Приняв из рук капитана третьего ранга листочек, Спиридонов быстро пробежал взглядом текст. Право же, сообщение нельзя было назвать длинным и сложным для восприятия. И от этого адмиралу вдруг стало не по себе.
– Нам предписано выдвигаться навстречу американской авианосной ударной группе во главе с атомным ударным авианосцем "Авраам Линкольн", – сообщил командующий эскадрой напрягшимся офицерам. – Приказ штаба флота предельно прост – установить непрерывное наблюдение за американцами и, в случае попытки вторжения их в наши территориальные воды, уничтожить. Так, так, – Спиридонов склонился над картой – По данным авиаразведки "Авраам Линкольн" должен быть где то здесь, в нейтральных водах, – он обвел участок моря западнее Кольского полуострова тупым концом карандаша: – Квадрат восемнадцать – четырнадцать. За несколько часов, минувшие с момента последнего контакта, американское соединение не могло уйти далеко. Что ж, оттуда и начнем поиски, товарищи!
– Товарищ вице-адмирал, – окликнул командующего капитан Тарасов. – Приказ на применение оружия, товарищ вице-адмирал… это же фактически объявление войны. Выходит, мы вступим в бой?
– Надеюсь, что нет, – помотал головой Спиридонов. Он и сам был изрядно ошарашен распоряжением Макарова, но не мог, просто не имел права демонстрировать свою растерянность подчиненным. – Война не нужна никому, товарищ капитан первого ранга. Но мы должны быть к ней готовы, раз подобную угрозу предусмотрело наше командование. Так что передайте приказ всему соединению привести все системы в полную боевую готовность. Следуем курсом двести девяносто. Всем быть готовыми к отражению воздушной атаки, истребители держать заправленными и полностью вооруженными. Если не останется иного выхода, мы сможем достойно встретить незваных гостей!
Офицеры с каменными лицами слушали своего командира, бросая друг на друга напряженные, серьезные взгляды. Пришел час показать все, на что они были способны. Каждый из тех, кто оказался на мостике "Кузнецова", на борту других кораблей, послушно следовавших за авианосцем, отдал большую часть жизни, чтобы стать мастером своего дело. Они не жалели сил, служа своей родине, и теперь были готовы отдать все, без остатка, если не останется иного пути. Каждый из этих людей был воином, добровольно выбрав эту стезю, а разве должно воину бояться сражения?
– Приказ отдан, и наш долг, товарищи, исполнить его. Мы разыщем американцев, – веско произнес вице-адмирал Спиридонов. – Займем позицию для ракетной атаки, и без колебаний пустим их на дно, если только янки дадут нам повод. Если противник не оставит нам выбора, мы сокрушим его!
Спустя ровно восемьдесят секунд капитаны всех кораблей, входивших в авианосную многоцелевую группу, получили новый приказ, и удивились ему далеко не все. Эскадра, ложась на новый курс, удалялась от земли, словно тем подчеркивая свою независимость от воли тех, кто оставался на суше, и теперь только и мог, что в бессилии грозить кулаками. А за стенами древнего Кремля, кипела напряженная деятельность, и все усилия были нацелены лишь на то, чтобы этого не допустить. Здесь были хороши все средства.
– Я считаю крайне важным поставить вас, а значит, и всю американскую администрацию, в известность о данном инциденте, – пытаясь казаться бесстрастным и уверенным, говорил Аркадий Самойлов, и переводчик старательно повторял его слова уже по-английски. – По-видимому, имело место неверная трактовка очередного приказа. Полагаю, мы в самом скором времени разрешим возникшее недоразумение, господин посол.
Встреча временного правителя России и полномочного представителя Соединенных Штатов в этой части света проходила почти с глазу на глаз, почти, если не считать переводчика. Это было оправдано – слишком деликатной оказалась тема беседы, так что сам аркадий Самойлов с трудом подбирал подходящие слова.
– Из вашего подчинения вышел целый флот, – чуть заметно усмехаясь, не из злорадства, а, скорее, от растерянности, будучи не в силах уяснить, что все услышанное – вовсе не шутка, возразил американский дипломат. – Не думаю, господин министр, что это можно назвать недоразумением. Излишне мягкая формулировка, как мне кажется, слабо отражающая происходящее. Вы имеете представление о том, каковы намерения ваших моряков? Куда именно сейчас может направиться мятежный флот? Что, если восставшие моряки сейчас просто займутся пиратством, атакуя любые суда нейтральных стран в этой части Атлантики?
– Это не имеет значения, – ответил Самойлов. – Что бы они ни задумали, мы заставим их подчиняться. В российской истории был уже и броненосец "Потемкин", и фрегат "Сторожевой". Нет, мы не допустим ничего такого, что вызывает ваше, господин посол, беспокойство. Я же просто хочу, чтобы вы предупредили свое правительство и военное командование о данной проблеме. Следует избежать поспешных, необдуманных поступков. Я меньше всего хочу, чтобы ваши и наши моряки, неважно, умышленно или по недоразумению, принялись убивать друг друга.
– Мне кажется, у вас сейчас недостаточно средств, чтобы силой принудить взбунтовавшихся моряков к покорности, – заметил американский посол. – А переговоры могут и не привести к желаемому результату. У нас же в этом районе развернут целый флот, несколько авианосных групп. Возможно, если вы обратитесь с просьбой о помощи к моему президенту, вам быстрее удастся разрешить данный кризис.
Самойлов пытался сохранить лицо, но не мог просто умолчать о случившемся, дабы избежать самых худших последствий, и американский посол это понимал. Потому американец предлагал русскому министру, казалось бы, самый простой и эффективный способ решить проблему… и окончательно расписаться в своей несостоятельности, в полнейшей беспомощности, так, чтобы об этом спустя какие-то часы узнал весь мир. И это уже понимал сам Аркадий Самойлов, изо всех сил пытавшийся вывернуться из силков, умело расставленных американцем.
– Я не хотел бы такого поворота событий, – мрачно вымолвил премьер-министр. – Но, если не будет иного выхода, я немедленно свяжусь с вами, господин посол. Пока же мы попытаемся решить все сами, не привлекая третью сторону.
– Но вы должны понимать, что любые агрессивные действия ваших моряков по отношению к нашим кораблям, находящимся в этом районе, повлеку решительный и жесткий ответ, – настойчиво сообщил дипломатический представитель США, все еще не веривший, что находится не на съемочной площадке, а в московском Кремле. – Наши моряки не будут тратить время на переговоры. Мы не станем ждать, когда русские ракеты пустят наш флот на дно, и немедленно применим оружие. И равно наш флот вмешается, если мятежники проявят агрессию по отношению к кораблям наших союзников, господин министр. Я ни в коем случае не пытаюсь угрожать, но лишь предупреждаю, чем может обернуться ваше, господи Самойлов, промедление, ваше бездействие.
– Именно поэтому я и сообщил обо всем вам, господин посол, – согласно кивнул Аркадий. – В Вашингтоне должны понять, что Москва может не иметь никакого отношения к возможным инцидентам. Прошу, объясните это своему президенту. Я не хочу, чтобы из-за нелепости началась третья мировая война. Уверяю, мы решим проблему в самом скором времени.
Самойлов, не находивший себе места, старался не выказать истинных чувств, захвативших его. Аркадий не мог с уверенностью сказать, поверил ли американец этому спектаклю. Во всяком случае, посол США, с невероятным спокойствием выслушавший все это, весьма поспешно покинул Кремль, напоследок заверив главу русского правительства в понимании и поддержке со стороны заокеанской державы. Ни тот, ни другой, конечно, и не думали воспринимать эту дань вежливости в серьез.
Разумеется, американский посол лишь притворялся, изображая полнейшую невозмутимость. Он был готов звонить в Вашингтон прямо из своего автомобиля, по обычному сотовому телефону, но все же смог дотерпеть, пока оказался в посольстве. И уже оттуда, воспользовавшись специальной аппаратурой и сложнейшими шифрами, так быстро, как только мог, он передал донесение. Это произошло спустя полчаса после встречи с Самойловым, и еще столько же времени минуло, прежде чем сообщение из Москвы легло на стол президента, уже намеревавшегося закончить совещание.
