— Я хотела рассказать тебе об Орионе, — тихо сказала Эми.

— Я слышала тебя, Эми, — ответила ее мама. Дрожащей рукой она подняла сигарету. В открытые окна проникал солнечный свет, купая их небольшую гостиную в своих лучах. На ее маме были чистые джинсы и спортивная рубашка, а ее лицо изрезали морщинки беспокойства и грусти.

— Ты представляешь, как она себя чувствовала? — спросила Эми, пытаясь объяснить матери весь драматизм ситуации. — Артемида? Убив человека, которого она так любила?

Ее мама кивнула. Она поднесла сигарету к губам, затянулась и выпустила облачко сизого дыма. Эми закипела от досады. Она хотела говорить о звездах и мифах, о любви женщины, которая подарила своему мужу небо, а ее маму волновали лишь печенье и курение.

— Мама, это очень важно, — сказала Эми. — Это же трагедия, то, что случилось с ними, а чувства Артемиды…

— О, я прекрасно понимаю ее чувства, — сказала Тесс.

Эми осеклась.

— После гибели любимого человека от ее рук… — сказала ее мать. — Я знаю, что это такое.

— В каком смысле? — спросила Эми.

Тесс показала ей ладонь. Это была совсем небольшая ладонь, и пока она держала ее на весу, Эми увидела, что ее мама снова надела свои обручальные и свадебные кольца. Все годы жизни с Бадди она прятала их в шкафу. Ладонь матери ожидала прикосновения дочери, и Эми медленно взяла ее.

— В каком смысле? — повторила Эми.

— Убить можно по-разному, — сказала ее мама. — Можно убить душу человека, даже не приложив никаких усилий. Разве не так я поступала с тобой? Иногда я беседую об этом со своим врачом. Я очень напугана… Прости меня, Эми.

— Ты вредила не мне, — сказала Эми. — А только самой себе.

— Я бы тоже хотела так думать, — сказала Тесс, — но ведь это неправда. В семье действия одного человека отражаются на всех остальных.

— Но я живая, — сказала Эми.

— И замечательная, — сказала ее мама. — Я так рада, что тебе нравится ходить в школу в этом году.

— Да, очень, — сказала Эми. — Я собираюсь учиться только на пятерки, а еще сочинять рассказы на английском языке и прочитать все-все мифы. — Однако она не хотела, чтобы ее собственная жизнь превратилась в миф. Она не хотела, чтобы ее мама становилась Артемидой.

— Я счастлива, что ты дома, со мной.

— Я тоже, — ответила Эми, чувствуя уколы совести, потому что в ее словах было поровну правды и лжи.

— Да? — спросила ее мама, и морщинки между ее бровями обозначились еще сильнее. — Ты действительно счастлива?

Эми тяжело вздохнула. Она подумала о другом своем доме, в котором жили Диана с Джулией, и у нее перехватило горло. Она радовалась тому, что в любой момент могла вернуться туда, но ее настоящий дом был здесь. И именно в нем она и хотела остаться.

— Да. И еще я рада, что ты сняла шторы, — сказала Эми.

Как-то вечером в начале октября, когда листья стали потихоньку желтеть и краснеть, Диана попросила мать присмотреть за Джулией. Она натянула коричневые бархатные брюки, темно-рыжую блузку и направилась к своему грузовичку. Над горной грядой из пунцовых облаков восседал молодой полумесяц. Дул легкий ветерок, а облачные горы подсвечивались снизу золотым огнем.

Подъезжая к Хоторну, Диана была предельно спокойна. Она разглядывала окрестности и никуда не торопилась. Хотя было прохладно, она накинула на плечи плотную бархатную шаль и опустила окна. Она слышала шелест травы на болотах, всплеск волн на отмели Лендсдаун. Мир казался таким странным и загадочным, и сегодня Диана чувствовала себя его частью.

Со дня возвращения из Канады она была с головой поглощена заботами о Джулии. Восстановление после этого припадка проходило медленнее, чем в предыдущий раз, но Диана запаслась терпением. Она верила, что наступит момент, когда она сможет оставить Джулию с Люсиндой на один вечер, и теперь ее терпение было вознаграждено.

Когда она увидела городские огни, ее сердце забилось немного быстрее. Но в то же время она поехала чуть медленнее. Она не хотела спешить. У нее было ощущение, что она все делала правильно. Летом она загадала желание, и ждала пока оно наконец не исполнилось. Сегодня вечером ее жизнь должна была измениться, и она хотела запомнить каждую деталь, каждую мелочь: кленовые листья в свете уличных фонарей, тыквы на крыльце, щекочущий холод в ночном воздухе.

Дом Алана был погружен во тьму. На мгновение она подумала, что он куда-нибудь уехал. Но его «вольво» стоял в боковом дворике. Свет горел на кухне, с обратной стороны. Старый дуб, на котором висел скворечник, раскинул свои ветви перед входом в дом, шурша на ветру коричневыми листьями.

Диана надавила кнопку звонка. Через несколько секунд послышался звук шагов. Алан шел через весь дом, постепенно приближаясь к двери. Когда он открыл ее, на нем были слаксы и свободная белая рубашка. Свет бил из-за его спины, поэтому увидеть выражение его лица не представлялось возможным. Приглядевшись, Диана заметила удивление, но потом Алан взял ее за руку, и она уже не обращала на это внимание.

— Привет, — сказал он.

— Я решила вернуть тебе, — сказала она, передавая ему скворечник. — Он свалился с дерева. Ты, наверное, и не заметил…

— Заметил, — ответил он.

Не включая свет, Алан провел ее на кухню. Он только что поужинал и сейчас занимался наведением порядка на столе. Стоя у мойки, он рассматривал скворечник. Диана натерла побитое непогодой дерево специальной тканью, отполировав его до мягкого серебристого оттенка. Она заменила проржавевший крючок и по-новому закрепила крышу. Из березовой ветки она сделала жердочку. Еще она отшлифовала вход в скворечник, чтобы, пролезая в него, птицы не теряли свои перья.

— Я смастерила его для синешеек, — сказала она.

— Не припомню, чтобы им пользовалась хотя бы одна синешейка.

— Там внутри было гнездо, — проговорила она. — С яйцами. Я сверилась с энциклопедией. Думаю, они принадлежали воробьям.

— А где оно сейчас? — спросил он, приподняв крышу. — В смысле гнездо?

— У меня дома, — ответила она. — Я сохранила его.

Теперь ее пульс заметно участился. Она была одновременно спокойна и невероятно возбуждена. Свежий воздух с улицы пощипывал ее кожу. По тому, как Алан смотрел на нее, она поняла, что он чувствовал то же самое. Его золотисто-зеленые глаза выжидали. Она подошла ближе, зная, что сама этого хотела. После стольких лет, она все-таки поняла.

— Я хотела повидаться с тобой, — начала она.

— Я рад, — сказал он.

— Ты удивлен?

— Должен бы, — чуть помолчав, ответил он. — Но нет, ни капли.

Диана кивнула. Он поставил скворечник на разделочный стол и обвил ее руками. Она почувствовала, как соприкоснулись носки их обуви. Нежным движением он отбросил волосы с ее лица. За лето они отросли и переняли от солнечных лучей легчайший белокурый цвет. Отведя назад каждую прядь, словно сгорая от желания увидеть ее лицо и посмотреть ей в глаза, он обнимал ее крепко-крепко.

— Я ждал тебя, — прошептал он. — Со дня нашей первой встречи.

Диана перевела дыхание. Она опять подумала о Тиме, но на этот раз выкинула его из своей головы. Диана пришла к Алану Макинтошу, после двенадцати лет вражды.

— Почему ты пришла именно сегодня? — спросил он.

— Я знала, что должна, — сказала она. — Еще с момента нашего приезда из Канады. На острове Принца Эдуарда я постоянно думала о тебе. О нашей последней прогулке…

— У пристани, — сказал он. — Где мы посмотрели на твой дом.

— Мой дом. — Она улыбнулась, подумав, что ее отец был бы рад услышать эти слова. — Да, я думала об этом. О том, что я никогда не показывала его никому другому. И как счастлива я была с тобой.

— Да, тогда выдалась замечательная ночь, — сказал Алан.

— И как мы танцевали, — сказала Диана. — В окружении библиотечных книг.

Алан ждал. Диана не сводила взгляда с его глаз, зная, что ни один мужчина раньше на нее так не смотрел.

— И как мы целовались… — прошептала Диана.

Алан дотронулся до ее щеки. Пару секунд он глядел на нее, словно давая ей последний шанс одуматься. Но она и не собиралась, а, наоборот, привстала на цыпочках и потянулась к нему. Казалось, что она всю жизнь ждала этого момента. Он заключил ее в жаркие объятия, которые словно соединили их тела, и поцеловал ее.