— Все это пустые слова. Я так и не пойму, что же вас интересует?

— Меня? — Митаси изобразил удивление. — Митаси, мой мальчик, интересует все, все, понимаешь. — Лицо его внезапно исказила гримаса ненависти. — Все, — еще раз повторил он, — оборудование, чертежи, формулы, препараты, идеи…

— Это не предложение о сотрудничестве, а ультиматум. Никакой возможности выбора я не вижу.

— Нет, не так. Я оставляю тебе выбор: или работать на меня, или стать подопытной крысой.

— И если я соглашусь работать на вас…

— Здесь все будет зависеть только от тебя. Если ты будешь искренним в желании сотрудничать, придет время — и ты получишь полную свободу. Пока же я готов предоставить тебе все для работы и нормального человеческого существования. Первое время придется мириться с некоторыми неудобствами, не настолько, однако, существенными, чтобы придавать им особое значение. Если же сотрудничество покажется тебе неприемлемым и ты по-прежнему будешь носиться со своими открытиями, как баба с младенцем, пеняй на себя. А чтобы у тебя не осталось на этот счет никаких иллюзий, пойдем, я тебе кое-что покажу.

Он опять щелкнул пальцами, дверь открылась.

— Прошу, — жестом пригласил он и первым вышел из комнаты. Гуськом — впереди Митаси, за ним Конорс, последним охранник — они подошли к лифту, спустились в подземные помещения, узкими, какими-то безжизненными коридорами, окрашенными в однообразный шаровый цвет, прошли метров пятьдесят и остановились перед широкой дверью. Митаси набрал на кнопочной панели код и распахнул ее.

— Я покажу тебе «зверинец», — пообещал Кадо, — всего лишь одно из направлений нашей работы. Здесь никто или почти никто не бывает. Эксперимент ведется дистанционно, что позволяет щадить психику экспериментаторов. Они сидят там, наверху. — Он неопределенно махнул рукой. — Действительно происходящее воспринимается в схематичном, абстрактном изображении на экранах компьютеров. Мы же с тобой посмотрим все в натуре.

И опять перед ними был коридор, узкий, длинный, но высотою где-то около трех метров. Правая бетонированная стена его была совершенно глухая, левая — застеклена начиная от потолка и почти до самого пола. Тусклые лампочки не давали видеть, что там, за стеклом. Вдоль левой, стеклянной, стены на равном расстоянии друг от друга стояли пульты управления.

— Вот мы и в «зверинце», — оживленно потирая руки, словно предвкушая удовольствие, произнес Митаси. — Посвящать тебя сейчас в методику эксперимента нет смысла. Впрочем, о цели его ты легко догадаешься. Работы Дельгадо и его последователей тебе хорошо известны. Они, однако, больше болтают, а я делаю. Хозе Дельгадо разве что во сне мог видеть нечто подобное.

Кадо подошел к первому пульту и включил свет. За стеклом оказалась клетка размером четыре на четыре метра, забранная крепкими металлическими прутьями. В левом дальнем углу ее стояла кушетка, на которой лежал одетый в легкую спортивную одежду мужчина.

— Ну вот, теперь тебе понятно, почему эту лабораторию мы называем «зверинцем». Наши подопытные живут в клетках. Оборудованы они весьма рационально, — Митаси все более увлекался, словно читал лекцию, — идеальный микроклимат, никаких бессмысленных раздражителей, отправление естественных надобностей регламентировано. Все необходимое встроено в заднюю стену и подается внутрь клетки при стимулировании соответствующей потребности — стол, душ, туалет… А насчет крысы я не шутил. Вот тебе «крыса» номер два. — Он начал нажимать кнопки на пульте управления. — Помнишь, как мы мечтали с тобой научиться выделять группы нейронов, ответственные за определенную поведенческую функцию? В данном случае исследуются предельные физические возможности организма, проявляемые в стрессовой ситуации. Стресс, понятно, задается экспериментально, но, в сущности, ничем не отличается от естественного, скажем, когда полярник, спасаясь от белого медведя, вспрыгивает на крыло самолета — факт, кажущийся в нормальных условиях совершенно невероятным. Стресс и феноменальная концентрация физических возможностей человека. Возможно ли подобное в лабораторных условиях? Давай посмотрим на нашего «штангиста», а что это означает, сейчас он нам продемонстрирует.

Человек в клетке проснулся. Стоящих перед ним он явно не замечал.

— Разминка, — пробормотал Митаси, продолжая нажимать клавиши. — Смотри, его уже не надо учить, он прекрасно знает весь комплекс разминочных упражнений, обеспечивающих разогрев всех групп мышц. Здесь, на пульте, мы можем фиксировать температуру тела, частоту дыхания, пульс, количество адреналина в крови, общее физическое состояние и ряд других параметров.

На пульте вспыхнула и начала пульсировать красная лампочка.

— Клиент созрел, — хихикнул Митаси и нажал еще одну клавишу.

«Штангист» расположился лицом к ним, поставив ступни в очерченные на полу круги. Спущенная на двух тросах, перед ним замерла штанга.

— Выполняем толчок, — пояснил Кадо.

«Штангист» примерился, присев, вскинул штангу на грудь, медленно распрямил ноги, секунду помедлил и вытолкнул штангу, уверенно зафиксировав ее над головой.

— Есть, — резко произнес Митаси.

Штанга грохнула об пол и тут же, подхваченная тросами, поползла вверх.

— Вот так, — продолжал Кадзимо Митаси, повернувшись к доктору, — категория до семидесяти двух килограммов. Взятый вес выше мирового рекорда среди супертяжеловесов, — улыбнулся он. — Хоть сейчас нашу «крысу» можно продать любому спортивному импресарио. Никаких анаболиков. Не страшны никакие проверки на допинг. Гарантированы, если вести себя умно, десятки мировых рекордов. Россия, славная своими тяжеловесами, становится рядовой штангистской державой… Но с этим мы чуть-чуть подождем.

Не пожелав объяснить почему, он выключил пульт, погасил свет в клетке и двинулся дальше по коридору.

— «Крыса» номер три, — как экскурсовод, произнес он, останавливаясь у следующего пульта, — исследование неофрейдистской концепции врожденной жестокости. На поведенческом уровне ничего принципиально нового, примерно то же можно видеть каждый день по ТВ. Проверяется нейропсихическая возможность коррекции поведения за счет повторяющихся эмоциональных перегрузок, так сказать «синдром пресыщения». — Он выключил свет и двинулся дальше.

— «Крыса» номер семь. — Слово «крыса» он произносил с явным удовольствием. — Анализируется «суицидный синдром». Практическое значение, как ты понимаешь, безусловно, профилактика повторных самоубийств. С другой стороны — разработка технологии стимулирования суицида. И без маркетингового исследования можно утверждать — спрос на технологию подобного типа будет существовать, пока существует потребность избавиться от зажившихся родителей, конкурента, соперника или соперницы… И никакого тебе криминала, никаких маньяков. — И откровенно захохотал, глядя на Стива.

Они миновали несколько клеток и подошли к той, в которой уже горел свет. Она разительно отличалась от остальных, явно оборудованная как кабинет ученого: полки с бесконечным количеством книг, огромный письменный стол, настольная лампа и склоненный над фолиантом человек.

— Пока наименее удачный эксперимент, — пояснил Митаси, — исследование творческих возможностей интеллекта. Удивительный тип: потрясающие природные данные и потрясающая пустота в голове, как следствие чудовищной лени. Вот — образовываем с максимальной интенсивностью, но это время, время, а его нет. Поэтому активно подбираем подходящий объект, — он глянул на Конорса и неожиданно рассмеялся, — в перспективе на это место можешь претендовать ты, мой мальчик. «Крыса» номер тринадцать. — И, перестав улыбаться, он резко повернулся и пошел дальше.

— Ну и, наконец, последнее. Так сказать, на закуску, — он остановился еще перед одной клеткой и включил свет, — исследование сексуальных потенций и возможностей сексуальной коррекции. Здесь у нас две особи противоположного пола.

Он начал манипулировать клавишами. В женщине Конорс узнал Линду. Он побледнел, кулаки его сжались, и тут же на плечо ему легла рука охранника.