«Почему? — подумала Ева. — Хотя какое это теперь имеет значение? Стоит ли об этом задумываться, главное — Карен умерла». Единственное, чего ей сейчас хотелось, — чтобы Дик был здесь.

Загорелый молодой человек подбежал к двери, прислушался, потом бесшумно открыл ее и с порога осмотрел гостиную. Из гостиной шли две двери: одна в коридор, другая та, на пороге которой он стоял. Не поворачиваясь, он спросил:

— Вы абсолютно уверены? Может быть, вы заснули?

— Нет, никто не входил и не выходил из этой комнаты.

Он вернулся к ней, на ходу сжимая и разжимая пальцы рук.

— Вернемся к японке. Сколько времени она пробыла в этой комнате?

— Не больше десяти секунд.

— Чепуха. — Он даже покраснел от злости. — Конечно, Карен зарезали в то время, когда вы сидели в той комнате. Вы говорите, что никто мимо вас не проходил. Тогда как же, черт возьми, убийца вышел из комнаты? Даже если предположить, что убийца уже был в комнате, где-нибудь спрятался в то время, как японка приносила бумагу, как же, черт возьми, он вышел отсюда? Ну-ка, скажите мне. Ну, скажите.

— Я не знаю. — У Евы разболелась голова, и она ничего не могла сообразить.

А он все больше и больше злился.

«И почему он так злится?» — подумала Ева.

— Что ж, отлично. Значит, убийца не проходил через гостиную, — говорил он сам с собой. — Но он должен был каким-то образом уйти. Ведь его сейчас здесь нет. Как же он ушел? В эти окна? Нет. Они все загорожены железными решетками. Давайте допустим совершенно сумасшедшую идею. Допустим, что он никогда не входил в эту комнату, все время был за окном, висел на веревке, привязанной к крыше или еще к какой-нибудь штуковине, и сквозь решетку метнул в нее нож. Тогда почему сейчас ножа нет в горле? Нет, это чепуха… и в комнате нет другой двери, ведущей в холл. Только одна, в гостиную. Вот проклятье!

— Это не совсем так, — сказала Ева. — Здесь есть вторая дверь.

— Где? — Он повернулся и осмотрел комнату.

— Но; пожалуйста, не трогайте ее, пожалуйста, не трогайте!

— Где она?

— Карен… Карен никогда никому не позволяла дотрагиваться до нее. Никому. Никто не подходил к ней, даже самые близкие.

Он подошел к Еве совсем близко, она чувствовала на своем лбу его разъяренное дыхание.

— Где она? — требовал он.

Ева прошептала:

— За японской ширмой. Ширма скрывает ее.

Он в два прыжка очутился там и отодвинул ширму.

— Куда она ведет? Ну, быстро отвечайте.

— В… в мансарду. Там Карен работает, там она написала большую часть своих произведений. Туда никто никогда не ходил. Даже мой отец. О, пожалуйста, не трогайте…

Это была самая обыкновенная дверь. Его возбуждение постепенно затихало, он успокоился и стоял, не двигаясь и не дотрагиваясь до двери. Он просто смотрел. Потом повернулся.

— Здесь задвижка. И она задвинута с этой стороны двери.

Он уже больше не сердился. Он просто пристально смотрел на нее, так же пристально, как в тот момент, когда только что вошел в комнату.

— Вы дотрагивались до этой задвижки?

— Я даже не подходила к ней близко. А почему?.. А что?..

Он опять прищелкнул языком.

— Я… я ничего не понимаю, — прошептала Ева.

— Кажется, красавица, для вас дело дрянь. Похоже, что занавес опустится очень скоро.

Со ступенек эркера послышался едва уловимый шорох, от которого у обоих мороз пробежал по коже. Ева почувствовала, как у нее от ужаса буквально зашевелился каждый волосок. Это был булькающий звук, чуть слышное бульканье, издаваемое человеком, и притом… живым…

— О, боже, — прошептала Ева, — она… она…

Прежде чем она успела сдвинуться с места, он прошмыгнул мимо нее. Когда же ноги Евы обрели силу, чтобы двигаться, он уже стоял на коленях около Карен.

Карен открыла глаза и так пристально посмотрела на Еву, что она невольно зажмурилась. Но тотчас снова открыла глаза, потому что все еще слышала это ужасное бульканье, вырывавшееся из разрезанного горла Карен, при этом ее бескровные губы совершенно не двигались.

Молодой человек спросил чуть хриплым голосом:

— Мисс Лейт, кто на вас напал?..

Но он замолчал, так как пристальный взгляд Карен застыл, на искривленных губах появилась кровавая пена. Не успев отвернуться, Ева наблюдала всю эту ужасную сцену.

Молодой человек встал.

— Я готов был поклясться, что она уже мертва. Черт возьми. Она так распласталась на ступеньке…

Он достал сигарету и медленно закурил, потом положил использованную спичку к себе в карман. Все это время он не смотрел на Карен.

— Ну, что вы можете сказать в свое, оправдание?

Ева только смотрела на него, она не слышала ни одного его слова.

— Значит, не хватает ума придумать себе какое-нибудь алиби? Кой черт принес меня сегодня сюда? Одуреть можно.

— Вы сказали, — начала Ева надтреснутым голосом, — вы сказали, что я…

— Да, да, красавица моя, вы здорово влипли. Только вот не знаю, кто вы такая: или вы самая глупая на свете бабенка, или вы уж слишком умны.

Он продолжал внимательно рассматривать ее оценивающим и в то же время озадаченным взглядом.

— Что вы хотите сказать? Я не…

— Когда вы вошли сюда, она была еще жива. После того, как японка ушла, и до того, как зазвонил телефон, в этот промежуток времени никто через гостиную не проходил ни в спальню, ни из спальни, по крайней мере, вы сами так говорите. Никто не мог пролезть через эти железные решетки на окнах. Никто не мог, выйти из этой комнаты через вторую дверь, которая ведет в мансарду… потому что эта дверь была заперта на задвижку изнутри. Что же получается? Никто отсюда не выходил. Ну-ка, подумайте хорошенько, что получается?

Ева задрожала и стала нервно тереть глаза.

— Вы меня извините, пожалуйста, — тихо проговорила она. — Я, кажется, немного… немного устала, знаете, это шок из-за смерти Карен. Я, кажется, ничего не понимаю. Не думаете же вы, что я…

Он притянул ее к себе и повернул так, чтобы она посмотрела в его внимательные серые глаза.

— Я вот что думаю, — сказал он строго, — никто отсюда не выходил потому, что никто и не мог выйти отсюда. То есть, я хочу сказать: вы единственный человек на этом богом проклятом свете, который имел возможность убить Карен.

Его лицо куда-то поплыло, его молодое, загорелое, овальное лицо… Ричард, Ричард, Ричард. Пожалуйста, приди ко мне, Дик, Дик…

— И не только это, — услышала она его по-прежнему суровый голос. — Не успеет ягненок и двух раз хвостиком вильнуть, как в вашу жизнь вмешается Полицейский департамент Нью-Йорка. Карен Лейт назначила сегодня на пять часов свидание с одним шпиком из Главного полицейского управления, а сейчас без двух минут пять.

Затем она услышала свой собственный голос, далекий и неузнаваемый. Тоненьким голоском она вскрикнула:

— Нет. Я не делала этого! О, пожалуйста, поверьте мне. Это не я! Это не я!

И в то же время другой, внутренний голос повторял: все кончено, ничего больше не будет, ни Дика, ни свадьбы, ни счастья… ни жизни.

Приходя в себя, Ева почувствовала, что ее щеки горят от легких шлепков. И где-то далеко она услышала голос загорелого молодого человека:

— Эй, слушайте, бросьте вы это. Ради всего святого. Вот еще выдумала — обморок. Бросьте это.

Голос слышался все ближе и ближе, и наконец Ева открыла глаза и увидела, что лежит на полу, а загорелый молодой человек стоит около нее на коленях и слегка похлопывает ее По щекам.

— Перестаньте шлепать меня, — слабым голосом проговорила Ева, отстраняя его руку и приподнимаясь. — Я не ребенок.

Он поставил ее на ноги, прижал к шкафу, схватил за локти и слегка потряс.

— Вы зарезали Карен Лейт или не вы? Говорите скорее. Слышите? Вот еще вздумала… обморок.

Он сердито смотрел на нее сверху вниз. В глазах у Евы снова потемнело. Когда-то давным-давно с ней уже случалось нечто подобное. Давным-давно… В Нантакете жил один мальчик с таким же загорелым лицом и серыми глазами, как у этого мужчины. Однажды она упала с дерева и лежала в обмороке, и мальчик начал так же шлепать ее по щекам до тех пор, пока она не очнулась. Раскрасневшись от досады, что упала на глазах у мальчика в обморок, она накричала на него и отшлепала. Вот и сейчас она почувствовала зуд в ладонях и с трудом удержалась, чтобы не вернуть ему шлепки.