— Запрещают? — В голосе ее явно чувствовалось удивление. — Как это можно запретить?

— Вы хотите сказать, что не получили на мой счет строгих инструкций? — в свою очередь удивился он.

— Мистер Конорс, у меня есть круг вполне определенных обязанностей, но обязанности молчать у меня нет. Я понимаю, что вам здесь невесело. Я не прочь с вами поболтать, если это может доставить вам удовольствие.

То, что она назвала его по имени и как все это говорилось, заставило Стива посмотреть на нее другими глазами. Видимо, роль ее была несколько иной, чем ему это представлялось сначала. Она сидела свободно, закинув ногу на ногу, ни робости, ни смущения, ни услужливости не читалось в ее лице. «Интересно, о чем с ней можно поболтать»? — усмехнулся он про себя, прикидывая, сколько ей может быть лет: двадцать? двадцать три? Держалась она во всяком случае молодцом, словно подчеркивая, что готова быть с ним на равных.

— И каковы же, если не секрет, ваши обязанности? — спросил он с улыбкой.

— Я стажер-психолог, — просто ответила она, игнорируя слова о секретности.

— И давно?

— Третий год.

— А простите, функции горничной? Это тоже входит в психологическую практику? — В вопросе его чувствовалась насмешка.

— Да. А почему это вас удивляет? Я имела возможность понаблюдать за вами, зная, что вы не обращаете на меня внимания.

Конорс должен был с ней согласиться, не без ехидства подумав, что она, того и гляди, назовет его коллегой. Он помолчал, размышляя, стоит ли продолжать разговор. Митаси очень, должно быть, доверял ей, если уж приставил не просто наблюдать за ним, но еще и вести беседы.

— Я не надоел вам своими вопросами? — все же спросил он.

— Нет, как видите, я охотно отвечаю на них.

— А меня вы ни о чем не хотите спросить?

— О, я спросила бы вас о многом, но едва ли вы будете искренни.

— Почему вы так думаете?

— Вы еще не решили, как вам следует себя вести. К тому же я для вас все еще горничная, да и находимся мы с вами в таком месте, где не принято спешить.

— Вы умнее, чем я подумал сначала. От красивой женщины ожидать этого трудно.

— Ваш комплимент давайте адресуем всем красивым женщинам сразу.

— А на свой счет вы его принять не хотите?

— Я их слышу слишком часто, и у меня пропал интерес к их коллекционированию.

— О, вы говорите как очень серьезная женщина…

— Не угадали, мистер Конорс, я весьма легкомысленна.

Кадзимо Митаси дал ему на размышление и, как считалось, на подготовку отчета о деятельности Джонатана М. Хестера целую неделю. Видимо, он тоже не спешил. Время для беседы, выбранное им, пришлось на вечер. Ни кофе, ни выпивки не предполагалось, чем подчеркивалась официальность и серьезность беседы. Появился доктор Митаси без своей обычной улыбки и приветствия. Это было явление хозяина, многое могущего себе позволить.

Не дожидаясь приглашения, доктор Митаси сел в кресло и только после этого глянул на Конорса. Улыбка, с которой его встретил Стив, ему не понравилась. Вместо того чтобы, как предполагалось, сухо потребовать отчет, он вдруг сказал:

— Вероятно, ты хорошо поработал и у тебя есть основания этому радоваться?

— Можно сказать и так. — Конорс продолжал улыбаться, не отрывая взгляда от лица Митаси, понимая, что обязан улавливать малейшие изменения в настроении собеседника.

Два человека, в течение многих лет учившиеся читать в чужих душах, оказались лицом к лицу, сознавая, что их мастерство необходимо им сейчас, как, может быть, никогда прежде. И Кадзимо Митаси мгновенно уловил, что та роль, которую он для себя сегодня выбрал — роль распорядителя судьбой этого сидящего перед ним человека, — едва ли выбрана верно. Он понял, что следует быть осторожным, что Конорс, вероятно, оправился от обрушившихся на него несчастий гораздо быстрее, чем можно было предполагать, а следовательно, данную ему на размышление неделю использовал не так, как думалось.

— Не хочешь ли поделиться со мной своими соображениями, Стив, чтобы я порадовался вместе с тобой? — осторожно предложил он.

— Дорогой учитель, — Конорс, хорошо владея собой, все еще продолжал улыбаться, — мы не виделись с вами целых семь дней. Срок достаточный, чтобы подумать о многом. Не скажу, что размышления мои оказались слишком плодотворными. К сожалению, я не владею рядом простейших фактов, без которых… — Он пожал плечами, давая понять, что без этих фактов бессилен предложить что-либо вразумительное.

— Стив, мы, кажется, договорились, что будем беседовать не по поводу тех фактов, которые неизвестны тебе, а по поводу тех, что неизвестны мне.

— Видите ли, дорогой учитель, производство информации в наши дни самый выгодный вид предпринимательской деятельности. Вы хотите, чтобы я занялся этим производством, не имея возможности оценить перспективу.

— Ты полагаешь, что я очертил ее недостаточно ясно? — В голосе Митаси зазвенели зловещие нотки.

— Именно это я и предполагаю, — мягко проговорил Конорс, явно отдавая инициативу собеседнику.

— Хорошо, попробуй сформулировать, что же тебе неясно, — предложил Кадо.

— Например, зачем я вам понадобился. Если для того, чтобы утолить жажду мести, то возможность эта у вас была, но вы не захотели ею воспользоваться. Если для того, чтобы выпотрошить меня и использовать мои открытия, то начинать следовало не с меня, а с моей лаборатории и оборудования, судьба которых мне не известна. Если же, скажем, вы надеетесь с моей помощью начать все сначала… Слишком много «если», дорогой учитель.

— Ты всегда неплохо работал головой, мой мальчик. За это я тебя и ценил. Однако согласись, «если» твои немного стоят. Жажду мести, как ты понимаешь, утолить еще не поздно. Если мне придет в голову это сделать, уверяю тебя, я позабочусь о том, чтобы мой заключительный монолог не стал известен всему миру. — Жесткость ушла из его голоса, он говорил нарочито приветливо, даже несколько слащаво. — И все же я люблю умных, а не умничающих. Позволь дорогому учителю преподнести тебе еще один урок, и надеюсь, не последний.

Он щелкнул пальцами, дверь распахнулась, и, сделав шаг в комнату, перед ними остановилась Ито.

— Будь любезна, дай нам послушать магнитофонную запись, — попросил он.

Через минуту Ито вернулась с портативным магнитофоном, поставила его на стол и включила.

«Мне хочется, чтобы ты поняла все как можно глубже, в тонкостях, в деталях, — зазвучал голос бывшего доктора Хестера. — Тем приятнее мне будет потом вычеркнуть все это из твоей памяти, поскольку без нее интеллект — ничто. А ведь интеллект, пожалуй, единственное подлинное богатство, которым ты владеешь…»

Голос, казалось, завораживал всех, каждое слово выслушивалось с предельным вниманием, а доктор Хестер продолжал вещать:

«Вот его-то я тебя и лишу. Ты не будешь похожа на Веру, ты станешь похожей на Бертье, но в еще более ужасном виде. Я сделаю так, что идиотизм печатью ляжет на твои прекрасные черты».

Кадзимо Митаси щелкнул пальцами. Ито выключила магнитофон.

— Блестящая речь, — с сарказмом прокомментировал прослушанную запись Митаси, — представляю, что мог бы извлечь из нее прокурор. Видно, мой мальчик, ты явно был не в себе, иначе бы не намолол такую уйму глупостей, не говоря уже о том, что речь твою, оказывается, еще и записывали.

Это был тяжелый удар. Ту, последнюю, сцену перед побегом Конорс и сам вспоминал не без отвращения, но то, что его, оказывается, еще и подслушивали, что не он, а Мари была хозяйкой положения, не могло не обескураживать.

— Вот тебе и ответ на твои «если». Не вытащи мы тебя сюда, ты философствовал бы на другие темы. — Митаси помолчал, словно давая Конорсу возможность прийти в себя. Ито собралась покинуть комнату. Он жестом остановил ее: — Посиди с нами, тебе будет полезно послушать разговор умных людей. — Он опять помолчал. — Что я могу сказать по поводу второго «если»? Я имею в виду оборудование. Здесь, к сожалению, вышла осечка, хотя, казалось, все обещало удачу. С этим придется мириться. А что касается возможности использовать тебя, твои открытия и способности, так ведь я не Мари, меня надо еще убедить в том, что эти открытия и способности есть, что ты не зря тратил время после нашей разлуки. Поэтому я и просил тебя написать отчет, чего ты, как я понимаю, сделать не пожелал.