— Ну, как вы, поладили?

Слова ее всегда имели самый прямой смысл.

— Вполне, — ответил Тоби.

— Пойдемте к ручью.

Тоби не знал, что в Хэддисдоне есть ручей, но оказалось, что есть: вот он, в самом конце сада, — мелкий, прозрачный, бежит, позванивая галькой, меж лютиков и ирисов, и ложе у него бархатисто-золотое.

— Он, конечно, искусственный, — сказала Клэр. — Как делается искусственный ручей, понятия не имею. Но вот Аманда как-то умудрилась. Нет, она просто чудо, а?

Тоби согласился, что — да, чудо.

— И Мейзи — тоже чудо, — добавила Клэр. — Ведь это она устроила вам выставку, да? Так говорит папа.

Тоби подумал о лорде Ллэнгейне. Директор торгового банка. Звучит шикарно. А для него самого такая карьера была бы подходящей? И обязательно ли для этого легко оперировать цифрами? Если да, то эта мечта не для него. В школе он шел по математике хуже, чем по всем другим предметам. Найденный в телефонной книге номер и то не мог запомнить сразу: набирая его, снова и снова заглядывал в книгу. С трудом удерживал в памяти день и час назначенной встречи.

— Да, она.

— Смотрите-ка, колюшка! — Клэр присела у ручья на корточки. — Когда-то я ловила колюшек банкой из-под варенья. Но потом приходилось выпускать их обратно. Домой все равно не донесешь — уснут дорогой.

— А по-моему, ловить рыбу жестоко, — объявила Джанет. — И охотиться на лисиц — тоже. Вы же понимаете, что лисе от этого радости мало. Так почему это должно нравиться рыбам?

— Ну, ловить рыбу таким способом, как я, — занятие довольно безобидное.

— А вы охотитесь на лис? — Джанет смотрела на Клэр, и ноздри у нее раздувались. Клэр внушала ей инстинктивную неприязнь.

— Конечно. Не то чтобы постоянно — так, от случая к случаю. А вообще-то их не часто возьмешь.

— Кого?

— Лис.

— Не понимаю, как вы можете…

— Я вам не нравлюсь, — сказала Клэр. — Что ж, бывает.

И, широко улыбнувшись, она отошла.

— Обозлилась, — бросила Джанет.

Гости понемногу возвращались на лужайку и снова рассаживались под кедром.

— Давайте сыграем в какую-нибудь самую что ни на есть старомодную игру, — предложила Аманда. — В писателей. Пусть каждый назовет писателя на букву «А». На букву «Б» их больше, так что особенно далеко мы не уедем.

В эту игру они играли до самого чая. А после чая гости один за другим стали разъезжаться, и под конец остались только Тоби, Клэр и Эдуард Крейн.

— Ну и задира эта Джанет, а? — сказала Клэр, обращаясь к Мейзи — Уверена, от ее жуткой книги меня вывернет.

— А ты все-таки попробуй почитай — Голос Мейзи прозвучал мягко. — Мама ее хвалит, правда, говорит, что она сыровата.

— Клэр! Ты обедаешь с нами? — спросила Аманда.

— Никак не могу, но все равно — спасибо. У мамы гости.

— А я остаюсь ночевать, — сказал Эдуард. — Если хотите, Тоби, подброшу вас завтра в Кембридж. Мне туда надо.

Тоби с благодарностью согласился, хотя и понимал, что Мейзи будет разочарована — ведь ей, наверно, хочется отвезти его на станцию самой. От безмерного изумления, промелькнувшего у нее на лице во время ленча, не осталось и следа — оно словно привиделось ему. Теперь она была совершенно спокойна, держалась непринужденно.

Клэр выпила еще рюмку, потом сказала, что ей уже в самом деле пора. И, обращаясь к Тоби, добавила:

— Буду следить за газетами. Узнаю, как вы окончили. И Мейзи. Я буду не я, если не отыщу ваших результатов.

Она распрощалась со всеми. И пока она шла к дому, Тоби смотрел на ее мощную, словно железную спину.

— Славная девушка, — сказала Аманда. — Ни литературного, ни художественного дарования у нее нет, но вся она словно глоток свежего воздуха. Она у нас бывает запросто, когда ей заблагорассудится. Видите ли, она связана по рукам и по ногам. Мойра такая лентяйка, что Клэр приходится принимать гостей Идриса. Брат ее за границей, в оккупационных войсках. И хотя, между нами говоря, ей это не очень по душе, она взяла на себя заботы об отце.

Вечер прошел тихо, ни в какие игры больше не играли. Эдуард стал рассказывать о своей новой пьесе.

— Когда она пройдет? — с нетерпением спросил Тоби.

Эдуард усмехнулся.

— Никогда не спрашивайте такого у драматурга. Меньше всего ему хочется, чтобы его пьеса «прошла» или «сошла». Надо спрашивать: «Когда пойдет».

— Надо же брякнуть такую глупость. Я ведь имел в виду — пройдет все стадии подготовки, будет поставлена. Нет, я порядочная бестолочь.

— Разве? — Эдуард взглянул ему прямо в лицо. — Знаете, а я бы не подумал.

Обед был довольно легкий, и Тоби это вполне устроило — после ленча у него все еще оставалось чувство переполнения. Потом принесли проигрыватель и стали слушать «Остров радости» Дебюсси. Мейзи сидела по-турецки на полу и, казалось, была всецело поглощена музыкой. Когда пластинка кончилась, она сказала:

— Вещь экстатическая, правда? Не знаю, чем они намерены заняться, когда доберутся до острова — вполне допускаю, что чем-нибудь предосудительным, — и все-таки это прекрасно и упоительно.

— Ну так, — сказала наконец Аманда. — Меня совсем разморило от свежего воздуха. Прошу извинения, но я, пожалуй, пойду спать. А вы не торопитесь. Выпейте еще. Тоби, завтракать у нас можно в любое время начиная с девяти. Прежде чем подниметесь в свою комнату, скажите Сьюки, что вам подать утром в постель.

Она поплыла к себе, и джубба ее развевалась.

Теперь Эдуард целиком переключился на Мейзи — видно было, что он очень ее любит. Как поживают такие-то? (Он упомянул ее друзей, которых Тоби не знал.) Чем она собирается заняться теперь?

Мейзи ответила, что понятия не имеет.

— Зато знаю, что сделаю вот сию минуту — последую маминому примеру и пойду спать. Доброй ночи вам обоим.

— Доброй ночи, малыш, — отважно сказал Тоби, невзирая на то, что они не одни, и глаза у нее засветились.

— Что за очарование эта девочка, — сказал Эдуард, когда она ушла. — Будь я на двадцать пять лет моложе, влюбился бы в нее по уши, пожалуй, я и сейчас не прочь, если б не возраст и боязнь быть смешным. Мужчина может увлечься в любом возрасте, хоть вы, наверно, и считаете, что к сорока годам он эту способность утрачивает. Во всяком случае, я в ваши годы считал именно так.

— Мейзи прелесть.

— Да, прелесть, — подтвердил Крейн очень серьезно и умолк. Выпив еще виски, они разошлись по своим спальням. Тоби прихватил с собой книгу Джанет: уснуть, пожалуй, удастся не скоро.

Не прошло и получаса, как в дверь легонько постучали, и сразу же вслед за этим в комнату проскользнула Мейзи. Она была в халатике. На раскрасневшемся лице — волнение и решимость.

— А, малыш, привет! — воскликнул Тоби, делая вид, будто в ее появлении нет ничего особенного.

— Ш-ш. Не шуми. Ничего, что я пришла?

— Ну, что ты.

Она присела на краешек его постели.

— Слушай, я хочу с тобой поговорить. А времени у меня в обрез. Хочешь, чтобы я стала твоей? Потому что, если да… Понимаешь, я так подумала, наверно, из-за этого ты последнее время такой странный-странный. Словно ты где-то за миллион миль от меня. Может быть, ты считаешь, что я с тобой холодна, но это не так, клянусь. Хочешь, я стану твоей?

Ее била дрожь.

Конечно, Тоби хотел этого. Вот уже сколько месяцев у него не было даже случайной связи. А все-таки страшно: ведь у Мейзи он будет первым, в этом нет сомнения. Тоби ласково провел рукой по ее спине, и она встрепенулась, как вспугнутая кобылка.

— Конечно. Но ты твердо решила?

— Если ты решил, то и я тоже.

И, перегнувшись через него, она выключила лампочку над постелью. В лунном свете, пробивавшемся между неплотно задернутыми занавесями, он увидел, как она сбросила халатик. Потом ночную рубашку. До чего же она хороша, диво дивное! Сердце у него заколотилось.

— Иди сюда, — сказал он, откидывая одеяло. — А то простудишься.

Он сжимал ее в объятиях, и радость взмывала в нем, а в то же время он трезво прикидывал, чем может обернуться для него то, что сейчас произойдет. Правильно ли, чтобы это случилось у Аманды в доме? Существует же старинный закон благодарности за оказанное гостеприимство. А если все-таки пойти на это, не окажется ли он связанным навеки? Мозг его лихорадочно работал.