Конечно, свою роль сыграли и романы Жорж Санд с их апологией свободной страсти и увлечения. Нельзя говорить о падении, если сохранена чистота души и помыслов и искренность чувства, — эта мысль чрезвычайно важна для Натальи Александровны.

В письмах к Гервегу безудержная эротическая страсть выражается в романтических формулах. Табу на прямое выражение эротических чувств преодолевается введением тайнописи — особых знаков.

29 августа — 4 сентября, когда и Гервег и Герцен отправляются на высокогорную экскурсию (описанную в «Былом и думах»), Наталья Александровна пишет свою исповедь, своего рода дневник-письмо в записной книжке Гервега, подаренной Эммой Георгу, — прямо среди его стихотворных и прозаических заметок.

Для интерпретации этой записи важно обратить внимание на то, что этот текст Натальи Александровны помещен внутри текстов Гервега, написан на страницах его записной книжки. Это сплетение текстов символизирует абсолютную близость, а с другой стороны, превращает монологичный текст не только в текст адресованный (что очевидно), но в своего рода диалог. Немецкие слова и цитаты, с одной стороны, — тоже знак близости: переход на его родной язык. С другой стороны, конечно, это «интертекстуальные отсылки» к немецкому романтизму, который, казалось бы, уже давно отброшен Натальей Александровной. Sehensucht, Dahin; Geühl — своего рода слова-сигналы романтического двоемирия, где миру земному (миру «лягушек» — как она выражается) противопоставлена идеальная любовь с идеальным избранником.

В словах об устремлении «туда», прочь от земли, вере в нематериальное и в желании «разбить тело» можно видеть буквальные автоцитаты из переписки с женихом. Однако обилие многоточий, недоговоренностей, рваный ритм, повторы, эротические коннотации (я в твоей комнате в полночь, я прячу это под подушку и т. п.) — все это заставляет читать романтический язык как «шифр», с помощью которого говорится о табуированном телесном.

Подобную функцию выполняет и греческий язык, появляющийся в момент любовного признания, и встречающиеся в тексте переписки тайные знаки, индивидуальный код, значение которого известно только им двоим. В статье Л. Ланского, посвященной переписке Герцен и Гервега, воспроизведена (на с. 262) страница записной книжки Гервега, заполненная Натальей Александровной 24 сентября 1849 года. Она выглядит примерно так: «Λ Χ Ο».

По версии Ланского, знак «Λ» обозначает контур горы Dent de Jaman на берегу Женевского озера и используется Н. А. Герцен как «эмблем<а> ее любви к Гервегу и духовного соединения с ним» (265). «Помимо знака „Λ“, — пишет Ланской в комментариях, — Наталья Александровна постоянно употребляла знак „X“, означавший высшую точку их единения» (314). О значении последнего знака, «О», можно судить по фразе из письма от 2 апреля 1850 года: «видишь ли, мне кажется, что все могло бы идти так хорошо, так хорошо — дружба, симпатия, гармония и наш А явился бы вершиной этой обшей жизни, и О (знаешь, это наш ребенок)[546] был бы ее звездой, солнцем, распространяющим свет и тепло на все…» (281).

Специальный «тайный» язык и, может быть, прежде всего особый синтаксис — как бы задыхающиеся, набегающие друг на друга фразы с обилием повторов, градаций, с бесконечными многоточиями, тире, восклицательными знаками — являются выражением страстного эротического чувства, которое переполняет практически все письма Натальи Герцен к Гервегу: