— Ваши? — теперь пришла очередь Джона удивляться.

— Ну да, мои. Отец мой был крупным судовладельцем, и часть его кораблей после переворота в Латвии осталась в плавании или в гаванях других государств.

— И вы до сих пор не запрашивали ЛЛОЙД?[1] Вам же причитаются крупные суммы за фрахт с тех судов, что остались целы, а за погибшие — страховые премии! — Он глядел на Лидумса так, словно увидел сияние вокруг его головы.

— А где я возьму подтверждающие документы? Не забывайте, что я с того самого времени живу по подложным паспортам…

— Боже мой, судовладелец! — Кажется, Малый Джон и в самом деле готов был молиться на Казимира. — Да вы только шепните Маккибину или мистеру Скотту свое настоящее имя, и они немедленно выяснят все подробности.

— Сначала я должен закончить свои счеты с большевиками! — сухо заметил Лидумс.

— Ну хорошо, тогда я сам скажу им!

— И не вздумайте! Я не обещаю, что вы получите куртажный процент!

— Да вы с ума сошли! Какой куртаж? Это же просто чудо, что вы не только офицер, но и судовладелец! Вы хоть знаете названия ваших судов?

— Некоторые из них я видел после войны: они заходили в Рижский и Вентспилский порты под флагами Бразилии, Швеции и еще каких-то стран. Но тогда меня больше интересовали способы, как уйти от чекистов.

— Нет, это бескорыстие просто потрясает! Да, я ведь пригласил вас, чтобы вернуть долг! Вашу выручку после истории в Миндене я никогда не забуду. А о том, что вы крупный судовладелец, обязательно расскажу Маккибину и полковнику. Это их не только позабавит, но и порадует! Ведь это настоящая честь для нашей разведки! У нас были на службе писатели, финансисты, предприниматели, а вот о судовладельцах я что-то не слыхал!

Он вынул из кармана пачку денег и положил перед Лидумсом.

— Ну, а ваша торговля затонувшими кораблями прибыльна? — поинтересовался Лидумс.

— Да как вам сказать? В конце концов, это все-таки авантюра, а дельцы теперь пошли мелкие, без размаха. Наша небольшая (но, видно, теплая, подумал Лидумс) компания использует карты морских сражений.

Лидумсу понравилось, что Джон заговорил совершенно доверительно, должно быть, честь оказаться судовладельцем, хотя и несостоятельным, для англичанина была даже выше титула «сэр».

— Мы предлагаем кроки с этой карты, на которых указаны примерные глубины мест, где покоятся торпедированные суда. Затем идут данные о судне: водоизмещение, год постройки, название. Последнее необходимо для того, чтобы покупатель, справившись по регистру ЛЛОЙДА, определил, на что он может надеяться… Но часть этих сведений утаивается до заключения контракта. Когда контракт подписан и мы получили определенный процент, указывается точное место погребения. Дельцы нанимают несколько водолазов и выходят с ними в море. Для контроля с ними выходит и наш водолаз. Если судно обнаружено, учитывается степень его доступности. А дальше как пожелает предприниматель: судно можно поднять и целиком — а вдруг оно после восстановления еще сможет плавать — или разрезать и поднять только ценные металлы. После этого контракт подвергается дополнительному изучению. Ведь может случиться, что мы продешевили, а это всегда неприятно…

— А если продешевили ваши «предприниматели»? — поддразнил его Лидумс.

— Ну, покупатель берет на себя «олл рискс», как говорится, то есть все неприятности! — усмехнулся Джон.

Он вдруг заторопился, позвал официанта, видимо, дела не позволяли ему засиживаться.

Расплатившись, он снова насел на Лидумса:

— О парашютах я вам советую забыть! Я позвоню начальнику базы, чтобы он отыскал для вас развлечение побезопаснее.

— И не думайте! — рассердился Лидумс. — Я должен вернуться на родину, и очень возможно, что парашютный прыжок окажется единственно надежным путем. Можете рассказать Маккибину и полковнику Скотту, что они имеют честь держать у себя на службе судовладельца, это пока ничего не меняет в моей судьбе, но о себе позвольте позаботиться мне самому.

Джон вздохнул, но оглядел Лидумса с восхищением. Этот викинг, как его называла Нора, не мог не вызывать уважения у цивилизованного человека. Конечно, его поступки были дики, но в них чувствовался характер, которым современные англичане похвастать не могли…

Джон доставил мистера Казимира на базу, попрощался с ним на пороге школы и отправился по своим делам. А Лидумс еще долго стоял на полянке перед школой, раздумывая о том, как отнесутся Маккибин и полковник Скотт к его внезапному превращению в богатого судовладельца. Перед отъездом в Англию он обсудил с Будрисом и этот вариант. По наведенным тогда справкам, в ЛЛОЙДЕ на счету его отца оказалось действительно много денег: инюрколлегия, которая заботится о правах наследования советских подданных в капиталистических странах, не объявила о том, что наследники живы.

Ну что ж, если Ребане или Жакявичус начнут новый подкоп под мистера Казимира, сведения, которые передаст Маккибину и полковнику Скотту Малый Джон, могут только укрепить его положение.

Он поднялся к своим соученикам. Биль и Альвирас играли нескончаемую партию в белот. Похоже, что они уже проиграли друг другу все свое жалованье вперед на двадцать лет: чуть не астрономические ставки были записаны мелком на зеленом сукне ломберного столика. Увидев старшего, они отложили карты.

— Почему вы сказали, что вам нравится в школе? — спросил Лидумс, глядя на притихших «учеников». — Помнится, вы говорили, что следовало бы и отдохнуть?

Альвирас поморщился, а Биль довольно сухо ответил:

— Эти ами стояли рядом и так глядели на нас, что ничего другого, как похвалить их, не оставалось. Не забывайте, что парашюты иногда отказывают…

Лидумс вспомнил, что о том же самом говорил ему и Джон.

— Вы хотите сказать…

— Упаси боже! — перебил его Биль, делая испуганные глаза. — Просто ребята из американской школы предупреждали, что тут жаловаться нельзя…

— А то еще могут вытолкнуть из самолета без парашюта, — хмуро добавил Альвирас.

— И с таким вот настроением вы завтра пойдете на прыжок?

— Кто запродал душу черту, тот на ангельские крылья надеяться не должен, — пробормотал Биль.

— Англичане в этом смысле больше похожи на джентльменов, — пояснил Альвирас. — Просто нам не повезло, что нас перебросили в школу к ами: они-то настоящие свиньи, это все наши парни знают!

В голосе его звучало такое огорчение, что Лидумс невольно подумал: придется завтра самому присмотреть за американскими «педагогами».

А назавтра, двадцать восьмого марта, лейтенант Герберт сообщил, что им предстоит первый прыжок. Тренировка, успокоил он своих питомцев, произойдет днем. Машины подойдут после завтрака, следует поторопиться…

К десяти часам подошли два армейских джипа. И ученики, и преподаватели уложили парашюты в одну машину, сами уселись в другую и покинули базу. Биль и Альвирас молчали, Лидумс разговаривал с лейтенантом о погоде, о развлечениях в городке близ базы, через который они проезжали, успевал читать дорожные указатели, но о предстоящих прыжках тоже молчал.

Их привезли на военный аэродром в Фюрстенфельдбрюке. Там ждал двухмоторный самолет с опознавательными знаками американских ВВС. Лидумс обратил внимание, что опознавательные знаки были свежими, даже подтекли немного, ему показалось, что они нанесены легко смываемой краской.

Это предположение еще больше подкрепилось, когда сели в самолет в сопровождении своих преподавателей и американского сержанта, который присоединился к ним уже на аэродроме. Внутри самолета все надписи были тщательно стерты: по-видимому, машина эта предназначалась для полетов над «вражеской» территорией.

Плац для парашютных прыжков был выбран неподалеку от аэродрома, на открытой местности. Возле кромки леса виднелись похожие на черных жуков автомашины. Пока самолет набирал высоту, лейтенант Герберт объяснил порядок тренировки. «Первыми, — сказал он, — самолет покинут сержант Джек и инструктор с аэродрома. Они будут затем наблюдать за прыжками «учеников», которые покинут самолет на втором круге. Сам лейтенант выбросится на третьем круге. Приземлиться необходимо как можно ближе к выложенному в центре полигона знаку».