Бедный-бедный Яман! Он сидел, сгорбившись, на каком-то нелепом стуле, синхронно переводил все, что говорили люди вокруг, и больше всего на свете хотел сейчас сделаться невидимым. А еще лучше — вообще исчезнуть отсюда и забыть обо всем, как о страшном сне. Еще бы, эти-то упыри посольские через день-другой свалят к себе в благополучную Россию, а ему, сиротинушке, деться некуда! Ему здесь жить придется!
— Господин офицер, мы не меньше вашего обеспокоены произошедшим и готовы помогать полиции всеми доступными нам способами, — Элка вещала голосом диктора центрального советского телевидения. — Любая информация, которой мы обладаем, будет предоставлена вам незамедлительно, по первому требованию. Мы очень надеемся, что это преступление будет расследовано турецкой стороной с максимальной тщательностью и в самые короткие сроки. Больше всего нам хотелось бы, чтобы этот инцидент ни в коем случае не повлиял на наше с вами международное сотрудничество.
Оп-па! А это был удар! Ненавязчивое напоминание о том, что он сейчас разговаривает с ой какими непростыми иностранцами, несколько отрезвило полицейского. Он нервно похлопал себя по груди, выудил из кармана форменной куртки мягкую пачку сигарет, закурил.
Помолчал. Немного успокоился. И продолжил допрос, или, как он сам выразился, «доверительную беседу», в гораздо более сдержанном тоне:
— Вы поймите меня! Ко мне обращаются русские гости с просьбой найти потерявшуюся предположительно в нашем городе иностранную гражданку. Я, естественно, иду на помощь нашим зарубежным друзьям и делаю все, что могу. Все, что в человеческих силах. В результате оперативно проведенных мною лично и моими сотрудниками мероприятий нами была задержана группа преступников, промышлявших похищениями и торговлей людьми!
Ну не охренел ли старикан? Надо же, «благодаря им лично проведенным мероприятиям»! Крыса тыловая! Тут за него всю работу сделали, Элка, можно сказать, здоровьем своим рисковала, а он нам будет про свой непосильный труд рассказывать? Вот ведь зараза же какая!
— Вы знаете, господин офицер, нам очень бы не хотелось занижать лично вашу заслугу в только что завершившейся операции по раскрытию банды преступников, но…
Договорить Ёлке не дали. Сидевший рядом с ней Саша так больно сдавил девушке руку, что у той аж слезы на глаза навернулись! Блин, а в женских романах пишут про «деликатно наступил носком ботинка на изящную женскую туфельку»! Ой как больно!
Понятное дело, Сашка вовремя ее заткнул, а то она бы сейчас все этому нервному чинуше душевно и без стеснения высказала, но ведь можно было и поаккуратней как-то руки ломать!
— Яман, переведи, Элла Александровна хотела сказать, что мы будем рады оказать вам любую посильную помощь. И надеемся на помощь с вашей стороны. Кстати, раз уж вы упомянули о том, что мы зря обратились к частному сыщику и что полиция прекрасно справилась бы своими силами, хотелось бы узнать: как продвигается ваше расследование? Про сегодняшнее задержание банды преступников нам рассказывать не надо, мы… — тут Саша сделал многозначительную паузу и, глядя прямо в глаза полицейского, с нажимом закончил фразу: — …прекрасно осведомлены обо всех деталях произошедшего. Если потребуется, мы посвятим вас и ваше начальство в известные только нам детали.
Удар был подленьким и ниже пояса. Уж кто-кто, а эта толстая морда должна понимать, что ежели он сейчас не заткнется, то эти долбаные русские обидятся, рты свои пораскрывают — тогда хана легенде про то, какой он тут суперполицейский. Прощай тогда слава повсеместная и грамота с золотым тиснением. И никакой прибавки к жалованию в ближайший пятьдесят лет.
Рыбок в зоомагазинах видели? Ну тех, которых сачками из аквариума достают, чтобы в другую емкость переложить? Они так жалобно плавниками дергают и ртом беззвучно воздух хватают, что прямо сердце кровью обливается, на них глядючи!
Тяжело, конечно, представить себе сачок такого размера, чтобы толстячок-полицейский в нем поместился, но вот все остальное — и плавничков нервное похлопывание, и ротиком открытым так это бестолково «хоп-хоп», — ну вот один в один получилась бы рыбулечка беспомощная! Жалостная такая. Но дурна-а-я — сил нету.
К чему это все? К тому, что после часа допросов и крика, потрепав нервы Элке и ее телохранителям, начальник полиции был вынужден заткнуться, извиниться перед русскими гостями и даже в качестве извинений за напрасно потраченное время занятых людей эдаким бонусом позволить им присутствовать на вскрытии ныне покойного детектива. Они, видите ли, заявили, что для них это очень важно и даже необходимо! А попробуй тут не позволить — они ж опять намекать и шантажировать начнут!
Более того, эти въедливые «гости» стребовали с полицейского клятвенное обещание держать их в курсе всего, что касается расследования убийства. Они даже пообещали регулярно справляться о том, как это самое расследование ведется. И даже потребовали к завтрашнему дню отчета о проведенной оперативной работе по делу потерявшейся русской проститутки. Короче, совсем оборзели! И сделать со всем этим добродушный толстячок в погонах ничего не мог. Ибо дружба народов и дипломатические отношения. А ему, как в дешевом американском кино, до пенсии совсем чуть-чуть осталось. И дотянуть до этой самой пенсии надо без международных скандалов и выволочек от начальства.
Так что спровадил их полицейский из своего кабинета и в морг позвонил, мол, вы ничего и никого вскрывать не начинайте, пока до вас заинтересованная иностранная делегация не доехала…
Делегация доехала. У порога мрачного заведения с покойниками выяснилось, что идти туда особо никто не хочет. Элка категорично заявила, что в это серое здание она попадет только в мертвом состоянии. Женька, несмотря на свое славное боевое прошлое, особого энтузиазма в наблюдении медицинской процедуры не выразил, а Яман так вообще рогом уперся и визгливым голосом к трупам в гости идти отказался. Один только Саша, спокойный, как бельевой шкаф, недоуменно оглядел притрусившую компанию и объявил, что идет посмотреть на ныне холодного детектива.
— Вы пока тут попаситесь. Покрутитесь, послушайте, чего народ говорит, какие сплетни ходят, — с серьезным лицом напутствовал остающихся на улице Женьку и Ёлку Саша. — И главное, я вас умоляю: ни во что не ввязывайтесь! Все понятно?
Женька с Ёлкой кивнули. Как скажете, гражданин начальник!
— Яман, пойдем! — окликнул вмиг приунывшего переводчика Саша. — Как же в этом деле без языка-то? Э, ты чего такой бледный?
— Мне по моргам после обеда ходить нельзя, — наивный турок все еще надеялся отмазаться от присутствия на вскрытии. — Да и вообще я неживых людей боюсь. Нельзя мне туда.
— Я тебе руку сломаю! — довольно добродушно пообещал переводчику Александр, взял Ямана за плечи и уверенно повел ко входу в морг. — Послал же Бог помощничка…
Не по улицам же, в самом деле, болтаться в ожидании возвращенцев из морга! Они устроились в открытом кафе напротив больницы. Заказали кофе, после чего каждый из них ушел куда-то совсем глубоко в себя.
— Тебе решать, — прервал молчание Женька.
— Что? — не поняла Элка.
То есть сразу не поняла, а потом постепенно дошло. Ну да, ей решать, кому ж еще… Не большим профессиональным телохранителям, тренированным бойцам и просто мужчинам, а ей, хрупкой маленькой Элке. Потому как они, конечно, парни опытные и сильные, но все же просто исполнители. А вот последнее слово все-таки за ней. Она тут, как ни крути, главная.
Вот какого лешего Машу-дуру занесло во все эти заморочки?! Блин, ну попадись она только Ёлке в руки — таких пиндюлей получит, что еще пожалеет о своем спасении!
Элка разозлилась — а если она злится, значит, уже не остановится. Есть у нее такая дурацкая манера — ежели эту неспокойную девушку из себя вывести, то она по головам пойдет и душу из всех вынет, но своего добьется. То есть найдет. То есть решение принято — остаемся. Всем врагам назло — так, по-моему, в какой-то старой боевой песне пелось.
