унылые многоквартирные дома и скромные частные коттеджи. Когда они устроились на заднем сиденье, Джоанна не взяла Джоэль на руки, как обычно поступала два предыдущих дня, а оставила девочку у мужа.

Красноречивый поступок.

«Это не моя дочь. Держи ее ты».

«Что ж, посмотрим, что будет дальше», – подумал он.

– Привет. – Дверь наконец открылась, и он поздоровался с няней.

Увидев их, Галина удивилась, но отнюдь не встревожилась, как он воображал. Даже улыбнулась, а затем наклонилась и что-то шепнула своей любимой крошке. Пола так и подмывало повернуться к жене и сказать: «Ну что, ты довольна?» Но Джоанна оставалась такой же мрачной и несчастной, как во время поездки.

Галина пригласила их войти.

Отворилась дверь в небольшую гостиную. Там стояли кожаный диван и два потертых, но удобных кресла перед телевизором. На полу вольготно растянулась рыжая собака, которая, завидев вошедших, едва пошевелилась. Галина смотрела «мыльную оперу» – по крайней мере Пол так решил. На экране идеально красивый юноша целовал идеально красивую девушку.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – пригласила няня и показала на диван. «Вот видишь, – продолжал Пол молчаливо комментировать происходящее Джоанне, – она нас приглашает. Предлагает сесть на диван».

Галина принесла печенье и четыре чашечки ужасающе крепкого колумбийского кофе. Эти чашечки, наверное, считались ее лучшим фарфором. Уменьшила звук телевизора.

Они немного поговорили о том о сем.

– Как девочка спала прошлой ночью? – спросила няня.

– Прекрасно, – ответил Пол. – Просыпалась, кажется, раз или два и тут же опять засыпала.

– Вам повезло. Она замечательная соня.

– Да, – согласился Пол.

Джоанна демонстративно молчала.

– У вас симпатичный домик, Галина. – Пол продолжал подыскивать какие угодно темы для разговора, только бы не касаться того, ради чего они пожаловали к няне.

– Спасибо.

– Как зовут вашу собачку?

– Ока.

При звуке своего имени собака подняла голову и принюхалась.

– Пабло возил вас вчера к врачу? – спросила Галина.

– Да.

– И что сказал доктор?

– Все в порядке.

– Прекрасно, – улыбнулась няня, и ее морщинки будто рассмеялись от удовольствия.

Тогда заговорила Джоанна:

– Ее жар совершенно прошел.

– Это хорошо, – кивнула Галина.

– Интересно, что это было?

– Кто знает? – Няня вскинула руку; этим жестом люди повсеместно подчеркивают, как мало человеку известно о тайнах мироздания.

Однако Джоанна пыталась понять свою собственную тайну.

Пол понимал, чего она ждет от него.

Если он самоустранится и ничего не скажет, Джоанна обвинит его в том, что он не поддержал ее, а вместо этого переметнулся на сторону врага. Хотя этот враг принимал их в своем доме и угощал кофе с печеньем. И бегал в аптеку купить градусник, когда заболела Джоэль. Но жена ждала, чтобы он поступил определенным образом. Он не сделал этого, когда Джоанна сказала, что Джоэль – та, которую она считала настоящей Джоэль, – должна спать не на животике, а на спинке. Теперь от него определенно и недвусмысленно требовали поддержки.

– М-м… Галина… вот что мы хотели узнать, – начал он.

– Слушаю вас.

– Может быть, это покажется немного глупым. О'кей?

– О'кей! – Галина с явным удовольствием повторила американское словцо.

– Моя жена… мы оба… заметили некоторую разницу. Речь идет о Джоэль.

– Разницу? Что вы имеете в виду?

– Я предупреждал, это может прозвучать глупо… но она как-то иначе пахнет. Иначе, чем раньше.

– Пахнет? – Галина повернулась к Пабло, словно желая, чтобы тот подтвердил, что она правильно расслышала. И убедилась, что не ошиблась, потому что Пабло выглядел не менее смущенным.

– У нее был этакий мускусный запах, – бормотал Пол. – А теперь его нет. Запах изменился после того… как вы ходили с ней за термометром.

– И что?

– Мы просто заинтересовались. Вот и все.

– Прекрасно.

Галина явно не понимала, к чему он клонит.

– Мы рассчитывали, что вы сможете нам объяснить.

– Что объяснить?

– Почему… почему она кажется другой?

Галина опустила чашечку с кофе на фарфоровое блюдце, и стук от ее донышка разнесся необыкновенно громким эхо. Может быть, оттого, что в гостиной внезапно повисла неловкая тишина, только из приглушенного телевизора доносился неясный гул голосов. «Если бы мы пятеро были героями „мыльной оперы“, – подумал Пол, – то теперь наверняка прозвучал бы тревожный органный аккорд: он всегда предвещает наступление драматической развязки. В данном случае – прозрения Галины, что ее как-то неловко, но все же обвиняют, хотя она пока никак не может понять, в чем именно».

– Вы о чем? – спросила она. – Вы что, подозреваете…

– Нет-нет… – слишком поспешно возразил Пол. – Просто интересуемся.

– Чем интересуетесь?

– Почему она по-другому пахнет?

– Не понимаю. О чем вы меня спрашиваете?

«Мы спрашиваем, не украли ли вы нашу дочь? Не подменили ли ребенка?»

– Ни о чем.

– Тогда зачем вы пришли?

Пол предпочел бы, чтобы на этот вопрос отвечала Джоанна.

– Мы бы хотели узнать… – начал он и внезапно замолчал.

– Сначала у Джоэль было родимое пятно, – наконец вмешалась жена. – А теперь его нет.