Однако Капабланка с вызовом не торопился. Вернувшись в Нью-Йорк, он отправил письмо в Европу, но не Александру Алехину, а другому Александру — Рюэбу, президенту образованной в 1924 году Международной шахматной федерации.
В этом письме он писал:
«На основании моего опыта в Буэнос-Айресе мне представляется необходимым предложить только два изменения первоначальных условий. Первое изменение следующее: число партий должно быть ограничено и не должно превышать, по моему мнению, шестнадцати. Таким образом, измененное правило должно гласить: матч играется до шести выигранных партий, но если после шестнадцати партий ни тот, ни другой участник не выиграет требуемых шести партий, победителем в матче и чемпионом мира признается тот, у кого окажется фактический перевес в выигранных очках.
Конечно, в случае равенства очков матч объявляется закончившимся вничью, и чемпион мира сохраняет свое звание.
Второе изменение касается продолжительности игры. По моему мнению, необходимо установить контроль времени после четырех часов игры (т. е. делать 30 ходов за 2 часа), причем надлежит играть в два приема по 4 часа ежедневно с перерывом от полутора до двух часов для отдыха. Всякий анализ во время перерыва запрещается, в противном случае партия считается проигранной. Предлагаемые мной изменения основаны на том соображении, что матч без ограничения числа партий может, в сущности, продолжаться неопределенно долго и исход его будет в конечном итоге зависеть только от физической и моральной выносливости участников. Другими словами, вопрос будет заключаться в том, кто раньше выдохнется, а не в том, кто лучше играет. При этом не принимаются во внимание и расходы в течение матча, которые непомерно возрастут, если последний затянется».
Копию письма Рюэбу Капабланка отослал Алехину.
Письмо Капабланки вызвало резкую реакцию Алехина. Отбросив всякую дипломатию, он ответил кубинцу открытым письмом:
«После того, как Вы потеряли Ваше звание, Вы хотите изменить условия, которые Вы заставили подписать в Лондоне Ваших будущих противников. Это Вы сделали несмотря на то, что при нашей последней встрече 12 декабря 1927 года я категорически заявил, что принципиально ни на какие изменения регламента не соглашусь. Вы предлагаете сократить число партий до 16 и ссылаетесь при этом на Ваш опыт в Буэнос-Айресе. Хотя в нашем матче я фактически мог быть победителем, начиная с 12-й партии, в любой момент, я полагаю, что ни меня, ни весь шахматный мир такая победа не могла бы удовлетворить…
Я выиграл у Вас в честном, тяжелом бою шесть партий, и я признаю только того сильнее меня, кто выиграет у меня шесть партий.
Если кто-нибудь, пока он — чемпион мира, выставляет условия, которые затрудняют вызов, а после потери звания требует изменения условия в сторону их облегчения, такой человек пренебрегает мнением спортивных кругов. В этом я убежден».
Любопытна реакция президента ФИДЕ на письмо Капабланки. По поводу предстоящего матча-реванша он заявил, что сочувствует взглядам, высказанным Алехиным, но одновременно от имени ФИДЕ предложил свои условия борьбы на первенство мира. Первый пункт этих предложении гласил: ежегодно ФИДЕ называет четырех лучших шахматистов мира, из которых первый считается официальным претендентом на матч с чемпионом. Рюэб назвал и первого официального кандидата — Ефима Боголюбова, только что победившего в матче М. Эйве и ставшего чемпионом ФИДЕ.
Так впервые в споре двух великих шахматистов появилось третье имя. На конгрессе ФИДЕ, который состоялся в августе 1928 года в Гааге, в присутствии делегатов от 17 стран Боголюбов был официально утвержден чемпионом ФИДЕ.
Между прочим, одним из пунктов повестки дня конгресса было обсуждение условий матча на первенство мира. После жарких дебатов вопрос был передан для дальнейшей разработки в специально созданную комиссию. В нее, кстати, вошел и Алехин.
А что же Капабланка? Во второй половине 1928 года он приехал в Европу и выступил подряд в трех международных турнирах. А ведь раньше он не играл годами. Создавалось впечатление, что Капабланка серьезно готовится к реваншу, старается «набить руку», приобрести уверенность. На турнире в Бад-Киссингене его ожидала относительная неудача — он занял второе место, отстав на очко от победителя Боголюбова, но в Будапеште и Берлине праздновал победу. Однако во всех этих соревнованиях Алехин не участвовал.
В октябре из Берлина Капабланка отправил Алехину коротенькое письмо:
«Дорогой сэр, сим письмом я официально вызываю Вас на матч на первенство мира по принятым лондонским правилам 1922 года.
Искренне Ваш
X. Р. Капабланка
P. S. Этот вызов написан для того, чтобы подтвердить письмо д-ра Ледерера, отправленное несколько недель тому назад. Как я понял из его телеграммы, Вы требуете письменного вызова. Мой залог в 500 долларов находится у д-ра Ледерера что, я уверен, он уже Вам сообщил».
Ответ последовал незамедлительно — 12 октября:
«Подтверждаю получение Вашего письма от 8 октября. В связи с тем, что я в принципе принял вызов Боголюбова от 28 августа на матч, который должен состояться в 1929 году, я сожалею, что одновременно не предусмотрел возможности еще одного матча на первенство мира. Тем не менее я принял во внимание Ваше письмо и написал Боголюбову, предоставив ему трехмесячную отсрочку (до 15 января 1929 года), пока он не даст мне гарантий, предусмотренных Лондонским соглашением 1922 года.
В случае, если мой матч с Боголюбовым состоится и я смогу сохранить свое звание, буду готов принять Ваш вызов по окончании этого матча… Письмо господина Ледерера, упоминаемое Вами, не носит официального характера, поэтому я рассматриваю Ваш вызов со времени его отправления, т. е. с 8 октября.
Поступая таким образом, я исхожу из условий, предложенных Вами, когда Вы были чемпионом мира и которые всегда считал справедливыми».
Можно себе представить реакцию Капабланки, когда он получил этот ответ.
Говоря языком шахмат, это был «ход», которого кубинец не предвидел и «просрочил время» — тянул, тянул с вызовом и опоздал!
Еще в конце августа, через три дня после победоносного окончания турнира в Бад-Киссингене, Боголюбов отправил Алехину официальный вызов.
«Глубокоуважаемый г-н Алехин! Настоящим имею честь официально вызвать Вас на матч на первенство мира и буду признателен, если Вы поставите меня в известность, согласны ли Вы в принципе играть этот матч в течение 1929 года».
Письмо Боголюбова, было написано на немецком языке.
11 сентября Алехин ответил из Виши (по-французски!).
«Этими строчками я ставлю Вас в известность, что в принципе принимаю Ваш вызов — первый с тех пор, как я завоевал титул, — и что с моей стороны нет возражений против того, чтобы матч состоялся в 1929 году. Само собой разумеется, что осуществление матча может иметь место только на условиях, выработанных в Лондоне в 1922 году и, кстати сказать, нами обоими подписанных. Окончательное назначение места и времени нашей встречи будет зависеть от тех гарантий, которые на основе вышеуказанного соглашения Вы сами или заинтересованные организации смогут мне предложить».
Мы не будем углубляться в сложные перипетии, связанные с организаций этого матча. Лишь к середине 1929 года стало ясно, что матч Алехин — Боголюбов состоится. 9 июля в Висбадене было подписано соглашение, существенно отличавшееся от Лондонского. Матч игрался на большинство из 30 партий, победителем признавался тот, кто наберет 15,5 очка, при наличии, однако, не менее 6 побед. Независимо от исхода поединка Алехин получал 6 тысяч долларов, Боголюбов — все, что было собрано сверх этой суммы. Эта формулировка, записанная в условиях матча, показывала, что претенденту не удалось собрать те 10 тысяч долларов, которые были необходимы по условиям Лондонского соглашения, и был принят компромиссный вариант, означающий, что, по существу, Боголюбов играл только за титул. Поскольку средства на проведение матча собирались в Германии и Голландии, то и матч игрался в различных городах этих двух стран. Он начался 6 сентября и закончился досрочной победой чемпиона мира в 25-й партии. Окончательный счет поединка 15,5:9,5 (+11—5 = 9).
