— А я и не опасаюсь. Во всяком случае, не этого. Мейзи прелесть.

— Знаете, она не просто прелесть. Ну что ж, пожалуй, допьем пиво и двинемся дальше. В двенадцать сорок пять я должен быть в Кингс-колледже.

Остаток пути они проделали в молчании. Тоби понимал, что со стороны Крейна было бесцеремонностью вмешиваться в его дела, но впервые в жизни по какой-то необъяснимой причине не возмутился таким вмешательством. А может быть, просто нельзя возмущаться человеком, который, вмешиваясь в твои дела, нимало не интересуется тем, вызывает он у тебя возмущение или нет.

Эдуард высадил его на Рыночной площади, и Тоби зашел в кафе выпить чашку кофе с сандвичем. Ему было о чем подумать. Воспоминания о минувшей ночи вызывали у него огромную радость. Победное чувство. Да, Мейзи прелесть! Так о ней говорят все. А почему Эдуард затеял этот разговор, что он углядел? Мимолетное выражение испуга и растерянности на лице у Мейзи? Но оно в общем-то было беспричинным. Хорошо, что Эдуард рассказал об Аманде, интересно все-таки, что за человек был ее муж. Мысли о Хэддисдоне шли быстро и кучно, одна за другой, как маргаритки на тамошней лужайке. Тоби был очарован Хэддисдоном. Но может быть, есть и другие места, не менее чарующие? Он знал: мир — это устрица, и, чтобы вскрыть ее раковину, нож, вероятно, потребуется прочный.

Окна кафе запотели; проходившие мимо девушки были в легких, не по погоде, платьях.

А ведь самое это слово «девушка» по-прежнему обладает для Эдуарда магической притягательностью; и вообще, как сложилась его личная жизнь? Разумеется, в дела Тоби его побудил вмешаться собственный интерес, не иначе; во всяком случае, за этим что-то кроется. Тоби перестал думать об Эдуарде, теперь он думал только о Мейзи. Так что, может, своим вмешательством Эдуард и впрямь сделал доброе дело.

На какой-то миг им овладело беспокойство — только бы Мейзи не забеременела, как Рита. Но он тут же решил, что такое вряд ли возможно; Тоби вообще не был мнителен.

Назавтра вечером он пошел ужинать к Рите и Бобу. Миссис Чемпиен ушла к соседке, а ее муж был на дежурстве. Роль хозяйки выполняла Рита, и потрудилась она изрядно. На столе — пластиковая скатерка под кружево, цветастые подставки, ваза с желтыми нарциссами. Сама Рита, на взгляд Тоби, выглядела неважно. Тело ее разбухло, и на лице, несмотря на заученно-гостеприимную улыбку, был отпечаток хронического раздражения.

— Поверишь ли, он до сих пор половину вечеров торчит в этой своей лаборатории, — обратилась она к Тоби, словно знала, что однажды, поднимаясь по лестнице, он слышал их перебранку (хотя он понимал, что она этого знать никак не может).

— Рит, мне же надо докончить работу, — оправдывался Боб. — Скоро я закруглюсь.

— А как Эйдриан? — оживленно спросила она Тоби. — Господи, вот младенец.

— Видел его в конце той недели. Он в полном порядке.

— По-моему, у него внешность киноактера, — проговорила она мечтательно, словно для нее это означало верх совершенства. Видимо, так оно и есть, решил Тоби. Ох, добра от этого брака, пожалуй, ждать не приходится.

— Думаю, пудинг с мясом и почками придется тебе по вкусу.

— Нет ничего вкусней на свете.

— Надеюсь, он удался. Готовила не я, а мама — она по этой части мастерица.

На самом деле пудинг оказался не очень вкусный, но Тоби сильно проголодался и ел с аппетитом.

— Домишко у нас убогий, — жаловалась Рита. — Две комнатки наверху, две внизу. Ребенка, видимо, придется поместить к родителям. Иной раз я чувствую, что не вынесу всего этого.

— Ну, ты и вообще не из выносливых, а Рит? — поддел ее Боб.

— По-твоему, это остроумно?

— Не очень.

— Послушай, — обратился Тоби к Рите, — когда станет известно, как Боб сдал, а на этот счет ни у кого из нас сомнений нет…

— У меня есть, — вставил Боб.

— …все у вас сразу разъяснится. До сих пор, собственно, и предпринять ничего было нельзя.

— Знаешь что, — Рита вдруг преисполнилась дочерней любви, — мама и папа сделали все, что в их силах! Они просто ангелы. Но эта чертовщина все тянется и тянется. Мне кажется, ей конца не будет.

Она имела в виду свою беременность.

— Помою-ка я посуду, — вдруг сказал Боб, — а вы тут пока потрепитесь. Потом послушаем пластинки.

Когда он убрал со стола и вышел на кухню, Рита сказала:

— Боб всегда мне помогает, когда он дома. Представь себе, любит мыть посуду. Готовить — это я пожалуйста, но жирных тарелок не выношу. Так что же, Эйдриан действительно собирается стать священником?

— Да.

— Вот жалость! Значит, жениться он уже не сможет?

— Насколько я понимаю, нет. Впрочем, жизнь полна неожиданностей.

— А вот меня никакие неожиданности, видно, уже не ждут, — сказала Рита убитым голосом.

— Ну, полно. У тебя впереди такая радость.

— Орущий младенец, пеленки, подгузники, да?

Тоби смутился, насколько это вообще было для него возможно.

— Надеюсь, все образуется.

Рита курила сигарету за сигаретой, и Тоби решил, что это для нее вредно.

Словно прочитав его мысли, она принялась оправдываться:

— Врач говорит, мне сейчас ни в коем случае не надо бросать. Это только ляжет мне на нервы. Расскажите еще про Эйдриана. Что, у него никогда не было девушки?

— Откуда мне знать?

Да, первое его впечатление о ней оказалось совершенно неверным.

— Ручаюсь, что не было. Да и у тебя тоже, — объявила она, и глаза у нее блеснули.

— Ну, ручайся, ручайся, — ответил Тоби.

— Ах ты устрица этакая! Ты ведь устрица, а Тоби? Мы все перед тобой изливаемся, а ты только слушаешь и помалкиваешь.

Что ж, он и Эдуарда тоже только слушал — и помалкивал.

Вскоре возвратился Боб, и это положило конец расспросам Риты об Эйдриане. Боб поставил пластинку с рок-н-роллом, и на некоторое время громкая музыка заставила ее умолкнуть. Потом он принес пива, и Рита основательно на него налегла. Вид у нее при этом был вызывающий: вот так, что хочу, то и делаю. Словом, когда можно было наконец встать и уйти, Тоби почувствовал облегчение.

День, когда должны были быть объявлены результаты экзаменов, выдался прохладный, накрапывал дождик. Тоби с трудом сдерживал нетерпение; потом, решив, что уже пора, отправился к зданию Университетского сената. Там собралась кучка ожидающих — все были взвинчены и просто сгорали от нетерпения.

Наконец списки были вывешены, и Тоби стал проталкиваться вперед. Сперва он просмотрел список тех, кто получил «второй — один», и сердце у него упало: его среди них не было. Потом — список тех, кто получил «второй — два». Тут его тоже не было. Он с лихорадочной поспешностью перечитал оба списка — может быть, от волнения он просто себя пропустил? Наконец, чуть ли не смеха ради, пробежал список тех, кто получил диплом первой степени. И вот он — Робертс, Т. Г. Он своим глазам не поверил. Недоверие пересилило все остальные чувства, даже радость. Но тут знакомый студент поздравил его. Стало быть, это не обман зрения, так оно и есть.

Тоби вышел из столбняка. Помчался на почту и отправил матери телеграмму: «Получил отличием приеду завтра».

Как он и полагал, мать была потрясена не столько тем, что он получил диплом с отличием, сколько тем, что у него теперь ученая степень. В ее семье такой возможности еще не выпадало никому.

— Так-так, — сказала она, когда он вошел в дом. — Отец на седьмом небе.

И в самом деле мистер Робертс, вернувшийся в эту минуту из киоска, сиял.

— Это необходимо отпраздновать. В газетах будет сообщение?

— Думаю, в завтрашней «Таймс», — ответил Тоби. Успех уже опьянил его.

— Чего-чего, а газет в этом доме всегда хватает, — сказал отец.

В тот вечер за бутылкой виски мистер Робертс с радостным удивлением проговорил:

— Какой год у нас нынче выдался а? Что у тебя, что у мамы.

— Мог ты такое ожидать? — спросила миссис Робертс сына.

— Нет. Я на верхний список и взглянуть не подумал, посмотрел уже под конец.

— А это поможет тебе устроиться получше?