Дядя Миша и Ярослав Викторович ездили по округе и составляли карту. На отпечатанной еще до катастрофы карте было мало подробностей, только поселок и шоссе. Карта поселка со всеми домами, улицами и прочими постройками и объектами уже была нарисована. Теперь мэр и министр обороны изучали окрестности. Вернулись они незадолго до ужина.

Матрасная война была в прошлом, община успокоилась. Произошедшую между Глебом и Пашей Крапчиным драку дядя Миша назвал досадным недоразумением и изъявил надежду, что впредь такое не повторится. Мэр особо разбираться не стал, только произнес небольшую речь, напомнив, что их община одно целое, что предстоит долгая зима и что не стоить устраивать разборки из-за пустяков. Просто потому, что он, дядя Миша, прекрасно знает, станет холодно, и любой с радостью не только отдаст лишний матрас и одеяло своему нуждающемуся соседу, но и, если надо, поделится своим. Все затихли, видимо, каждый увидел в своем сердце готовность к благородному поступку.

Ужин удался на славу. Кирилл и Аркаша сидели в своем классе на диване. Диван и еще пару кресел они нашли незадолго до ужина и как раз успели привезти все к школе и поднять к себе на второй этаж. Девчонки ушли в баню, Захарка опять куда-то пропал, так что намеченный междусобойчик откладывался. Уже темнело, одно из окон было открыто, и розовая закатная дымка проникала в комнату. В центре класса беспорядочной кучей были свалены проветренные, выхлопанные и почищенные матрасы, перины и одеяла.

Нужно было разобрать и разложить матрасы и одеяла, но делать ничего не хотелось. Кирилл открыл бутылку вина, и они сидели вдвоем с Аркашей на диване, потягивали вино из кружек и наблюдали, как сгущается сумрак в комнате.

— Узнал я, что там между ними произошло, — сказал Аркаша.

— Между Глебом и Крапчиным?

— Ага. В общем, Глеб нашел несколько одеял и вывесил их проветриваться во дворе, а сам ушел в соседний дом, там проверить. Нашел матрас, вернулся забрать развешенное, а во дворе Крапчин эти одеяла к себе в сумку пакует. Говорит, что на одеялах не написано, что они чьи-то, а в доме и во дворе никого нет, а Глеб, может, просто придумал все, чтобы найденные Крапчиным одеяла себе забрать. Ну и слово за слово дело до драки дошло.

— Хм, оригинально. А дядя Миша что сказал?

— Ты же слышал. Досадное недоразумение. Что дядя Миша еще мог сказать? Каждый утверждает, что одеяла он нашел.

— Ну я Глеба знаю, он бы не стал врать.

— А я о Крапчине много слышал. Совсем иное понятие о собственности, чем у нас. Это бы мы с тобой на его месте извинились и отдали бы одеяла Глебу, даже если бы Глеб соврал, чтобы выманить у нас одеяла. А Крапчин если взял, то уже не отдаст. К тому же и правда на его стороне.

— На его стороне?

— Ну да. Слово одного против слова другого. Крапчин, в принципе, правильно сказал. На одеялах не написано, что они принадлежат Глебу.

— Да, но Глеб же их раньше нашел. Первый увидел, вывесил во двор.

— Ну да. А Крапчин вместе с Ярославом Викторовичем здесь на разведке был. Так что он весь этот поселок первым видел. Глеб и Паша у дяди Миши с полчаса ругались. Знаешь, сколько я успел услышать доводов от того и другого. В общем, в итоге на Крапчине ни царапины и одеяла при нем остались, а Глеб побитый и ни с чем.

— Да уж, повезло Глебу. А Крапчин так вообще молодец.

— Ну да. Люди разные, — произнес Аркаша, помолчал и продолжил. — Знаешь, однажды в школе, я тогда учился в девятом классе, произошел похожий случай. Каждый взрослый класс должен был периодически дежурить по школе. Большая часть класса следила на переменах за порядком в коридорах, а особо везучая парочка снималась с занятий на весь день и дежурила в гардеробе.

— Ага, у нас тоже такое было, — вспомнил Кирилл.

— И, в общем, дежурить в гардеробе выпало мне и моему другу, — продолжил Аркаша. — Была зима. Во время перемен приходилось брать и отдавать куртки, пальто, шубы приходящим и уходящим ученикам, а в течение уроков можно было заниматься своими делами: читать, играть в карты. Урока после третьего я сбегал в магазин и купил газировки, чипсов, жвачку, в общем, полный подростковый набор. И к середине дня осталась только жвачка, приходят одноклассники, возле гардероба собирается толпа, и разбирают всю пачку. Остается подушечки три-четыре, под шумок какой-то парень из другого класса, знакомый мне лишь визуально, тоже пытается взять жвачку. Я забираю пачку и говорю, что брать чужие вещи без спроса некрасиво. Тогда он смеясь спрашивает разрешения, и я отказываю. Неприятно, когда тебя обманывают в глаза. Парень забирает свою куртку и уходит. Перемена заканчивается, и холл пустеет. Тот парень возвращается с охранником. Оказывается, парень сказал охраннику, что из его куртки, пока она висела в гардеробе, пропала жвачка, а дежурные в гардеробе жуют точно такую же. Охранник пришел восстанавливать справедливость и потребовал, чтобы я вернул украденное. Я сказал, что ничего не крал и что жвачка моя. Так как доказать никто ничего не мог, то тот парень с охранником в конце концов ушли ни с чем. Меня тот случай надолго выбил из колеи, и несколько недель я чувствовал себя препогано. Я знал, что я прав. Я знал, что тот парень гад и что это он поступил некрасиво. Но тому парню было плевать, а я два месяца чувствовал себя паршиво. Смешно, да? Сейчас этот факт кажется мне забавным, а тогда, конечно, я сильно переживал. Люди разные, и не все желают тебе добра. Так что приходится выбирать с кем общаться, а от кого держаться подальше.

Стемнело, из окна тянуло прохладой. Дверь в класс открылась, и в проеме возник силуэт. Тень постояла секунду, вглядываясь в темноту, и двинулась неуверенным шагом в глубь комнаты.

Рядом с Кириллом чиркнула спичка, класс залил неровный свет керосинки. Аркаша движением руки потушил спичку. В комнате потерянный замер Захарка. Вот он повернулся и заметил Аркашу и Кирилла, сидящих на диване.

— А-а-а, а я думал, нет никого, — произнес пьяным голосом Захарка.

— О, я смотрю, вечер не прошел зря? — спросил Кирилл.

— Ага.

— И где наливают?

— Там, где уже нет. Это меня Летюк поблагодарил.

— Поблагодарил, говоришь? — присоединился к разговору Аркаша. — Интересно знать, за какие такие заслуги?

— Я Летюку помог. Днем, и после ужина. Пока вы на пляже валялись да перинки мягонькие искали, я другим помогал!

— О, как благородно. Ты уже почти заслужил и от меня полбокальчика вина, — сказал Кирилл.

— Правда?

— О, да, истинная правда, — продолжал Кирилл. — И что же ты столь великого сделал?

— Летюку в препараторскую за лазаретом газовая плита была нужна, хирургический инструмент стерилизовать, я нашел, привез, подключил баллон.

— Понятно. Ничего интересного.

— Не-а, кой-чего интересного было. Я после ужина баллон с газом подключал, и как раз дядя Миша пришел со спасенными девушками поговорить. Летюк его долгое время к ним не подпускал. Шок пережитого и все такое. Боялся, чтобы дядя Миша своими расспросами им не навредил. А сегодня пустил.

— Да?

— Ага. Дядя Миша у них, наверно, с час просидел, я уже все подключил, просто сидел, слушал. Интересно вот там как раз и было.

— Ну, теперь ты точно заслужил вина, — Кирилл взял пустую кружку, наполнил ее до половины и протянул Захарке.

Захарка выпил вино в два глотка и поморщился:

— Уф, кислятина.

— Захар, ты не тяни, — подключился Аркаша. — Рассказывай, что да как.

Захарка подошел ближе к столу, плюхнулся в кресло и начал рассказ.

На первом этаже был оборудован лазарет. Света, одна из заложниц, поправлялась там после ранения. Аня, вторая освобожденная, находилась большую часть времени с подругой. Дядя Миша, по совету Летюка, решил девушек не трогать, чтобы они поправились после потрясения того вечера, когда их спутники были распяты. Придет время, девушки отойдут и сами попытаются наладить контакт с общиной. В тот день дяде Мише наконец-то удалось расспросить Свету и Аню о том, кто они такие, откуда и что в вечер приезда общины произошло.