Наконец Абдуррахман-хану это надоело. Он встал, невысокий, подтянутый, ладный, и зло кинул:

— Кто из вас не дурак, тот — осел! Разве неизвестно, что нам нужны деньги? Очень нужны. Потому ваши вонючие товары взяты в казну и проданы…

Брезгливо посмотрев на купцов, Абдуррахман-хан продолжал:

— Когда мы придем к власти в предназначенном нам Аллахом государстве, то, может быть, возместим часть ваших убытков или дадим вам какие-нибудь привилегии. И все — больше не о чем рассуждать.

Лицо его исказилось.

— Если вы и сейчас не поняли, вам растолкует мой палач. Нет желающих? Тогда убирайтесь вон — не до вас!

Натыкаясь друг на друга и бормоча проклятия, купцы вышли. Лишь теперь Абдуррахман-хан соизволил заметить важного гостя:

— Афзал-хан? Какому благоприятному сочетанию светил обязаны мы этим посещением? Можно было предполагать, что инглизи в Кабуле уже расспрашивают вас о нашем грядущем прибытии.

Индиец не обратил внимания на иронию:

— Я уже собирался уехать, сардар, но узнал, что ваш отряд насчитывает не шестьсот всадников, как было условлено, а намного больше…

— Это известие справедливо, достопочтенный, — спокойно ответил внук Дост Мухаммад-хана. — Но вот письмо из Кабула (впоследствии Афзал-хан сообщит Гриффину, что ему издали показали какой-то листок, за достоверность и содержание которого он никак не ручается). В нем угрожают смертью тому, кто согласится стать эмиром с помощью инглизи. Их тут называют — я прочту (Абдуррахман-хан отыскал нужное место) — «извечными врагами афганского народа». Вы, мудрый Афзал-хан, хорошо знаете историю наших народов. Разве не справедливо именуют инглизи кровопийцами?

Афзал-хан ушел от прямого ответа:

— У нас речь не о том, сардар. Какие силы намерены вы взять с собой?

— Войска возьмем столько, сколько нам нужно, — холодно ответил Абдуррахман-хан. — Хватит, чтобы обеспечить порядок и безопасность…

Он усмехнулся:

— Знаете, из-за чего тут был такой шум? Чтобы снарядить подходящее войско, пришлось перехватить пешаварский караван, четыре с половиной сотни верблюдов, который шел в Бухару, и срочно продать весь его груз…

…20 июля 1880 года Абдуррахман-хан в сопровождении хорошо вооруженного отряда в несколько тысяч воинов вступил в Чарикар, последний сравнительно крупный город перед столицей. До Кабула оставалось немногим больше сорока миль.

Молва о приближении внука эмира Дост Мухаммад-хана и племянника эмира Шер Али-хана молниеносно разнеслась повсюду, и в Чарикаре собралось множество старшин и глав племен. Наиболее важную роль среди них играл престарелый мулла Мушки Алам, духовный вождь гильзаев и один из организаторов сопротивления оккупантам. В этот город его доставили на носилках.

В Чарикаре возник, таким образом, стихийный дурбар афганской знати. На нем Абдуррахман-хан был провозглашен эмиром. Закрепляя это решение, собравшиеся прочитали по мусульманскому обычаю хутбу — молитву с упоминанием его имени.

События опережали планы сидевших в Кабуле англичан. Сардар стал эмиром независимо от их воли. Следовало торопиться с его признанием. И британские власти, заявив, что они только дожидались признания Абдуррахман-хана афганским народом, 22 июля созвали в столице официальный дурбар. К участию в нем была приглашена местная знать, вполне уживавшаяся с чужеземцами. Приехали представители Абдуррахман-хана, и Мак-Грегор получил возможность напомнить Стюарту свои слова, что претендент на престол так и не покажется в Кабуле до ухода англичан.

— Знаете, полковник, — возразил ему впавший в апатию генерал, — честно говоря, для меня самого гораздо важнее уйти из Кабула и больше не показываться здесь никогда! Пойдемте, однако, послушаем, что скажет Гриффин перед сборищем этих головорезов.

Хотя в столице была расквартирована целая англо-индийская армия, солдаты и офицеры отнюдь не чувствовали себя спокойно. Не проходило и дня, чтобы какая-нибудь часть не лишалась сарбаза, совара, сержанта, а то и офицера, неосторожно зашедших слишком далеко. С окрестных холмов постреливали в ненавистных инглизи.

Поэтому дурбар собрали на территории Шерпурского укрепленного лагеря. В одном из его уголков расстелили ковры, и на них разместились родовитые афганцы, старейшины, городская знать. На ярком солнце сверкали расшитые золотом и серебром безрукавки, надетые на белоснежные рубахи, темными пятнами выделялись дорогие халаты. Многие носили на себе целый арсенал: один, а то и два пистолета, нож, тяжелый кинжал, саблю с рукоятью, усыпанной драгоценными камнями или отделанной перламутром. Было ясно, однако, что оружие этих людей давным-давно не пускалось в ход, оправдывая афганскую пословицу: «Кинжал из золота вешается на пояс, а не вонзается в грудь врага». То были кинжалы, которых англичане могли не опасаться…

После того как проворные слуги обнесли почетных гостей кувшинами с прохладным шербетом, на небольшое возвышение поднялся британский политический агент в Кабуле и Северном Афганистане. Звучным голосом, на хорошем персидском языке Гриффин оповестил дурбар, а через него и весь мир о важных политических решениях, принятых британским правительством.

— Течение событий поставило сардара Абдуррахман-хана в положение, — говорил он, — полностью соответствующее желаниям и ожиданиям правительства. Поэтому вице-король Индии и правительство ее милостивого величества королевы-императрицы с удовольствием возвещают о публичном признании ими сардара Абдуррахман-хана, внука знаменитого эмира Дост Мухаммад-хана, кабульским эмиром.

Среди собравшихся пронесся легкий шум. Их внимание привлекли слова: «кабульский эмир». И только?!

Гриффин между тем продолжал:

— Правительство находит удовлетворение в том, что вожди и племена избрали выдающегося представителя династии баракзаев, известного воинской доблестью, а также своей мудростью и опытом. Он дружелюбно расположен к британскому правительству, и, пока он питает к нам такие чувства, поддержка Англии ему обеспечена. Свою дружбу к нам он лучше всего докажет хорошим отношением к тем из его подданных, которые оказывали нам услуги.

Дост Мухаммад-хан, Шер Али-хан, Мухаммад Якуб-хан… На престол в Кабуле был возведен четвертый эмир из рода баракзаев. Сам новоиспеченный государь пока еще сидел в Чарикаре, но сделавшие на него ставку неожиданные друзья в Шерпурском лагере, Симле и Лондоне уже позаботились об укреплении его положения. Наряду с формальным признанием, встреченным дурбаром с удовлетворением, англичане подарили новому эмиру пятнадцать лакхов, или полтора миллиона, рупий, а также передали ему девять с половиной лакхов рупий, находившихся в казне его предшественника при захвате Кабула солдатами Робертса.

Удивительны капризы фортуны! Абдуррахман-хан, только что ограбивший индийских купцов в поисках средств для снаряжения конвойного отряда, — и обладатель почти двух с половиной миллионов рупий! Для начала совсем неплохо!

И еще одно сделали британские власти: чтобы избавить эмира от трений с их ставленниками, они намекнули назначенному ими губернатору Кабула Вали Мухаммад-хану, что он может больше не считать себя связанным своими трудными и небезопасными обязанностями. «Губернат-инглизи», как его прозвали в столице, оказался достаточно сообразительным человеком и удалился в частную жизнь.

И наконец, в штабе Северо-Афганского полевого отряда возникла идея презентовать эмиру несколько орудий. Правда, скептики (в их числе был, естественно, и Мак-Грегор) выражали опасение, как бы Абдуррахман-хан, являющийся не только внуком Дост Мухаммад-хана, но и племянником Акбар-хана, не развернул эти орудия жерлами в спину покидающим Кабул британским войскам. Но их успокоил командующий отрядом. Осмотрев предназначавшиеся в дар пушки, Стюарт сказал с улыбкой:

— Эти орудия слишком стары, чтобы из них было безопасно стрелять, и слишком тяжелы, чтобы их стоило вывозить в Индию. Отличный подарок для эмира!

К началу последней декады июля 1880 года кабинет министров в Лондоне и колониальная администрация на Востоке пришли к выводу, что афганский кризис преодолен. На кабульский престол посажен надежный правитель. Кандагарское государство продолжает существовать. Все в порядке!