Только после того, как они наловчились собирать распущенный парашют в самое короткое время, прятать его в считанные минуты, «учеников» перевели в следующий «класс»: подготовка к прыжкам.

Лидумс собрал все терпение и умение, чтобы заслужить одобрение лейтенанта. И после каждой похвалы, произнесенной тем же грубым, пронзительным голосом, каким лейтенант только что отчитывал Биля или Альвираса, вежливо повторял:

— Слушаю, сэр!

В конце концов лед тронулся. Как-то вечером лейтенант буркнул:

— Зайдите ко мне, мистер Казимир, поболтаем…

Лидумс невольно подумал: а как этот грубиян разговаривает с женщинами? По вечерам лейтенант часто отбывал «проветриться», оставляя школу на сержанта, а тот ворчал, не стесняясь учеников: «Опять ударил по бабам!» По воскресным дням сержант злобно завидовал начальнику: лейтенант отпускал его из школы только раз в неделю, и то в рабочие дни.

Сегодня сержант был в городе, и начальнику школы, должно быть, стало скучно. А Лидумс к такому случаю подготовился заранее.

После ужина, который в школу доставляли на джипе в термосах, Биль и Альвирас ушли в свою комнату продолжать бесконечную карточную игру, а Лидумс поднялся к лейтенанту. Накануне он достал через «кухонных» солдат, правда с большой наценкой, кварту хорошего виски. С этой квартой в руках Лидумс и вошел к начальнику школы.

Приношение лейтенант принял радушно, позаботился о бокалах с содовой, о кубиках льда, вынул из шкафа коробку соленого печенья, налил виски, сказал, что мистер Казимир может называть его Гербертом, после чего контакт оказался еще приятнее.

После второго бокала лейтенант спросил, нравится ли мистеру Казимиру в школе.

— По-моему, в тех частях, где служите вы, значительно интереснее…

Пока мистер Герберт обдумывал этот ответ, они успели выпить еще по два виски. Но на лейтенанта эта доза не действовала. После долгой паузы он снова спросил:

— А что вы знаете об этих частях?

Лидумс ответил кратко: он слышал, что служба в этих частях хорошо оплачивается; а кроме того, по истечении контракта как будто можно надеяться на гражданство США…

— Если вас не подстрелят в очередной операции, — проворчал лейтенант.

— Ну, подстрелить могут и на моей работе! — беспечно ответил Лидумс. — Разница только в том, что моя работа не дает таких широких перспектив, о которых я слышал от ваших вербовщиков.

— Вербовщики за то и получают деньги, что умеют врать, — отмахнулся лейтенант. Но на Лидумса он смотрел теперь с таким же любопытством, как вербовщик, словно бы оценивая новый материал. Они пропустили еще по два бокала, и только тогда он заговорил всерьез:

— Что верно, то верно, в наших войсках хорошо платят. Но контракт заключается на десять лет. И берут в войска специального назначения людей не старше тридцати шести…

— Мне тридцать пять! — солгал Лидумс. — И к тому же я имею чин капитана немецкой службы…

— Это ничего не значит, — усмехнулся лейтенант, — начинать все равно придется сначала.

— Но я прошел подготовку в английской разведывательной школе…

— А, что они понимают в таких делах! — пренебрежительно пожал плечами лейтенант. — У нас речь идет не об одиночках-диверсантах, а о целых армиях солдат-невидимок! Я пропускаю через свою парашютную школу сотни солдат, но наши парашютные десанты насчитывают уже давно не сотни, а тысячи парашютистов, вооруженных пушками, танками, вертолетами. Эти солдаты могут выжить в болоте, в лесу, в пустыне, добыть пресную воду в море, питаться змеями и улитками, воевать в одиночку и армиями, сеять панику и захватывать города. Разве сравнишь эту великую миссию с действиями ваших шпионов-одиночек?

На этот раз лишний бокал виски сделал из грубого солдафона почти что стратега и философа. Больше ему не надо было задавать вопросов, он готов был рассказать все, что знал о новых соединениях американской армии…

Лидумс продолжал изучать парашютное дело.

Шпионы-новички Биль и Альвирас были совсем молоды и достаточно тренированы, но и они с удивлением наблюдали, что старый, по их понятиям, Казимир прыгает с канатом с пятиметрового штатива легче и точнее их. Тому же удивлялись и руководители уроков — лейтенант Герберт и сержант Джек. А прыжки эти с пятиметровой высоты были чрезвычайно утомительны. К концу занятий все тело было разбито, позвонки похрустывали, ноги неприятно дрожали. Но ведь «ученики» готовились прыгать с большой высоты, надо было приучить себя к сотрясениям, к падению в темноте, когда земля совсем не видна и трудно определить самый миг приземления. И они день за днем отрабатывали эти прыжки.

В один из таких тяжелых дней во время обеденного перерыва их навестил неожиданный гость. В спальню, где они отдыхали, не вошел, а вбежал улыбающийся худощавый американец лет тридцати пяти и принялся расспрашивать, как они тут поживают? Похвалил за то, что хорошо говорят по-английски, спросил, какими еще языками владеют и говорят ли по-русски? Лидумс ответил, что все трое прилично говорят по-немецки…

— Какой вы национальности? — спросил американец.

— А какой национальности люди вам нужны? — переспросил Лидумс. — Если понадобится, мы можем стать людьми той национальности, которая требуется…

Американец рассмеялся и ушел. Лидумс так и не понял, для чего была затеяна эта проверка.

Через несколько дней навестил их и Малый Джон. На этот раз он выглядел франтом: в новом костюме, новых башмаках. По-видимому, в его делах произошел поворот к лучшему. Джон небрежно осведомился у Биля и Альвираса, как им нравится обучение, и те, несмотря на то что все время почесывались и поеживались от синяков, полученных при неудачных прыжках, поглядывая на своих учителей, бодренько ответили, что всем довольны и чувствуют себя хорошо. Лидумс промолчал: он хотел понять, зачем пожаловал Джон.

Джон, помахав рукой своим подшефным новичкам, пригласил Лидумса проводить его и повез за пределы базы. В городе они отыскали небольшой кабачок, и Джон предложил «вспрыснуть» встречу.

— Завтра эти орлы будут прыгать с парашютами, — сказал он. — Не лучше ли вам, Казимир, отказаться от затеи с прыжками? Парашюты, даже американские, не всегда открываются вовремя! — озабоченно сказал он. — Руководство отдела «Норд», услышав, что вы собираетесь пройти тут весь курс обучения специальных войск США, высказало недовольство…

— А зачем вы им сообщили об этом?

— А вдруг мне придется сопровождать не вас, а цинковый гроб? — сердито ответил Джон. — Что бы я сказал им в этом случае? Теперь они хоть знают, что вы рискуете по собственной воле. А что, программу относительно «способов выживания» вы тоже будете выполнять? Станете есть змей и лягушек в сыром виде? — ядовито спросил он. — Мне мой немецкий друг сказал, что в ближайшее время ами будут проводить такие учения где-то в Бад-Тельце, там есть довольно угрюмые болота…

— Ну, в этом случае я попрошусь в офицерскую столовую, — улыбнулся Лидумс. — Признаться, я провел столько лет на грибной диете, что в цивилизованном мире предпочитаю более приятные блюда.

— Прыжки тоже лучше наблюдать с земли! — угрюмо возразил Джон.

Лидумс поспешил заговорить о другом:

— А у вас, я вижу, произошли какие-то перемены? Может быть, дамы из Миндена одумались и вернули вам свой пиратский приз? Или вы неожиданно получили наследство?

— Ах да! — оживился Джон. — Мне тут невероятно повезло: я продал два небольших сухогрузных корабля и один немецкий сторожевик.

— Корабли? — Лидумс удивленно раскрыл глаза. — Вы торгуете кораблями?

— Разве я вам не говорил? — Джон наслаждался неожиданным эффектом. — Я уже много лет торгую кораблями, правда, не в одиночку, а в компании с несколькими офицерами морской разведки.

— Час от часу не легче! При чем тут разведка?

— Но мы же продаем не те корабли, что строят на верфях, а те, что затоплены во время войны…

Лидумс свистнул.

— Ну и ну! Так, может, вы продали и мои корабли?