— Эй… — сказал Тим, сразу распознав сарказм.

— Надеюсь, что ты ей не разонравишься, когда тебя не будет дома, — сказал Алан. — Когда тебе вздумается направиться в Ньюпорт, вместо того чтобы плыть обратно в Хоторн.

— Те дни давно в прошлом, — сказал Тим. Он снова осклабился и подмигнул брату. Алан опять почувствовал приступ ревности и желание набить брату морду. Тим был прав: Алан приглашал Диану на свидание только один раз. Но нравилось ему это или нет, Алан до сих пор ощущал то особое чувство. Алан знал брата и не хотел, чтобы он причинил ей боль. Сделав шаг, он оказался с Тимом лицом к лицу.

— Лучше бы оно так и было, — сказал он.

Тим смерил его взглядом, в глазах у него вспыхнула искра, и стало ясно, что он готов к драке. Братья не забыли свой последний поединок в Кембридже, и Алан чувствовал, как от кожи Тима поднимается жар. Каждый ждал, кто первым нанесет удар.

— Она не похожа на нас, — сказал он. — В ее семье все заботятся друг о друге. Ты это понимаешь?

— С чего бы тебе вдруг предупреждать меня, — ответил Тим, тыкая Алана в грудь указательным пальцем, — насчет моей собственной будущей жены?

— Я предупреждаю тебя, чтобы ты не навредил ей, — сказал Алан.

— Не переживай.

— Ее родители всегда рядом, — сказал Алан. — Они поддерживают друг друга и ее. В отличие от наших мамы с папой. И того, что произошло, когда умер Нил.

— Я поддерживал Нила, — выпятив подбородок, сказал Тим.

Алан с вызовом смотрел на него, не в силах опровергнуть то, что брат считал правдой. Но, подумав о тех далеких годах, Алан вспомнил, как Тим сидел под окном Нила.

Стояло лето, небо ярко сияло синевой, птицы заливались трелями, а Тим сидел в траве, снова и снова кидая бейсбольный мячик в перчатку-ловушку. Алан прокрался мимо родителей, чтобы побыть с Нилом. Они слышали звук, с которым мячик Тима попадал в перчатку. В темной спальне пахло болезнью и смертью, и глаза у Нила были раскрыты широко, как у совы, пока он в ужасе глядел на Алана, не зная, что ожидало его.

— Не обижай Диану, — сказал Алан, и душа у него заныла от плохого предчувствия.

— Иди ты к черту, — ответил Тим. Отступив назад, он развернулся и пошел к дверям. — Так ты будешь моим шафером или нет?

— Да, — сказал Алан, потому что Тим был его единственным живым братом. Ради него и ради Дианы, он решил расставить все точки над «i» прямо сейчас. Диана никогда не узнает об этой ссоре или о том, какие страдания терзали его душу. — Конечно.

— Не знаю, почему, — сказал Тим, — но я рад это слышать.

Алан устало прислонился к своему столу и провожал его взглядом. Тим шел, высоко подняв голову и гордо расправив плечи. А почему бы и нет? Он победил. Алану достались дипломы и степени, а Тиму катер и Диана. Подойдя к двери кабинета, он обернулся.

Голубые глаза Тима свирепо блеснули. У Алана свело желудок — он понял, что его брат праздновал победу в самой последней битве их повседневной жизни. Но помимо этого он заметил еще кое-что. Глубоко в его глазах Алан увидел страх — медленно затухавший огонь человека, которого уже нельзя спасти.

Какое-то мгновение Алан пытался придумать повод, чтобы окликнуть Тима, остановить его и выяснить отношения. В конце концов, кроме друг друга у братьев никого не было. Но когда Тим Макинтош решал уйти, никакие слова не могли остановить его.

В последнюю среду мая Алан ощущал непонятное напряжение во всем теле, словно перед пробежкой в двадцать миль. Но хватило его всего на три, после чего он направился в библиотеку. За конторкой миссис Роббинс не было, и этот факт его незамедлительно расстроил. Но на тележке для литературы лежало его желто-белое полосатое полотенце, свернутое в виде книги. Поприветствовав кивком помощницу библиотекаря, Алан протянул руку через конторку и достал его.

Потом он взял свои журналы, устроился за столом в читальном зале и открыл статью под названием «Криль: жизненная сила и источник пропитания голубых китов». От физической нагрузки сердце его учащенно колотилось. Недавно у него разболелось левое колено, впервые за долгие годы, — последствие давнишнего повреждения, когда на бейсбольном матче в средней школе округа Барнстейбл он со всего разбегу врезался в Тима. К тому же у него весь день побаливало горло, а теперь он еще начал чихать.

Воскресным вечером он возил в кино Рейчел Палмер, свою знакомую медсестру из больницы. После сеанса она предложила пойти выпить и поужинать. Но Алан убедил ее, что лучше прогуляться по песчаной отмели к маяку. Было очень темно. Луна не почтила небо своим присутствием, и они шли, почти не разбирая дороги.

Высокие каблуки ее туфель то и дело проваливались в холодный сыроватый песок. Но она не жаловалась, стараясь не отставать от Алана и продолжая обсуждать просмотренный фильм. Алан шел широким шагом, засунув руки в карманы пиджака. На той стороне залива был Галл-Пойнт. Казалось, канал соревновался в черноте с беззвездным ночным небом, отлив уносил воду в открытое море. За темной полосой болот призрачно мерцали огни дома Дианы.

Алан остановился у маяка. Луч света метнулся над водой, указывая путь к Диане. Рейчел взяла его за руку. Она была стройной и чертовски привлекательной в своем облегающем бежевом свитере. Алан уложил ее на влажный песок и с таким остервенением стал стаскивать с нее одежду, что она вскрикнула. Но свой кружевной лифчик она сняла сама. Потом был час бурной страсти. Алан прижимал ее к себе, пытаясь совладать с чувствами. Словно желая извиниться за свои мысли и за то, что не мог отвести взгляд от дома Дианы на другой стороне канала, он накинул ей на плечи свой свитер и пиджак.

— Позвони мне, — сказала она, когда он отвез ее домой.

— Обещаю, — целуя ее, сказал Алан. Она протянула ему его одежду. Дрожа от ночной прохлады в одной футболке, он бросил пиджак со свитером на заднее сиденье. Она была разведена, работала в пункте скорой помощи и воспитывала шестилетнего сынишку. Алан чувствовал себя негодяем, который заслуживал подхваченной простуды. Он знал, что никогда ей не позвонит. Когда речь заходила о романтических отношениях, у Алана редко что получалось. Он вспомнил, как притворился, будто простил Тима за то, что тот украл у него Диану, хотя на самом деле готов был убить его.

Он снова чихнул.

— Gesundheit![6] — громко прошептала библиотекарь из справочного отдела.

— Будь здоров, — одновременно с ней сказала миссис Роббинс, выйдя из-за угла с большой стопкой свежих журналов.

— Спасибо, — сказал Алан им обеим.

— Ты случаем не заболел? — спросила миссис Роббинс.

— Скорее всего, простыл на работе, — ответил он.

— Тогда тебе не следует бегать.

— Мне нужно поддерживать форму, — сказал он.

— Форму! Не смеши меня. Отправляйся домой и отлежись денек в постели, — строго сказала она, но потом ее лицо смягчилось чудесной улыбкой. — Если, конечно, доктор не возражает.

Алан еще раз чихнул. Горло болело, а в груди ощущалась странная тяжесть. Миссис Роббинс положила ладонь ему на лоб. В тот момент она напомнила ему его бабушку.

— Друг мой, у тебя температура, — сказал она.

— А как поживают Джулия с Дианой? — как бы невзначай спросил он. — С Эми у них все наладилось?

— Не волнуйся за Джулию и Диану, — ответила миссис Роббинс. — Не переживай за Эми. Иди выспись и постарайся для разнообразия немного позаботиться о себе. Хорошо?

— Хорошо, — согласился он. Внезапно по его спине пробежали холодные мурашки, и он поежился. Он действительно заболел. И было так непривычно ощущать чужое участие. Ему опять вспомнилась бабушка. Дороти сделала все, что было в ее силах, после того как родители Алана погрузились в свои страдания. Но она жила далеко отсюда, на Нантакете, и Алан почти не виделся с ней.

— И чтоб позвонил мне утром! — с шутливой суровостью добавила миссис Роббинс.

Наверное, бабушка Дороти сказала бы то же самое.