Но было и еще кое-что, не дававшее покоя генералу. Строгов, за годы службы в десанте научившийся не только разбивать головой кирпичи, понимал, что в двадцать первом веке не может быть затяжных войн. Гитлеровским войскам, чтобы одержать победу над кем-то, требовалось занять его территорию, ввести в его города свои танки и пехоту, и даже при отсутствии сопротивления им приходилось тратить время на то, чтобы добраться до цели. Сейчас, когда ракеты, обладающие высочайшей точностью, могут преодолеть тысячи километров за считанные часы, когда бомбы наводятся по сигналу со спутников, все это становится лишним.

На территории врага может не быть ни одного своего солдата, но сыплющиеся с небес ракеты и бомбы будут поражать каждый отдельный его танк, каждый окоп. В конечном итоге, выигрывает тот, кто первым нанесет удар, и сейчас американцы, занявшие идеальные позиции для массированной атаки, были в шаге от победы. Они первыми нажмут на кнопки, первыми запустят ракеты, и страна, как организованная система, перестанет существовать. Самойлов был прав, они просто не имели достаточно времени, не успев вовремя предугадать замысел американцев, и теперь оставался только один шанс избежать катастрофы. Президент Швецов действовал из лучших побуждений, это Строгов не мог не признать, но он забыл об осторожности, заставив тех за океаном забеспокоиться, и начать действовать раньше, чем к этому смогла подготовиться страна.

– Все должно пройти быстро и незаметно для посторонних, – что-то говорившие еще в попытках убедить генерала министры умолкли на полуслове, выпучив глаза от неожиданности. Они-то готовились к долгой беседе, продумывая аргументы, подбирая самые веские на их взгляд доводы, а все оказалось куда быстрее и проще. – Никаких танков на улицах Москвы, никаких заявлений на всю страну о чрезвычайном положении, – невозмутимо и решительно не то предложил, не то приказал Строгов. – Нам не нужна революция.

– Верно, – кивнул Самойлов, – все мы помним девяносто первый год. Обойдемся без публичности.

– Тогда путчисты совершили все ошибки, какие только возможно совершить, – поддержал его Розанов. – Именно это и стало причиной их поражения.

– Что ж, мы, думаю, можем извлечь для себя уроки из этого, – усмехнулся Строгов. – Сейчас Швецов в резиденции где-то близ Сочи, верно?

– Он намерен прибыть в Москву, – сообщил Розанов. – Вылетает завтра, кажется, но может и поторопиться.

– Значит, нужно сделать так, чтобы он пока оставался в Сочи, а вы тем временем все уладите с политической стороны, – предложил генерал-полковник. – Нам не нужна паника, не нужна массовая истерия, верно? А потому все следует сделать без лишнего шума, вообще без огласки.

– Президента хорошо охраняют, – напомнил Самойлов. – В его службе безопасности состоят профессионалы экстра-класса. Они отлично вооружены и имеют право стрелять без предупреждения, если только почувствуют хоть намек на угрозу.

– Все меры безопасности рассчитаны на атаку террористов, а не армейских частей, – помотал головой Строгов. – Это меня не беспокоит. Его охрана не станет помехой для моих парней.

– И кому же ты доверишь эту задачу? – поинтересовался Розанов. – Это должен быть человек, который не усомнится в твоих приказах, к тому же профессионал высокого класса. Одна ошибка, и мы быстро окажемся в Лефортово, – напомнил премьер-министр.

– Есть такой человек, – Строгов уже определился с кандидатурой, хотя, собственно, тут и думать было нечего. – Как раз такой, как ты сказал, Аркадий. Он профессионал, и под его началом служат лучшие из лучших в ВДВ. И он сделает все, что я прикажу, – с уверенностью добавил генерал.

Маховик заговора стремительно набирал обороты, но те, кто находился под другую сторону баррикад, разумеется, ни о чем таком и не думали. Заговорщикам пока успешно удавалось сохранять конспирацию, а потому тысячи американских и русских моряков, летчиков, солдат по-прежнему находились в ожидании, готовясь к худшему. Все так же бороздили холодные воды Атлантики эскадры боевых кораблей, а в небе кружили самолеты, и еще самолеты стояли на взлетных полосах, ожидая команды на взлет, которая для многих их пилотов могла стать последней в своей жизни.

Смоленская область, Россия – Брянская область, Россия – Париж, Франция

15 мая

Грязный, здорово потрепанный, но еще вполне надежный лобастый УАЗ-452А, привычная для любого сельского жителя "буханка", выкрашенная в цвет "хаки", подпрыгнул на очередном ухабе, и позади, из салона, послышалась приглушенная брань. Ругались сразу на двух языках. Микроавтобус, возможно, и был мощным, неприхотливым, как раз для русских дорог, но вот чем-чем, а комфортом он не отличался, в особенности – мягкостью амортизаторов. И потому движение по разбитой, наверное, лет пять точно не видевшей асфальтовый каток, дороге, превратилось для пятерки путешественников в какую-то скачку.

Шоссе стрелой пронзало смоленские леса, уходя на северо-восток, подальше от границы, в эти часы превратившейся в подобие потревоженного осиного улья. Минувшая ночь доставило немало головной боли людям в погонах, многие из которых наверняка уже лишились этих самых погон, а вслед за звездами могли полететь и головы. И Ахмед Удугов всей душой надеялся, что это будет не его голова.

Пока на невзрачный автомобиль, кативший и кативший по своим делам, без остановок проезжая мимо деревень и небольших городков, никто не обращал внимания. Группа, успешно выполнив задачу, выскользнула из кольца облавы за считанные минуты до того, как оно намертво захлопнулось. Теперь бы им наверняка пришлось пробираться лесами, забыв о транспорте, промешкай они тогда хотя бы лишние полчаса.

Но все обошлось, и Ахмед был благодарен, прежде всего, Рустаму. Водитель позаботился о том, чтобы УАз не встал на полпути из-за банальной поломки, к тому же в фургоне хватало запасных канистр с топливом, чтобы без проблем преодолеть не меньше тысячи километров – пока не стоило светиться на заправках. Ведь здесь, в краю, привычном к белорусскому или даже польскому говору, но не к гортанной южной речи, пятерка крепких мужчин явно неславянской наружности мгновенно привлекла бы чье-нибудь внимание. Ну, а на случай, если все станет совсем плохо, в машине – и это уже заслуга Исмаила – хватало патронов, гранат, и кое-чего помощнее, хотя Удугов рассчитывал обойтись без боя, исход которого был уже сейчас полностью предрешен.

Приказ был выполнен, газопровод перестал существовать, и Ахмед, откинувшись на спинку сиденья, довольно жестокого и неудобного, что ощущалось после четырех часов, безвылазно проведенных в кабине, уже лениво подсчитывал вознаграждение. Да, прежде он воевал не за доллары, а за веру и свой народ, и пошел за Гелаевым в Дагестан не ради пачки бумажек с сытыми лицами заокеанских президентов. Но потом, когда он едва ли не один из всего отряда смог уйти от русского спецназа, Ахмед стал иным, и не мудрено – тогда юный моджахед впервые взглянул в лицо самой смерти. Так что теперь кавказским хозяевам и тем, кто стоял за ними, придется расстаться с приличной суммой.

Не только командир, но и вся его группа – кроме Рустама, упорно не желавшего пускать кого-нибудь другого за "баранку" – предавалась в эти минуты заслуженному отдыху. Они сделали все, как надо, оставшись при этом в живых, и теперь были далеко от места событий, во всяком случае, достаточно далеко, чтобы здесь кто-нибудь всерьез искал их. И потому, когда по встречной полосе серо-голубым росчерком пронеслась патрульная машина ГАИ, никто не насторожился, проводив ее ленивым взглядом и вновь погрузившись в свой внутренний мир.

Тем неожиданнее было, когда "Лада" лихо развернулась, и на крыше ее ожили проблесковые маячки. Патрульная машина, набирая скорость, устремилась за УАЗом, и вослед микроавтобусу из динамика донесся металлический, лишенный всяческих признаков жизни, голос: