Чудовища не рождаются, они просто существуют. Они вечно таятся в болоте человеческого страха и страдания. У них нет начала, есть только конец. Но даже тогда они не успокаиваются, пока не оставят за собой безлюдные пустоши выжженной земли.

Но в действительности у чудовищ все же есть начало. Есть день рождения, дата конфирмации и получения школьного аттестата. Они живут по соседству, а не на болоте. Вот и Мануэль Риохас вырос рядом с Медельином, в грязном местечке Иисус де Наварона.

Галина однажды ездила туда навещать родных и помнила, как не прекращавшийся ни на минуту ливень гнал мусор по наклонным улочкам. Тогда на нее мог бы напасть сам Риохас. Позже Галина размышляла об этом. Ведь к тому времени он уже как будто начал воровать автомобили. И мог бы остановить свой выбор на их машине – просунуть в окошко пистолет, и все закончилось бы раньше, чем началось.

Поговаривали, что он воспитывался на бандитских историях.

Легендах о колумбийских bandidos: рассказах про Деските, Тирофихо и Сангренегра – Месть, Меткий Выстрел и Черную Кровь.

Галина не сомневалась, что в странах, где большинство населения живет в бедности и угнетении, люди неизбежно начинают поклоняться не тем идеалам. Грабителям, которые крадут у богатых и никогда не делятся с бедными. Но это уже не важно. Важно, что они бедняки. Или когда-то были бедняками. И пусть эти люди порочны, преступны и попросту безумны. Зато они терроризируют тех, кто терроризирует всех остальных. И этого достаточно, чтобы сделать их народными героями. Достаточно, чтобы растущие дети мечтали сделаться такими же, как они.

Начало криминальной жизни Риохаса таится в потемках. Судачат, что он вернулся в свой город и заставил переписать полицейские протоколы и архивы суда, а его знакомые той поры куда-то исчезли. Известно, что к четырнадцати годам его арестовывали не раз. Скорее всего, за какое-то не слишком серьезное преступление – возможно, за мелкую кражу. Ходили слухи, что он продавал фальшивые лотерейные билеты, воровал сигареты и угонял машины. И только потом принялся за гораздо более прибыльные дела. Познакомился с подлинным бичом этой Богом забытой страны – торговлей наркотиками, главным образом кокаином. Риохас начинал как курьер и мелкий продавец. Стал любимчиком у местного контрабандиста, который совершил роковую ошибку – поверил ему и начал продвигать парня. Затем голова контрабандиста неожиданно обнаружилась на шесте рядом с горной дорогой недалеко от Медельина. А сам Риохас каким-то образом возглавил в городе кокаиновый бизнес. Тогда впервые проявился его деловой принцип: он не конкурировал с соперниками – он их убирал. Причем так, чтобы устрашить других. Детей убивали на глазах родителей. Жен насиловали на глазах мужей. Врагов мучили и истязали, их только что искромсанные тела выставляли на всеобщее обозрение. Новая пища для газет.

Ни для кого не делали исключений. Склады, фабрики и кокаиновые поля конкурентов грабились и уничтожались.

Историй становилось все больше, легенды обретали плоть и кровь.

Он вознесся на невероятные высоты.

Это необходимо для чудовищ – возвышаться над низкопоклонствующими. А перед ним в самом деле раболепствовали. Не только конкурирующие банды, всякие Очоа и Эскобары, сгинувшие в долгих, жестоких и продолжительных кровавых бойнях. Но даже семьи, которые обычно решались показать жало, – они тоже склоняли головы перед Риохасом. Он съедал сердца своих врагов, чтобы воплотить их в себе. Его избрали сенатором. Говорили, что он обещал это своей матери. Для респектабельности. Ходили слухи, что об этом он молился идолам, которых держал в тайной часовне на одной из своих гасиенд. «Сантерия», – перешептывались люди. Незаконный религиозный культ, который отправлялся в большинстве мест за пределами Боготы.

Но для того чтобы править, требуется не только чужое послушание. Еще нужна армия. Правительственные войска были беззубыми. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: единственное в стране боеспособное войско располагалось в горах к северу от столицы и называлось ФАРК. Там твердили марксистские заклинания, кричали, что нужно свергнуть верхи, и разглагольствовали о народе, словно народ что-то для них значил. Когда-то Риохас симпатизировал им, порой даже поддерживал – в конце концов, и сам вышел из неимущего класса. Но теперь он стал еще одним процветающим капиталистом и стремился защитить свои инвестиции. Поэтому они сделались врагами.

Он вооружил собственную милицию. Наиболее доверенным палачам присвоил звания: капитан, генерал, майор. Это создавало впечатление регулярной армии. На ее финансирование он требовал деньги с пяти семей.

Теперь настала пора развязать настоящую войну.

И Риохас вел ее так, как считал нужным. USDF не хотело, чтобы крестьяне привечали у себя партизан ФАРК, – не то чтобы такое случалось, не то чтобы крестьяне могли об этом помыслить, но ведь в принципе такие безобразия были возможны. И подручные Риохаса хватали без разбора человек двадцать: ты, ты и ты! Заставляли копать себе могилы. Затем силой приводили их отцов, братьев или дядьев и велели убивать. Тот, кто противился, сам оказывался в яме. Ведь крестьяне способны усваивать только такие жестокие уроки.

Клаудию USDF захватило через два года после ее встречи с родителями в баре.

Парень из университета позвонил и сообщил об этом Галине и ее мужу.

Галина уронила телефонную трубку, долго отрешенно смотрела на нее, как на что-то совершенно незнакомое, затем подобрала и, когда вновь обрела голос, спросила, убита ли ее дочь. Только голос был не ее. Он звучал так, словно она разом постарела на много лет.

– Нет, – ответил парень. – Ее взяли в плен живой. – Он не добавил, что живой она останется недолго.

Это было ни к чему.

Целый год Галина считала Клаудию мертвой. И подумывала о собственных похоронах, но каждый раз ее что-то отвлекало. Иногда это были разные вещицы, которые она находила во время домашней уборки. А убиралась она теперь постоянно. Тщательно, без устали, истово. Она приходила с работы, где ухаживала за чужими детьми, и тут же хваталась за тряпку, губку и мусорную корзину, в отчаянии окунаясь в рутину, только бы отогнать мысли о самоубийстве. Однажды, пылесося под столом дочери, Галина обнаружила открытку, которую восьмилетняя Клаудия нарисовала для нее в школе. Непропорционально долговязая мама держала на руках длиннющего ребенка, и тот ей шептал: «Те adoro».[52]

«Не сейчас», – подумала Галина и отложила свои похороны.

Иногда память подхлестывало что-нибудь совершенно обыденное. Она загружала простыни в стиральную машину и вдруг вспомнила первые месячные Клаудии. Как стояла в волнении и смятении у ее запачканной постели. А дочь собиралась в школу и оставалась удивительно спокойной и даже сама утешала ее: «Я знаю, что это такое, мама. Это значит, что я могу подарить тебе внуков».

Галина снова отложила похороны.

Все, что последовало за пленением дочери, она узнала позже.

Клаудию захватили в городке Чиппа, куда ее послали за продовольствием. Там ее и засекли. Слухи об обуреваемой революционным горением студентке университета ходили несколько месяцев. И ее поджидали. Человек пошел за ней следом и вызвал подкрепление. Когда Клаудия вернулась к овражку, где оставила товарищей, таких же борцов с капитализмом, ловушка захлопнулась – их окружили люди USDF.

Она откинула полог самодельной палатки – ребята связали несколько рубашек, чтобы схорониться под ними от дождя, – но на них вместо капель воды посыпались пули.

Три партизана были убиты на месте, двое рванули обратно в горы, причем один из них волочил простреленную правую ногу, которую потом пришлось ампутировать.

Почему же Клаудию не убили, как остальных?

Наверное, таков был приказ.

Риохас тоже слышал рассказы о молодой студентке, и ему стало любопытно увидеть ее своими глазами. И не просто любопытно – он об этом мечтал.