— А я, представь себе, и не возражаю! — рассмеялась Мари, с удовольствием глядя, как Кроха открыла рот.

— Так ты… так вы… — никак не могла обрести дар речи Кроха, явно захваченная врасплох.

— Да, вот именно! Совершенно верно! — уверила ее Мари.

— Ах вы… Ой, наконец-то! — Кроха все же бросилась ей на шею. — Ах вы, проказники!.. Главное ведь — все тайно!.. Хотя нет, я что-то начинала подозревать… А маэстро-то мой, маэстро! То-то в последнее время он посматривает на меня с хитрецой лисы, у которой в запасе — сладенькое куриное крылышко в тайном месте! Поздравляю! — закричала она вдруг так громко, что Эрделюак выскочил на площадку второго этажа стремительно, будто он там сутки сидел в засаде и ждал нападения. Или даже еще стремительней — словно бдительный боцман какого-нибудь заблудшего пиратского брига, на котором буканьеры, разгулявшись, способны были выпалить из всех пушек сразу в пустое небо.

— Эй, на вахте! Что у вас там случилось?! — рявкнул он со своей площадки, как с верхней палубы, и только тут разглядел, что рядом с Крохой стоит Мари. Руки Эрделюака как бы сами собой скользнули по перилам вниз, и он, как школьник, преодолев всю лестницу одним прыжком, через секунду уже сжимал их обеих в своих объятиях.

Арри Хьюз пришел вовремя, минута в минуту. Ник Эрделюак нарочито демонстративно и в то же время с подлинной артистичностью подхватил журналиста под локоть в полутемной прихожей, проводил в мастерскую, где и усадил в заранее подготовленное кресло для почетных гостей. Затем отступил на шаг, глядя на Хьюза тем особым проницательно-долгим взглядом большого мастера, каким он смотрел обычно на только что законченную картину.

— Оч-чень хорошо, — сказал он, довольный. — Выглядишь как философ, только вчера узнавший, что истинный смысл жизни заключается в нем самом. Тебя сразу поздравлять или лучше подождать, пока от Кардена будет доставлен фрак?

— Мне теперь все едино, — с беззаботной улыбкой ответил Хьюз. — Можно сразу, можно потом. Все последние дни впечатление такое, будто прежде незнакомые люди всюду весело раскланиваются со мной и понимающе мне подмигивают.

— Ладно, поздравления, так и быть, — отложим. Тем более что я все еще не пришел в себя от той редкостно точной встречи, которую ты устроил. Я имею в виду демонстрацию портрета, что стоит у меня до сих пор за ширмой. В самом дальнем углу мастерской и лицом к стене. Я бы лично, на месте попавшего в сети Хестера, повел бы себя покруче. Этот чертов эксперимент чуть не сбросил меня вместе с Крохой за борт, где уже была разинута пасть акулы. Так что, друг мой, придется кое-что пояснить нам, грешным.

— Понимаю, Ник, не сердись, — попробовал Хьюз отвести глаза, но в последнюю долю секунды заметил, что художник опять уже стоит перед ним с улыбкой, как бы отделяющей мир явлений вечных от преходящих. — Все как есть объясню, — продолжал журналист обрадованно, — тем более что и ты, и Николь демонстрацией «Двойного портрета» значительно облегчили Мари часть ее непомерной ноши. Кстати, они-то где?

— Молодец, наконец-то вспомнил!.. Разве не догадываешься — придет Арбо, — снова глянул на друга Эрделюак с напускной серьезностью. — Уж сегодня-то наш поэт точно голоден будет так, как примерно Иона, просидевший во чреве кита не три дня и три ночи, а всю неделю. Вот они там, на кухне, и заняты математикой: что лучше — три первых или, может быть, пять вторых. Разумеется, плюс пять третьих!

Вновь внизу раздался звонок.

— Это может быть только Арбо, — уверенно предположила Кроха и пошла открывать.

У дверей в самом деле стоял Арбо.

— Добрый вечер, — деревянным голосом молвил он.

— Что опаздываешь? — набросилась на него Николь. — Мы с Мари ради него там стряпаем, стряпаем, а он где-то ходит!

— Я был у Веры, — смущенно сказал Арбо, и уши у него зарделись.

— У Веры? — ахнула Николь. — В больнице? — И она прижала левую руку к сердцу.

Есть такое состояние, о котором говорят: «проглотил язык». Но до Крохи это дошло не сразу.

— Говори, что с ней?!

— Мы с ней гуляли, — еле выдавил из себя Арбо.

— Господи, Арбо… Да очнись ты! — не поверила Кроха своим ушам.

— Так что — вот… Хотели даже зайти.

— Черт тебя побери! — да куда же зайти-то, куда?

— Да вот сюда…

Кроха взвизгнула и, не выдержав, забарабанила маленькими кулачками по просторной груди поэта. Потом крикнула: «Мари!» — и Мари тут же появилась за ее спиной.

— У меня нет сил, — чуть не плакала Николь. — Полюбуйся, этот дикарь, — показала она на Арбо, — привел с собой Веру и бросил ее где-то там, на улице. — Она неопределенно махнула рукой.

— Она очень стесняется, — пробурчал Арбо.

Мари сунула ему к носу кулак, пулей вылетела на улицу и через минуту вернулась с Верой, можно было подумать — почти такой же, какой много недель назад ее впервые привел в «клуб» доктор. Но теперь это была уже другая Вера, а именно — Вера Бэдфул, одна из самых богатых женщин на юге Англии.

Хьюз рассказывал:

— К тому времени, когда был закончен «Двойной портрет», мистер Монд и Мари уже знали в общих чертах что за личности — Жан Бертье и особенно наш драгоценный Хестер. Доктор, надо отдать ему должное, свою акцию спланировал столь обдуманно, что ее изощренности, как мне кажется, позавидовал бы и сам Иуда, поцелуем пославший на казнь Спасителя. Расчет строился на том, что цепочку «Конорс — Хестер — Бертье» не удастся проследить никому — пусть даже хоть всем сыщикам Англии, вместе взятым…

Хьюз задумался на секунду, затем обменялся взглядом с Мари, та кивнула, и он обратился к Вере:

— Вера, милая, извини, но обстоятельства таковы, что я вынужден буду говорить при тебе всю правду. Это не жестокость и не бестактность моя, поверь. Будет лучше, мне кажется, если гром грянет раз, сегодня, пока мы все рядом. Хотя я, естественно, кое-что могу опустить. Впрочем, это решать тебе.

Тишина повисла такая, как если бы где-нибудь рядом упала бомба, но взрыва не было.

— Я согласна, — еле слышно сказала Вера, но все видели, что до этого она все-таки успела обменяться с Арбо таким же быстрым вопросительно-твердым взглядом, каким минутой раньше обменялись Хьюз и Мари.

— Я хотела бы знать все, — уже твердо сказала Вера.

— Хорошо, это облегчает мою задачу, — продолжил Хьюз. — Как вы знаете, криминалисты любого ранга среди множества аксиом и самых расхожих истин исповедуют и такую: сколь бы тщательно ни готовил преступник свое деяние, ошибку хоть в чем-то он все равно допустит. Сам я в подобные аксиомы не очень верю, ибо практика нередко свидетельствует об обратном. Взять хотя бы статистику нераскрытых преступлений…

Тем не менее в нашем конкретном случае так оно и оказалось: осуществляя свой адский замысел, доктор все же допустил целый ряд ошибок, в результате которых конечной цели, то есть получения наследства, достичь не смог.

Во-первых, Доулинг, очень быстро «закрывший» дело, почти с самого начала отбросил версию, что здесь действовал маньяк-одиночка или, скажем, маньяк-ревнивец. Но, как помним, сам убийца был найден мертвым, мотивов убийства не было… То есть некого и нечего практически было представить даже на предварительное судебное разбирательство. Именно поэтому дальнейшую разработку версий по «Делу Бэдфула» Доулинг поручил частному сыскному агентству «Лоуренс Монд».

Во-вторых, не оправдался расчет доктора на то, что, узнав столь внезапно о существовании уже взрослой дочери, Элтон Бэдфул ограничится лишь изучением юридической стороны проблемы. Доктор думал одно, а граф, видите ли, взял да и обратился к Доулингу… Внешне, как, может быть, думал доктор, все это выглядело достаточно убедительно. Дескать, что же делать? — наследник убит, но, по счастью, нашлась наследница. Кстати, так оно в целом и было, потому что само появление Веры скрасило графу последние дни. Но для Доулинга-то это — возможный мотив убийства!

В-третьих, как ни странно, я считаю, главной ошибкой Хестера было то, что он попал сюда, в наш «Клуб по средам». В самом деле — ведь ни проницательность Арбо, ни интуицию Эрделюака не предусмотришь… Тут уж доктора, как говорится, подвела любовь к живописи.