Орлана нашла в себе силы, чтобы изобразить улыбку — та вышла больной.

— А вот это не сможете доказать уже вы.

Поздно ночью Орлана не могла уснуть. Измотанная разбирательствами до последней степени, она ходила по кабинету, надеясь только, что сознание погаснет само собой. Но сознание не гасло. Напротив, сознание было очень ясным, и каждое слово в своей голове она слышала так отчётливо, словно эхо прокатывалось под высокими сводами галерей.

«Они предали тебя».

— Замолчи! — выкрикнула она вслух, надеясь заглушить голос мёртвой императрицы. Руана замолкала на секунду или две, а потом начинала заново.

«Они все тебя предадут. Защищайся. Убивай».

Орлана обессилено села в кресло, уткнулась лицом в стол. Её трясло от бессилия, и рука замерла на предпоследнем выдвижном ящике стола. Там хранилось снотворное — на крайний случай.

«Они предадут тебя так же, как предали меня. Убивай, пока не порешили тебя».

Орлана дёрнула ящик за ручку, и он едва не вывалился на пол. Под пачкой чистой бумаги лежали пластинки, пахнущие мятой. Чуть ли не разорвав шуршащую обёртку, Орлана отломила одну. Подумала и взяла ещё две.

В дверь постучали. Орлана вздрогнула — она никого не ждала. Аластар обычно выходил без стука, а Орден предпочитал сюда не являться, считая кабинет Орланы её личной территорией. Кому ещё понадобилось разводить беседы вместо того, чтобы спокойно лечь спать!

— Да! — резко выкрикнула Орлана вместо приглашения.

Дверь приоткрылась и в просвете показалось лицо секретаря, подсвеченное сзади белым пламенем. Бледный, похожий на призрак, он глядел куда-то в угол.

— К вам леди Руфь. Пригласить?

Наверное, она его оттолкнула. Наверное, под короткими полулунными ногтями остались частицы секретарского камзола. Руфь влетела в кабинет императрицы, не особенно заботясь о приличиях. Орлана зажмурилась, потому что острой болью вспыхнули виски.

В ладони таяли дольки снотворного. Орлана разжала пальцы — они скатились обратно на шуршащую обёртку. Задвигать ящик не было сил.

— В чём дело? — глухо поинтересовалась Орлана.

Руфь, не дожидаясь приглашения, села в кресло. Неубранные волосы падали на лицо, и Руфь их не убирала. Она тяжело дышала, и с щёк понемногу уходила лихорадочная краснота.

— Ты приказала арестовать моего брата.

— Я помню, — пробормотала Орлана, снова прикрывая глаза. От боли во рту стало очень сухо. Она нашарила кристалл связи, обхватила его пальцами, сжала, как будто этим могла бы прогнать Руану из своего сознания.

— Я сказала, я уже говорила тебе, что я… — Зло, сквозь сжатые зубы заговорила Руфь. Шар белого пламени вздрогнул и поплыл в угол, заставляя тени скакать по её лицу, делая его то маской ярости, то бездвижным ликом мертвеца.

— Руфь, уходи. Или я вызову стражу, и тебя уведут.

— Орлана! — Она в отчаянии вскочила.

Орлана разжала пальцы, и кристалл ударился о стол. Короткий и громкий вышел звук удара в натужной тишине. Орлана облизнула пересохшие губы.

— Свеин заслал в мой замок шпиона. Что, по-твоему, я должна, отпустить его? Радуйся, что я всего лишь отправляю его в ссылку, а не казню на главной площади в назидание окружающим. — Орлана ощутила, как её губы кривятся. Болью вспыхнула правая щека.

Руфь молчала, не шевелилась.

— Я и так… — Орлана сглотнула, опять судорожно вцепляясь в кристалл. Холод гладких граней не принёс облегчения. — Совет требовал заключения. Но помня о нашей дружбе… — Она трудно вздохнула. Перед глазами на секунду сделалось красно. — Свеин — глупый запутавшийся мальчик. Он попал под влияние других советников. Я не сержусь на него. И на тебя. Иди.

— Орлана, — снова повторила Руфь, но в этот раз испуганно, жалобно. Снова плыл в воздухе огненный шар, теперь — в центр комнаты. Орлана сидела, жмурясь, чтобы яркий свет не усилил боли. Она услышала, как двигаются ножки кресла по полу.

— Орлана, ты… — Дыхание Руфи сделалось ближе, Орлана слышала его, и от каждого звука внутри лопалась натянутая струна.

Жгучая боль в щеке стала нестерпимой, и вместо того, чтобы застонать, Орлана открыла глаза и, поймав взгляд Руфи, крикнула ей в лицо.

— Ну что ещё? Уходи. Ты что, не видишь?

Хлопнула дверь, пробудив очередной взрыв боли. Шипя сквозь зубы, Орлана потянулась за снотворным в нижний выдвижной ящик стола.

Стоя перед зеркалом и расправляя на платье несуществующие складки, она наконец-то призналась самой себе, что волновалась. И от волнения уже съела с губ всю помаду, хотя и это, конечно, было не важно. От строгой причёски болела голова — шпильки, диадема, и не дай Вселенский Разум хоть одной пряди выбиться и упасть на лицо.

Вместо чёрного платья сегодня — тёмно-зелёное, но всё так же застёгнутое под самое горло, так что перехватывало дыхание. Вот и все различия.

В зеркале Орлана видела себя с ног до головы, и ей отчаянно хотелось закрыть глаза, но такой вольности императрица себе не позволяла. Ей нужно было точно знать, какая она сегодня, потому что такой её увидят все. Бросила взгляд в окно спальни — на потемневшее небо. Уже скоро.

Уже пора.

Развернувшись к двери, она вдруг дёрнулась обратно к зеркалу. Уже пора, но несколько секунд её подождут, и не успеют оплыть огненные шары. Орлана стёрла с губ остатки помады, вырвала из волос диадему, отбросила на кровать. Шпильки выпали сами, и звёздный дождь бесшумно просыпался на ковёр.

— К демонам, — сказала Орлана, глядя в глаза своему хмурому отражению. — Имею я право хоть раз, хоть на один вечер стать счастливой?

Был бы кто-нибудь рядом с ней, положил бы руку на плечо.

«Тише».

Поднял бы с пола рассыпанные заколки.

«Спокойнее, Орлана».

Вернул на место диадему.

«Выглядишь растрёпанной, как деревенская девка».

Но рядом никого не было. У Орланы не заводилось подруг. У неё давно не было фрейлин — всех разогнала лично. У неё не было даже дочери, потому что дочь заперла себя в храм.

Притихший к вечеру замок был сегодня таким же, как обычно, только, пожалуй, чуть сильнее освещён. Она спустилась в большую гостиную, убранную точно так же, как и в любой другой день. Стражники в алых плащах чуть склоняли головы, когда Орлана проходила мимо.

Её ждали. Аластар и монах храма с раскрытой книгой на руках, неподвижный, как статуя.

«Глупая традиция, неужели нельзя проще, ещё проще», — подумала она, на ходу сжимая пальцы на верхней пуговице. И тут же отдёрнула себя. — «Прекрати, куда же ещё проще».

Аластар подал руку, и, приняв её, Орлана почувствовала укол страха, мимолётный, но дикий, от которого перехватило дыхание. Что, если она всё-таки ошиблась? Если всё изменится и никогда не будет по-прежнему?

«Прекрати, прекрати немедленно!»

Аластар сжал её пальцы, как будто ощутил неуверенность. И по его тщательно сдержанному тяжёлому вздоху Орлана поняла — на самом деле ощутил. Откуда он всегда всё знал, демоны его побери?

«Всего несколько минут», — уговаривала она себя, пока монах читал молитву на языке древних. — «Ещё немного. Сама же сократила церемонию, как только смогла. Проще некуда».

И всё равно то и дело закрывала глаза, как ребёнок, который искренне считает, что если зажмурится, всё страшное исчезнет само собой. Но даже когда закрывала, видела, как будто со стороны, эту огромную залу, предназначенную для пышных приёмов, и белое пламя под сводами — блики скачут по мраморным стенам, зеркалам и стрельчатым окнам, и фигуру монаха, сгорбленную, в тёмной накидке, и их двоих.

«Какая длинная молитва».

Их двоих, друг напротив друга, взявшихся за руки, как не смела бы мечтать никогда, как не было в мыслях, и теперь её колотило изнутри не от страха — от невозможности происходящего.

— Взгляните на меня, — попросил Аластар, прикасаясь к её щеке.

В зале стало слышно, как шумит за окнами ветер, как потрескивает белый огонь, осыпаясь искрами на мрамор. В десятках зеркал отражались их силуэты. И в тщательно освещённой зале возникали вдруг едва различимые прохладные тени. Они прикасались к стёклам изнутри — и стёкла запотевали. Они касались их рук — и на пальцах оставались поцелуи тумана.