— Финансирование компаний, — задумчиво произнес управляющий, — вот область, которая, пожалуй, подойдет вам больше других. Надо будет это продумать… Вообще надо все продумать основательно. Как у вас с математикой?

Тоби решил не плутовать (во всяком случае, не слишком) и потому признал, что по математике был не из первых, однако выразил надежду, что справится.

— Во всяком случае, — сказал управляющий, — в балансовом отчете вы, надо думать, разобраться сумеете?

Тоби промолчал, выражая этим согласие, хотя в жизни не видел балансового отчета.

Коротко расспросив Тоби о том, чем он занимался до сих пор, управляющий осведомился:

— Чем же конкретно заинтересовало вас наше дело?

— Мне кажется, оно открывает широкие горизонты, во всяком случае, более широкие, чем мое нынешнее занятие.

На этом собеседование закончилось.

— Мы свяжемся с вами, узнаем, не передумали ли вы, — сказал управляющий, и Тоби, снова очутившись на охваченных спешкой улицах Сити, зашагал к ближайшей станции подземки.

Обдумывая по дороге домой оба разговора, он решил, что провел их не так уж плохо. С Бауманном, во всяком случае, явно удалось установить контакт. Впрочем, как знать, если его примут, доведется ли им общаться? А если все-таки примут, что тогда? Ну, как ни говори, коэффициент умственных способностей у него довольно высокий, и то, чему его обучают, он усваивает неплохо. Не усваивает только того, что ему не лезет в горло, как, например, премудрости, которыми сейчас старательно начиняет его Тиллер, а до него — другие профессора.

Вечером он поехал к родителям и поделился с ними своими планами. О торговых банках они никогда не слышали, но, к его удивлению, пришли в ужас.

— Ты так замечательно начал, а теперь хочешь заделаться банковским клерком? — ахнула миссис Робертс. — Мы надеялись на большее.

— Ну, дело обстоит не совсем так. Вот только не знаю, как вам объяснить.

— А объяснять, как ни верти, придется, — вставил мистер Робертс, и тон у него был не такой мягкий, как обычно. — Не хочу попрекать тебя, но дать тебе образование было не так-то легко.

— Ну и не попрекай, — резко бросила миссис Робертс, — сам ведь знаешь, главное совсем не в этом. Просто у каждого из нас есть своя мечта, вот и я мечтала, что ты останешься при колледже — будешь доном, как это у вас называется. И я ничего не могу с собой поделать. Сдается мне, твоя неудержимая тяга к переменам как-то связана с этой самой Клэр.

— Но я-то вовсе не мечтаю быть ученым и тоже ничего не могу с собой поделать. А что касается Клэр, то ее роль во всем этом совершенно ничтожна. Я хочу, чтобы ты поняла: она славная девушка. Ты с самого начала что-то против нее имела, не знаю что.

— Мейзи — вот что, — упрямо ответила миссис Робертс.

— Тут ты не совсем справедлива, Дора. — Мистер Робертс уже несколько поостыл. — Не можем мы указывать молодым, кого им любить, а кого нет.

— И все-таки это дурно пахнет.

— Слушай, если дело выгорит — а оно, скорее всего, сорвется, — я буду получать гораздо больше. И смогу помогать вам, — сказал Тоби, прекрасно понимая, что мать этого не допустит.

— Спасибо, но я в помощи не нуждаюсь. — Так оно и было: на вырученные за картины деньги она смогла приобрести кое-какие предметы роскоши (весьма, впрочем, умеренной), а большего не желала. — Надо же, банковский клерк, — грустно проговорила она, — будешь сидеть за решеткой: ни дать ни взять зверь в зоопарке.

В тот вечер ему так и не удалось ее умилостивить. Ужин прошел в молчании, лишь изредка они перебрасывались словом-другим, а потом мать не захотела показать ему свои новые работы.

— Да они все похожи одна на другую, тебе будет неинтересно, — только и сказала она.

Назавтра он встретился с Клэр в том самом пивном баре, где обычно, и рассказал ей, как обстоят дела.

— По-моему, котик, все получилось великолепно. Ты сразу же взял с Бауманном верный тон, это я могу точно сказать, хоть и знаю его совсем мало. Словом, пришел и победил.

Через неделю Тоби получил уведомление от управляющего по штатам: банк готов предложить ему место, для начала ему будет положено жалованье девятьсот фунтов в год. Девятьсот фунтов! По понятиям Тоби, целое состояние. Нет, это что-то невероятное. Какое будущее перед ним открывается, светлое, словно нива под солнцем! Тучная, обильная нива. Быть не может, чтобы мать не смягчилась, узнав, сколько ему будут платить. Он был так возбужден, что чувствовал потребность немедленно с кем-нибудь поделиться с Клэр, разумеется, а еще с Бобом, Эйдрианом и с Мейзи. Да, рассказать бы об этом Мейзи! Он скучал по ней все сильнее, но полагал, что тем дело и ограничится — поскучает и забудет. Ему просто хотелось ее видеть, и, ответив управляющему, что принимает предложение, он первым делом написал Мейзи: отправил короткую записку, в которой спрашивал только, не согласится ли она как-нибудь на днях с ним пообедать. Он не добавил «в память о прошлом», это подразумевалось само собою.

Затем Тоби написал Тиллеру. Тот был во Франции, но откликнулся незамедлительно:

«Дорогой Робертс!

Поступайте, как считаете нужным. Я надеюсь, что на новом поприще вас ждет удача. Разумеется, мне с самого начала было ясно, что у вас душа не лежит к историческим наукам, так что, пожалуй, все к лучшему. Примите наилучшие пожелания».

Что ж, такие, значит, дела. Домой он не поехал, просто написал матери, что с сентября начинает работать в банке. Сообщил и финансовые подробности — быть может, он вырастет в ее глазах, когда она узнает, какое ему назначили жалованье? Но он понимал, что до поры, до времени в глазах матери его не оправдает ничто, и на миг в нем вспыхнул гнев: за какие грехи его вдруг осиротили?

От Мейзи пока ответа не было. А вот Клэр ликовала: как же, ведь ей удалось кое-что для него сделать, правда?

Вернее, папочке. Да, надо, конечно, отправить Ллэнгейну благодарственное письмо.

А пока что Тоби и Клэр предавались любви. Тело ее, хоть и мраморное с виду, было на редкость умелым, и ему нравилось, что в постели она веселая. Никогда не встречал он девушки с таким железным здоровьем: просто невозможно представить себе, чтобы она слегла хоть на день, подхватила бы обыкновенную простуду. Насладившись друг другом, они садились в постели, курили, распивали вдвоем бутылочку вина. В такие моменты она бывала особенно говорлива.

— Виделась я с Алеком, — как-то сказала она, — но, господи боже ты мой, до чего у него маленький подбородок, и потом, он вот-вот уедет в Италию. Нет, ты должен с ним познакомиться. Смотреть там особенно не на что, но он далеко не дурак. Только не вздумай хвастать дипломом, потому что у него самого диплом с отличием, хоть по нем этого и не скажешь. А мне надо во что бы то ни стало съездить в Хэддисдон — ведь разрыва, по сути дела, не было, верно? Вообще мы знакомы с ними целую вечность. Аманда любит маму, дает ей накачиваться водкой сколько душе угодно…

Тоби, привязанному к близким, эти слова Клэр показались вероломством по отношению к матери.

— …хотя, должна сказать, я никогда не видела, чтобы у нее, я имею в виду маму, заплетались ноги или язык. Она изумительна на свой лад, пусть и не слишком умна. Папа ее обожает, хоть ты этого никогда бы не подумал.

Он положил руку ей на грудь, острившуюся под шелковым халатиком.

— Нет, — объявила Клэр, — на сегодня, безусловно, хватит. Вот ненасытный! Я желаю обедать. Куда пойдем?

Он любит ее, верно, за то, что с нею так легко, за то, что близость с ним — для нее удовольствие, впрочем, сам он постоянно был в состоянии готовности. Вот и сейчас, хоть она хохотала и отбивалась, он взял ее снова, но ясно почувствовал, что на сей раз наслаждение получил он один. Как бы то ни было, настроение у нее не испортилось. Она быстро оделась, и они пошли в ресторанчик, где уже не раз бывали прежде. Там они распили еще бутылку, и Тоби подумалось, что Клэр унаследовала от матери крепкую голову.

Да, он сделает ей предложение, но торопиться некуда, времени еще хоть отбавляй. И он прикинул мысленно все выгоды, которые сулит ему этот союз; хотя прежде на таких вещах не очень фиксировался — во всяком случае, сознательно. Но он знал, что пришелся чете Ллэнгейнов по душе и Перчику тоже. Теперь он, правда, сможет предложить Клэр несколько больше, чем раньше, но все же не бог весть что. Впрочем, сказал же Перчик, что в наши дни это не столь уж важно, так отчего бы не поверить ему? Интересно, какой будет Клэр лет через двадцать? Вот над этим он задумывался. Видимо, такой, как Мойра Ллэнгейн, — ну что ж, не так уж плохо. Надо надеяться, что к водке она не пристрастится, нет, не похоже: это так не вязалось бы с духом полнейшего благополучия, которым от нее веет. Главное — то, что от самого ее присутствия и у него становится хорошо на душе, хотя, надо сказать, душевное неблагополучие для него и вообще-то состояние редкое. Клэр действует освежающе, как озон.