— Он не подонок. Он — Джонни Харлоу! — Мак-Элпайн поднял бровь, услышав, с какой страстью она это сказала. — А что касается твоего вопроса, то, как ты думаешь, в моей жизни может быть что-то личное?

— Ну, хорошо, хорошо, дочка. — Мак-Элпайн вздохнул. — Давай договоримся так: ты мне ответишь на мои вопросы, а я тебе скажу, почему я их тебе задаю. О’кей?

Мери кивнула.

— Вот и хорошо! Так это верно или нет?

— Если твои шпионы так уверены в этом, то зачем задавать этот вопрос мне?

— Только прошу тебя: выбирай слова! — Упоминание о шпионах задело Мак-Элпайна за живое.

— Извинись за свое «выбирай слова».

— О боже ты мой! — Мак-Элпайн с удивлением посмотрел на дочь, в этом удивлении сквозило и раздражение, и восхищение. — А ты и в самом деле моя дочь!.. Прошу прощения. Он пил?

— Да.

— Что?

— Не знаю. Что-то прозрачное, он сказал, что это тонизирующий напиток с водой.

— И ты знаешься с этим лгуном? Как же, знаем, что это за вода! Сторонись его, Мери. А не будешь сторониться, отправлю тебя домой — в Марсель.

— Но почему, почему, папа? Почему?!

— Видит бог, у меня и так достаточно неприятностей, а тут еще моя единственная дочь связывается с алкоголиком, который скатывается все ниже и ниже.

— Джонни? Алкоголик? Послушай, папа, я знаю, что он пьет совсем немного…

Мак-Элпайн заставил ее замолчать, схватив телефонную трубку.

— Говорит Мак-Элпайн. Попросите, пожалуйста, мистера Даннета зайти ко мне. Да, сейчас. — Он повесил трубку. Потом опять повернулся к Мери. — Я обещал объяснить причину, почему я задаю все эти вопросы. Я не хотел этого делать, но, видимо, придется.

Вошел Даннет. У него был вид человека, который чувствует, что от ближайших нескольких минут он не получит никакого удовольствия.

Мак-Элпайн пригласил его сесть и сказал:

— Расскажи ей обо всем, Алексис. Пожалуйста.

Даннет совсем растерялся.

— А нужно ли это, Джеймс?

— Боюсь, что нужно. Она не поверит мне, если ты не подтвердишь, что именно мы нашли у Джонни в номере.

Мери с недоумением переводила взгляд с одного на другого. Наконец она выдавила:

— Вы посмели обыскать комнату Джонни?

Даннет глубоко вздохнул.

— У нас были для этого основания, Мери. И слава богу, что мы это сделали. Я сам до сих пор не могу поверить, что мы там нашли. А нашли мы пять бутылок виски. В его номере. И одна из них была уже полупустая.

Мери растерянно посмотрела на них. Она верила Даннету. И когда Мак-Элпайн снова заговорил, голос у него был мягким, почти нежным:

— Мне очень жаль. Мы все знаем, как ты его любишь. Между прочим, мы забрали эти бутылки.

— Вы забрали эти бутылки… — Она повторила эти слова медленно, глухим голосом, словно стараясь усвоить значение услышанного. — Но он же узнает об этом. И сообщит о краже. Явится полиция. Найдут отпечатки пальцев… ваших пальцев. И потом…

Мак-Элпайн перебил ее:

— Неужели ты думаешь, что Джонни Харлоу признается хоть одной живой душе, что держал у себя в номере пять бутылок виски? Беги, девочка, и переоденься! Через двадцать минут мы отправимся на этот чертов прием. И, очевидно, без твоего драгоценного Джонни.

Мери продолжала сидеть с неподвижным лицом, не сводя с отца немигающих глаз.

— Прости, — сказал он. — Я не хотел тебя обидеть. Это вышло неожиданно.

Даннет придержал дверь, пока Мери, хромая, не вышла из номера.

Для братства лучших гонщиков мира, как и для всех закоренелых путешественников, отель есть отель — место, где можно спать, где можно поесть, остановка в пути. И таковым он является для любого другого безликого человеческого потока. Однако недавно построенный Вилла-отель Чессни на окраине Монцы мог с полным правом претендовать на исключение из этого правила. Превосходный замысел нашел и превосходное воплощение: великолепное сочетание архитектуры и пейзажа, огромные номера с высокими потолками, безупречно и комфортабельно обставленные, роскошные ванные комнаты, прекрасные, словно парящие в воздухе балконы, обильный и вкусный стол и первоклассное, приветливое обслуживание. Глядя на все это, любой бы подумал: вот она, грандиозная гостиница, непревзойденное пристанище миллионера, путь которого усыпан розами…

Однако таким отель должен был стать в недалеком будущем. А пока что Вилла-отелю Чессни предстояло приобрести свою клиентуру, свой особый стиль, свою репутацию, свои традиции, как надеялись его владельцы и покровители, а для достижения этих бесконечно желанных целей репутация честности в равной мере необходима и киоску, торгующему горячими сосисками, и отелю-люкс.

С другой стороны, поскольку ни один вид спорта на земле не привлекает такого поистине международного внимания, как Большие гонки Гран-При, администрация сочла благоразумным предоставить свой дворец за чрезвычайно низкую плату самым прославленным командам на период гонок в Италии. Лишь немногие команды не воспользовались приглашением, и едва ли кто задумывался о мотивах поведения администрации. Достаточно было знать, что Вилла-отель Чессни несравненно комфортабельнее и чуть-чуть дешевле, чем те австрийские гостиницы, которые они покинули двадцать дней тому назад с большим чувством благодарности. Вполне возможно, что в будущем году им здесь не позволят устроиться даже в подвальном помещении, но то будет через год, а пока…

В тот вечер, в последнюю пятницу августа, было тепло, но не настолько, чтобы оправдать подключение кондиционированного воздуха. Тем не менее кондиционеры в холле Вилла-отеля Чессни работали во всю мощь, и атмосфера в этом роскошном убежище от низших классов была более чем прохладной. Здравый смысл подсказывал, что такой микроклимат здесь совершенно не нужен, однако престиж этого требовал. Администрация просто помешалась на престиже, и кондиционеры продолжали работать.

Мак-Элпайн и Даннет, сидя рядом, но почти не видя друг друга из-за внушительной конструкции плюшевых кресел, в которых они скорее полулежали, чем сидели, были заняты делами более важными, нежели температура в отеле. Они почти не разговаривали, а если и обменивались порой двумя-тремя словами, то делали это без всякого воодушевления. Казалось, ничто их не может расшевелить.

Наконец Даннет забеспокоился:

— Наш бродяга-мальчик все еще не вернулся с трека.

— У него есть оправдание, — ответил Мак-Элпайн. — По крайней мере надеюсь, что есть, черт бы меня побрал! Чего-чего, а добросовестности у него не отнимешь, когда речь идет о работе. Он собирался проделать несколько кругов, чтобы проверить подвески и переключатели скоростей. Машина-то у него новая.

Даннет выслушал все это с мрачным видом.

— А передать Тараккиа это, видимо, нельзя?

— Конечно, нельзя, Алексис, вы, наверное, и сами это понимаете. Непреложный закон этикета. Джонни не только Номер Один среди гонщиков мира. Наши милые покровители, без которых мы не смогли бы развить такую деятельность (впрочем, я бы мог, но черта с два я буду один вкладывать такую сумму)… Так вот, наши покровители весьма чувствительные люди. Чувствительные к общественному мнению, конечно. Единственная цель, ради которой они пишут на наших автомобилях название своей фирмы, состоит в том, чтобы народ раскупал эти автомобили. Думаете, они наши благодетели? Ничуть! Разве что чисто формально. Организаторы рекламы. А цель рекламы — создать себе самый широкий рынок. Девяносто девять и девять десятых процента этого рынка, как вы знаете, лежит за пределами спортивного мира. Им важно только то, во что верит публика: А она верит в то, что Харлоу не имеет себе равных. Так что самый лучший и самый новый автомобиль должен получить Харлоу. Если он его не получит, публика потеряет веру в Харлоу, в «Коронадо», в рекламу этой фирмы, и притом совсем необязательно она будет терять веру именно в этой последовательности.

— Эх, да что говорить об этом! Может быть, для нар просто еще не пришло время чудес. В конце концов, никто не видел и не знает, чтобы он выпил хоть раз за последние двенадцать дней. Может быть, он еще всех нас удивит. А до Больших гонок в Италии осталось всего два дня.