Адам вздохнул.

— Он хотел вступить в Общество, но я ему отказал, — продолжал он. — Мне была нестерпима мысль о том, что его талант уничтожат. В итоге я стал его покровителем. Я давал ему столько денег, чтобы он мог безбедно существовать и беспрепятственно заниматься творчеством. За последние семьдесят лет я трижды обращался к нему с просьбами. Я попросил его никогда не продавать скульптуру. Еще — чтобы он позволил мне посещать это место в любое время. А год назад я обратился к Маттео с пожеланием, чтобы он создал две новые статуи для склепа, построенного на кладбище Гринвуд.

— Он знаком с тобой семьдесят лет? И никогда не удивлялся тому, что внешне ты не меняешься?

— Маттео знает, что я не такой, как все.

— Он тебя боится?

— С какой стати? — пожал плечами Адам. — Я всегда был добр к нему. Можно задать тебе вопрос?

— Да.

— А ты до сих пор боишься меня?

— Немного, — призналась Хейвен. — Когда я в прошлый раз была в Нью-Йорке, мы с тобой находились в комнате на верхнем этаже. Ты собирался… — она запнулась. — Скажи, что случилось бы, если бы мне на помощь не явился Бью?

— Не знаю, — произнес Адам, опустив глаза. — Мне стыдно вспоминать тот день.

Он дал название тому чувству, которое начало овладевать Хейвен. Она использовала Адама и подарила ему надежду на взаимность. А еще она стыдилась того, что отчасти это уже произошло.

— Хейвен? Я тебя огорчил?

— Нет. Не ты, — ответила она, стараясь удержаться от слез. — Ты очень добр ко мне. Ты помогал мне в поисках Бью, ты снял для меня номер в отеле, ты уговорил Алекс Харбридж заказать у меня платье…

— К наряду Алекс я не имею никакого отношения. А до остального… мне это было в радость. Я не могу сделать для тебя больше. Но готов ждать. — Он перевел взгляд на изваяние своей первой любви. — Сейчас ты не отвергаешь меня, и я просто ничего не понимаю…

— Наверное, я благодарна тебе. И ты стал другим.

— Я с нетерпением смотрю в будущее, — отозвался Адам. — Раньше у меня было только прошлое. Вот почему я так дорожил всем, к чему ты прикасалась. Теперь эти вещи мне не нужны. Прости, — добавил он, заметив нервные красные пятна на лице Хейвен.

— Ты даже не испугал меня, — солгала она. — Я просто гадала, почему ты раньше не был таким. Похоже, мы многое упустили.

— Я не отличался особой мудростью, — вымолвил Адам. — Сначала, мне казалось, что твоей привязанности можно добиться золотом и драгоценными камнями. Но я всегда терпел поражение. Потом я пытался решать проблемы, с которыми ты сталкивалась. Это дало кое-какие результаты. Несколько лет в Константинополе мы были счастливы. Но потом ты узнала правду обо мне и утопилась в Босфоре. Позже, во Флоренции, я снова проиграл. Но теперь я знаю, чего тебе хочется.

— И чего же? — спросила Хейвен.

— Это — кто-то хороший. Человек, которому ты сможешь доверять. Я видел твою печаль, когда тебя разочаровал Йейн. И я начал действовать. Я реформирую Общество. Я вдохновлю «Уроборос». Однажды ты захочешь управлять им вместе со мной. Ты будешь гордиться тем, что мы имеем. Подумай о том, чего мы можем достичь, опираясь на «ОУ». Оно может стать силой добра, как того желал Август Стрикленд.

— Но, Адам, разве не ты утверждал, что хаос необходим? Ты заявлял, что без тебя в мире наступил бы застой.

— Вселенная знает способы сохранять равновесие, — парировал он. — У меня есть план, но то, что я задумал, представляет собой большую опасность. Я не знаю, каковы будут результаты.

— И тем не менее ты настроился на перемены? — уточнила Хейвен. — Только ради меня?

— Я люблю тебя, — безыскусно произнес он. — Так было всегда. Ты не осознаешь, насколько ты важна для меня, Хейвен. Ты — мой единственный изъян.

— Изъян?

Трудно счесть подобные слова комплиментом.

— Ничто в мире не лишено недостатков. Тысячи лет я верил, что являюсь исключением из правила. Я считал себя сверхсуществом, посланным, чтобы возгласить расу более слабых созданий. Я презирал людей, которыми я управлял с помощью их потаенных желаний. Но когда я нашел тебя, то понял, что жалеть надо меня. Только рядом с тобой я чувствую себя живым и дышу полной грудью. Я испытываю муки, свойственные смертным. Я стал рабом своего чувства и завидую остальным. Ты была послана, чтобы унизить меня, Хейвен. Когда ты возле меня, я — человек.

Хейвен понимала, что Фебу порадовало бы признание Адама. А она не ощутила ни облегчения, ни злорадства — только грусть. Адам имел право лишь на воспоминания. Ее сердце принадлежит другому. Она взяла Адама за руку: пальцы были безжизненными и гладкими, как у статуй в саду. Он не спускал с нее глаз, и наконец изумление в его взгляде сменилось радостью.

— Пора, — прошептал он. — Я провожу тебя до отеля.

К тому моменту, когда они вошли в вестибюль «Грамерси-Гарденз», ладонь Адама согрелась от тепла Хейвен.

— Ты не рассердишься, если я…

— Не рассержусь, — сказала Хейвен.

Она понимала, что это мгновение рано или поздно настанет. Она зажмурилась, и его рот прижался к ее губам. Ее кожу закололо, словно она ее обморозила. Она едва не рухнула на пол, если бы не объятия Адама. Неожиданно для себя она ответила на его поцелуй.

И она поняла, что могла бы любить его. Она всегда считала, что на пути судьбы не бывает никаких развилок и не приходится выбирать варианты. Ей суждено быть с Йейном. Вот и все. Но вдруг она увидела другую жизнь. Жизнь с тем, кто бесконечно обожал ее. С тем, в чьих силах было изменить течение истории. С прекрасным созданием, чей поцелуй ввел ее в состоянии блаженного ступора.

— Доброй ночи, — тихо произнес Адам на ухо Хейвен. — Когда я увижу тебя снова?

— Скоро, — пообещала Хейвен и слегка покачнулась. — Обязательно.

Она осталась одна в ярко освещенном вестибюле. Какое-то время она не могла сдвинуться с места. Что же она только что натворила? Сгорая от стыда, Хейвен могла взбежать вверх по лестнице или кинуться вслед за Адамом.

— Феба будет довольна, — послышался девичий голос.

Слова были произнесены с легким акцентом. Мимо Хейвен быстро прошла светловолосая девушка.

Хейвен сначала узнала ее мотоциклетные ботинки, а потом обратила внимание на ее лицо.

— А поцелуй выглядел даже слишком реально, — бросила девица.

Когда она, толкнув створку стеклянных дверей, выскочила на улицу, до Хейвен донеслась мелодия. Кто-то негромко насвистывал на улице. Она сразу узнала старинную песенку, которую слышала каждый вечер в Риме. Йейн дал ей знак. Хейвен развернулась к лестнице. Она сделала свой выбор.

Трудно сказать, сон это был или реальность. Она чувствовала, как мужские руки раздевают ее. Хейвен слышала его дыхание, но не видела его. И она помогла ему расстегнуть несколько последних пуговиц. Затем, полностью обнаженная, замерла в ожидании. Но ее кожу коснулись холодные, как лед, пальцы.

Хейвен проснулась, вскрикнув. Кто-то сидел в изножье ее кровати.

— Йейн? — хрипло спросила она.

— Да.

Она бросилась к нему и обняла его. Йейн жив и здоров! Хейвен ощутила невероятную легкость.

— Йейн, любимый! Я так рада, что ты здесь. Ты в порядке!

Но он не отвечал на ее поцелуи.

— Я видел тебя, Хейвен.

Она отпрянула. Чувство вины охватило ее. Она успела убедить себя в том, что свист у отеля ей просто-напросто померещился.

— Сегодня? — опасливо осведомилась она, надеясь, что Йейн стал свидетелем другой сцены.

— Я хотел сообщить тебе, что разыскал Падму. Я заметил, как вы с Адамом вошли в отель и целовались в вестибюле. Ты обещала держаться от него подальше.

— Все дело в Фебе!

— Феба? — повторил Йейн, озадаченно нахмурив брови. Он запрокинул голову, несколько секунд смотрел в потолок и кивнул своим мыслям. — Теперь понимаю. Пифия решила отвязаться от меня, поэтому и согласилась на мой план по розыску Падмы. Ловко у нее все получилось, верно?