Он прошел через всю комнату со всем присущим ему старомодным изяществом и, усевшись перед аппаратом, начал набирать номер.

Они стали прислушиваться, как это всегда делают люди, Присутствующие при чужом телефонном разговоре, с тем ощущением полудозволенного соглядатайства, которое тем не менее содержит что-то притягательное.

— Алло, это вы, миссис Леви? Говорит Макс Фастиен. Я могу переговорить с Айзадором? — Он помолчал и послал им ободряющую улыбку. Кэмпион припомнил, что Айзадор Леви был весьма пронырливый коренастый джентльмен, помогавший Максу Фастиену в его бизнесе на Бонд Стрит. — Алло, это вы, дружище? Послушайте. У меня мало времени. Вы должны послать мисс Фишер на выставку Пикассо. Она знает мою точку зрения и должна подготовить мою статью на этой неделе. Теперь слушайте… — Он продолжал говорить, явно игнорируя какие-то вопросы, поступавшие с другого конца провода. — Американец, вы знаете, кого я имею в виду, по-видимому, прибудет завтра. Покажите ему одного лишь Дега. Вы поняли? Ничего больше. Только Дега. Вы должны посетить зал в Лимингтон Касл без меня. Наша крайняя цена — пятнадцать тысяч. Ни одним пенни больше. Мы не будем ее возвращать, не спорьте, мы не станем ее возвращать!.. — Он помолчал слушая, потом снова заговорил, и его тон был настолько озабоченным, а слова произносились с таким трудом, что Кэмпиону показалось — человек еле вымучивает их, испытывая какое-то огромное напряжение. — Да, — произнес Макс Фастиен в трубку, — да, я должен уехать. На два или три дня… может быть, и дольше. Что? Что-нибудь важное? Да, в определенном смысле. Я полагаю, что так. — Макс поднял трубку вверх микрофоном и поглядел на притихшую группу около камина. Когда он убедился, что их внимание направлено целиком на него, он еще раз обратился к трубке. Его рука дрожала, а маленькие темные глазки непрерывно меняли направление взгляда. — Друг мой, друг мой, почему вы так настаиваете? Итак, я сейчас совершенно не могу вам сказать, когда вернусь. Я даже скажу, что мое возвращение вообще проблематично. Да… Видите ли, я сейчас должен пройти к тому мрачному полисмену, который засел в библиотеке Лафкадио… — Он взглянул на публику и добавил, наполовину адресуясь к ней, наполовину к телефонному собеседнику: — Я должен пойти и признаться в совершении убийства. Вот и все!

— Итак, вы совершили предумышленное убийство, мистер Фастиен? Тогда, быть может, вы присели бы и рассказали нам ясно и четко, своими словами, как вы это осуществили и почему?

Медленная речь инспектора прозвучала на редкость буднично в комнате, где, казалось, еще звенели и вибрировали отзвуки патетического заявления Макса Фастиена.

Ситуация, сама по себе достаточно странная, становилась еще более тягостной и серьезной, причем грань между реалиями и игрой начинала вовсе стираться. Картина усугублялась напрягшимся в ожидании констэблем, который с карандашом наизготове сидел в конце длинного стола, приготовившись записывать показания. Его каска была аккуратно положена на стол прямо перед ним.

В комнате, кроме констэбля, инспектора и человека, обвинившего самого себя, пребывал также мистер Кэмпион, растянувшийся поодаль от них в кресле перед книжным шкафом. Его белокурая голова была склонена набок, а руки покоились глубоко в карманах.

Освещение в комнате было раздражающе тусклым, камин не был затоплен, вентиляция также оставляла желать лучшего.

Макс был возбужден, если не сказать — взвинчен. На его желтых щеках горели лихорадочные пятна, а глаза светились нездоровым блеском.

— Не угодно ли вам, инспектор, принять от меня признание и оформить его должным образом? Итак, в полном соответствии с принятым порядком, сообщаю: мое имя — Макс Нейгельблатт Фастиен. Мне сорок лет…

— Не утруждайте себя, мистер Фастиен. Мы все это уже знаем! — И снова исполненный терпения, неэмоциональный голос инспектора прозвучал естественной нотой на фоне театральных декламаций Макса. — Мне сейчас всего этого не надо, пока не станут ясны факты. Исключительно важно их тщательно установить. Мы не хотим никаких ошибок в начале следствия. Если оно начато правильно, то это облегчит дело для всех в конце. И прошу вас не слишком спешить, поскольку Бейнбридж должен все записать. Думайте перед тем, как решите что-то сказать. Ведь то, что происходит потом, почти всегда опирается на то, что вы сказали в начале, и одно слово, произнесенное сейчас, стоит дюжины, сказанных завтра утром. Итак, начните с того, как вам пришло в голову решение убить того джентльмена.

Макс глядел на угрюмого, неторопливо роняющего слова полицейского с пренебрежительной яростью. Было ясно, что инспектор никак не способен оценить его красноречие.

— Меня приводит в негодование это крючкотворство! — взорвался он. — Неужели вы не понимаете, что я хочу помочь вам? Я прихожу к вам в то время, пока вы еще путаетесь в догадках!.. Мысль убить Дакра пришла мне в голову вчера ночью. Я еще не знал, как и когда я это совершу, но как только я услышал, что несносный молодой идиот женился на этой девке Розе-Розе и нанес оскорбление мисс Лафкадио, я решил, что его следует уничтожить. Мной двигали лишь альтруистические соображения. Я отношусь к тем благословенным или проклятым натурам, которые весьма впечатлительны. И если я вижу, что поступок необходим, я его совершаю. — Он расхаживал, выпаливая все это, взад и вперед по комнате, выкрикивая свои короткие, эффектные сентенции с видом любующегося собой ребенка. Инспектор хмуро водил за ним глазами, а констэбль записывал все, что слышал, ни разу не подняв головы. Мистер Кэмпион, казалось, целиком погрузился в раздумье… — У меня не было времени на разработку тщательного плана. Представился случай, и я им воспользовался. Эти ножницы меня заворожили с самого начала. Когда погас свет, я понял, что случай представился. Остальное оказалось легким. Я спокойно пересек комнату, поднял ножницы, нанес удар. Парень хрюкнул и рухнул, как свинья. Так называемый кинжал был еще в моей руке. Я вытер рукоятку, кинул его на тело и удалился. Это и в самом деле оказалось очень просто. Я думаю, что сказал вам все. Вы, должно быть, хотите, чтобы я сейчас же пошел с вами? Там на углу есть стоянка такси. Может быть, мистер Кэмпион будет настолько добр, что пошлет Рэнни за экипажем?

Инспектор тоже издал звук, похожий на хрюканье.

— Всему свое время, мистер Фастиен, — мягко произнес он. — Вы должны, если не трудно, предоставить нам самим определять, что следует делать. Пока что нам еще предстоит выяснить одну или две детали… Бэйнбридж, прочтите, пожалуйста, что сообщил джентльмен о том, как он вонзил «кинжал»?

Констэбль, выглядевший без каски совсем юным и неопытным, прочистил горло и прочел написанное безо всякого выражения и пунктуации:

— Я спокойно пересек комнату поднял ножницы нанес удар парень клюкнул и рухнул как свинья кинжал был еще в моей руке я вытер рукоятку кинул его на тело…

— Ах, — сказал инспектор, — там должно быть «хрюкнул» на второй строчке, Бэйнбридж! «Хрюкнул, как свинья», а не «клюкнул»…

— Благодарю, сэр, — ответил констэбль и внес поправку.

— Ну-с, прекрасно, — отметил инспектор, — пока все идет как надо. Теперь, мистер Фастиен, предположим, перед вами ножницы. Не могли бы вы их взять? Пожалуйста!

Он поднял длинную круглую линейку с письменного прибора и вложил ее в руку Макса.

— А вы, мистер Кэмпион, не могли бы изобразить пострадавшего? Прошу вас! Дакр сидел на краешке стола с ювелирными изделиями, опираясь сзади руками и откинувшись корпусом. Не могли бы вы сесть так же, мистер Кэмпион?

Кэмпион послушно подошел к столу и выполнил просьбу инспектора. Тот кое-что подправил в позе Кэмпиона и нашел, что она соответствует описанию. После этого он вернулся к Максу.

— А теперь, мистер Фастиен, пожалуйста, продемонстрируйте с помощью линейки, как вы в точности нанесли удар.

— Но это же смешно! И невыполнимо! — голос Макса почти срывался на фальцет от негодования. — Я сделал признание, сам себя обвинил перед вами! Что еще вам от меня нужно?