— Эта версия отрабатывалась, — сказал Монд. — Миссис Силену Стилл вместе с телом ее собачки к ее дому от места убийства довез на своей машине инспектор Инклав.
— Но ведь, как видно из отчета, в дом к ней Инклав не заходил, не так ли? А, быть может, убийца в это время уже находился в доме, с приготовленным пакетом мокрой одежды Бертье, которую только и оставалось подкинуть к нему в коттедж?
— Это все проверено, — сказал Монд. — Прежде чем опечатать домик Силены Стилл, полиция произвела в нем тщательный обыск. Никаких улик против экономки не обнаружено, так же как и следов присутствия каких-либо посторонних лиц. Кроме того, одорологическая экспертиза, с ее точными данными о конкретном «букете запахов», однозначно утверждает: именно эти ботинки, именно эта одежда были на Бертье в день убийства. Вы, надеюсь, удовлетворены?
— Вполне, — сказал Вацлав Крыл.
— Мари, ты успевала записывать? — спросил Монд.
— Да, — сказала Мари. — Я хочу добавить. Мне понятна тревога Вацлава, которая прозвучала в его вопросе. В своей версии он лишь выразил те сомнения, что, надеюсь, поселились в душе у каждого из нас при знакомстве с делом. И мне кажется, единственная их причина — исключительно в обилии тех вопросов, на которые в ходе следствия у людей комиссара Доулинга попросту не нашлось ответов. Все эти вопросы я выписала отдельно и, если хотите…
— Да, Мари, пожалуйста, прочти, — сказал Монд.
Мари взяла со столика лист бумаги.
— Первое: шесть квитанций, — начала она. — То есть кому Бертье звонил регулярно в Лондон? Второе: кто еще мог навещать его, кроме Силены Стилл? Соответственно, третье: от кого он мог «прятаться»? Четвертое: как попала на Рейн-стрит, 16, главная улика — письмо без подписи — и куда делся от него конверт? Пятое: что заставило Эмму Хартли приехать из Лондона именно в этот день? И последнее, шестое: как и когда Бертье сумел присмотреть чердак для своей засады?
— Я бы добавил сюда еще пару пунктов, — сказал Вацлав Крыл. — Как ему удалось открыть и закрыть за собой эти непомерные ворота и почему он все же угрохал собачку Марфи?
— Принимается, — сказал Монд. — Если мы найдем ответы на эти восемь вопросов, мы выполним просьбу Доулинга… Кстати, Андрей, вы почему молчите?
— Я работаю, — сказал Городецкий.
— Хорошо, продолжайте работать, — сказал Монд, кажется, ничуть не удивленный таким ответом. — Думаю, что сегодняшний общий сбор всем дал пищу для размышлений. Если вы еще не совсем устали, я попробую подвести хотя бы некоторые итоги. Официально так и будет считаться — для высокого начальства, для прессы и для самой широкой публики, — что дело Бертье закрыто. Если потребуется, Доулинг выделит нам людей, вообще окажет любую помощь. Сам же он должен оставаться пока в тени. Связь нашей следственной группы с управлением полиции будет осуществляться только через помощника Доулинга — капитана Рикардена. Для сотрудников управления каждый приказ Рикардена по нашему делу будет равносилен приказу Доулинга. Для начала в помощь нам назначены двое: это инспектор Рудольф и инспектор Инклав… Да, да, Инклав, не удивляйтесь, — добавил Монд, увидев, как Крыл вскинул голову, — и не забывайте, что за одного битого дают двух небитых. Начинаем с нуля, посему — никаких нареканий, старых обид, а тем более упреков в некомпетентности. То, что преступление совершено из-за ревности, тоже предлагаю пока забыть. Если в самом деле кто-то стоит за спиной Бертье, то подлинные мотивы убийства рано или поздно сами себя проявят. В первую же очередь нам с вами необходимо заняться вот чем… Вацлав свяжется заново с Джуди Гастингс, с этой самой подругой убитой Хартли, для чего, разумеется, придется поехать в Лондон. Я считаю, сюда ее больше привозить не стоит… Городецкого мы попросим заново пройти весь путь Бертье — от коттеджа на Рейн-стрит, 16, до заброшенных конюшен, затем — обратно. Все ключи — у Рикардена, и от дома, и от конюшен тоже.
— Извините меня, мистер Монд, но весь этот путь я на той неделе уже прошел, — неожиданно для всех заявил Андрей. — А ключи для меня не проблема. Вчера…
— Это надо же! — так и взвился Крыл, перебив Андрея. — А теперь он сидит и молчит!.. Ты хотя бы, надеюсь, прошел этот путь как сыщик?.. Или как простой любопытный, черт побери!
— Я прошел этот путь как простой любопытный сыщик, — сказал Андрей.
— Мы вас слушаем, слушаем, — сказал Монд.
— …и вчера, — продолжал Андрей, — я звонил капитану Рикардену с просьбой проверить еще раз верхнюю одежду Бертье и особенно — куртку, что была на нем в день убийства. И представьте себе, как меня капитан обрадовал, когда насчитал в боковых карманах вельветовой легкой куртки… восемнадцать смятых упаковок от «Терминатора», то есть от любимой жвачки Бертье!
— А пивные этикетки, наклейки, фантики — вы еще с капитаном считать не пробовали? — тут же подъехал Крыл. — В чем же тут, пропади она пропадом, радость-то?..
— Тут все просто, — сказал Андрей. — Осмотрев чердак, я открыл окно, из которого Бертье стрелял, вылез на покатую крышу и тоже ее обследовал. Я еще не знал тогда, что Бертье не курит, потому искал наугад хоть что-то… Ну, как это, в общем, всегда бывает: лоскуточек, волосочек, да хоть, наконец, плевочек — все в дело! Но, представьте, нигде ничего… Потом вижу вдруг — надо же! — круглый катышек жвачки! Он застрял на поребрике, по пути к водостоку, зацепившись за ржавеющий край отлива. Остальные (вместе с этим их было как раз восемнадцать) ливень смыл в водосточную трубу, в середине которой, на самом сгибе, обнаружилась жуткая пробка из каких-то старых прошлогодних сучков и листьев. В общем, нет там теперь трубы…
— Но зато есть катышки, — сказал Крыл, энергично взмахнув кулаком, как форвард, забивший в ворота гол. — «Терминатор», видать, помогает коротать время в подобных печальных случаях… Это ж сколько, получается, наш Вильгельм Тель просидел в засаде?
— По моей прикидке, шесть или семь часов, — сказал Городецкий. — И к тому же после бессонной ночи — такая меткость!
— Вот что делает с мужиками ревность! — сказал Крыл. — Главное ведь, в «пригласительном билете» ясно сказано — «в девять», — нет, он зачем-то прется на чердак не то в два, не то в три утра!
— Это еще не все, — продолжал Андрей. — Неожиданно интересным оказался обратный путь Бертье, до Рейн-стрит, 16. Получается, тяжеленнейшими воротами он воспользовался лишь раз, когда шел «на дело». Сбил замок, открыл и закрыл за собой ворота. А обратно он уходил через черный ход, через двор и дальше — прямиком через бетонный забор, ограждающий конюшни со всех сторон. То есть двинул, как танк, самой краткой дорогой, точно в направлении своего коттеджа. Как какой-нибудь «луноход»!.. Это трудно представить, но, под дьявольским ливнем, очевидно, закинув зачехленную винтовку за спину, Жан Бертье в два касания одолел с разбегу забор, высота которого не менее трех с половиной метров! Ветер был в тот день юго-западный, очень сильный (это я, разумеется, еще раз проверил), посему сумасшедшие струи ливня, уничтожив следы во дворе и дальше по всей округе, совершенно не коснулись внутренней стороны забора. На бетоне остались рифленые следы ботинок: левый — на высоте от земли метр семьдесят, правый — на высоте два десять. Дальше он уже, очевидно, подтянулся на руках и затем, спрыгнув вниз, побежал к коттеджу. Дома он мог быть уже минут через сорок пять — пятьдесят, не более. Это я, конечно, тоже проверил. В коттедж, правда, не заходил…
— Замечательно, — сказал Монд, — мы, оказывается, уже довольно давно работаем, но, к сожалению, сами о том не ведаем… Впредь прошу всех запомнить: любые новые результаты — будь то косвенная улика, будь там хоть черт с рогами! — немедленно заносить в компьютер. Мари — ответственная… А вообще, конечно, Андрей, огромное вам спасибо. Ваши новые данные дополняют представление о психологии Бертье и доводят его образ до той едва различимой в природе грани, за которой нам потребуются уже, мне кажется, консультации не только, скажем, уважаемого профессора Макклинтона, но и его коллег… Вы следы на том заборе сфотографировали?