Грозный, Россия – Вашингтон, США – Мурманск, Россия

18 мая

Армия огромной страны, сложный организм, состоящий из почти миллиона людей в погонах, своего рода клеток, вместе образующих мощную структуру, сбросила державшее ее последние дни напряжение. Приказ об отмене боевой готовности сотни тысяч солдат и офицеров приняли пусть и со скрываемым, но несомненным облегчением. Несколько дней они пребывали в готовности в любую секунду вступить в бой с противником, явно намного более сильным, к тому же оказавшимся в заведомо более выгодной позиции.

Мало кто сомневался, что этот бой будет проигран, и победа возможна лишь в том случае, если будет принято решение использовать самое разрушительное оружие. Полвека оно хранило мир во всем мире лишь благодаря своему существованию, и лишь однажды едва не дошло до его применения. Теперь ситуация повторялась, но соотношение сил и возможностей стало иным.

И, тем не менее, все, каждый солдат, каждый моряк, офицер, были готовы исполнить приказ, исполнить его без колебаний и сомнений. Тем радостнее была весть о том, что новая мировая война откладывается на неопределенный срок. Тысячи офицеров, все последние дни находившиеся среди своих бойцов в готовности вести их в атаку, грудью заслонить свою родину, наконец, получили отдых, вернувшись к семьям. Те, кто был отозван из отпусков, также продолжили прерванный отдых, солдаты снова смогли пойти в увольнение, сбросив с себя напряжение последних дней. Покинули кабины самолетов пилоты, непрерывно находившиеся там, сменяя друг друга, в готовности к вылету по команде в любой миг.

Но все же были те, кто увидел в происходящем нечто странное. Только что армия целой страны готовилась к беспощадной схватке с противником, сыплющим угрозами, и приведшим к родным берегам целую армаду, нацелившийся на Россию эскадрильями тяжелых бомбардировщиков и жалами сотен крылатых ракет, стянувший к границам страны десятки тысяч вооруженных до зубов солдат, и вдруг все меняется без видимых причин. Одним из таких людей оказался командующий группировкой федеральных войск в Чечне генерал-полковник Буров. Какие-то слухи, намеки на то, что с летного поля сочинского аэродрома президент не своей волей и вовсе не под присмотром врачей отбыл в какой-то недостроенный санаторий на берегу моря. Слишком многие видели десантников и боевые машины, ворвавшиеся на территорию аэропорта, чтобы это оставалось тайной.

– Товарищ генерал армии, – Сергей Буров находился в штабе, в Ханкале, воспользовавшись телефонной высокочастотной связью, чтобы развеять свои сомнения. – Что означает этот странный приказ? В нескольких десятках километров от моего штаба, в Грузии, до сих пор находятся две американские дивизии со всем своим вооружением. Один бросок, и они окажутся уже в Грозном! Полученный мною приказ является прямой угрозой безопасности страны. Что происходит?

– Вы все знаете, – Пахомову не было дела до странностей, творящихся в Москве, и в Кремле, и в Генеральном штабе, и где-либо еще. Он привык исполнять приказы, и того же ждал от своих подчиненных, в том числе и от Бурова. – Президент болен, его обязанности исполняет глава правительства, и он отдал такой приказ. И вы, товарищ генерал-полковник, не должны обсуждать его.

– Насколько мне известно, президент покинул Сочи не на своем лайнере, а на транспортном самолете, под охраной взвода десантников, – возразил Буров. – Мне кажется, это не похоже на мирную передачу власти. Произошел военный переворот, и вы требуете, чтобы я исполнял приказы преступников.

– Вы сами рискуете стать преступником, не выполнив приказ, – повысил голос Пахомов, и из трубки раздался какой-то рык, искаженный к тому же динамиком. – Если вы не выполните полученные распоряжения, и продолжите задавать вопросы, я отстраню вас от командования и отдам под трибунал. Не глупите, товарищ генерал-полковник, не играйте в политику, тем более не пытайтесь проводить свою политику. Вообще, меньше задумывайтесь о происходящем, и не верьте всяким странным слухам, вот мой вам совет, если, конечно, вам по-прежнему не тяжело носить генеральские погоны. Мы солдаты, и наше дело исполнять приказы, быстро и в точности, иного от нас не требует никто.

– Черт побери! – помотав головой, произнес Буров, когда Пахомов бросил трубку.

Угроза трибунала была серьезной, но происходящее нравилось генералу все меньше и меньше. Ситуация казалась не просто странной – тревожной и пугающей. Командующий военным округом не опроверг дошедшие до Бурова слухи, и это говорило о многом.

– Черт побери, – повторил генерал, разговаривая сам с собой. – Нужно разобраться с этим. Президент арестован, произошел переворот, но никто ничего не знает.

В раздумье Буров принялся разгуливать по кабинету, меряя его широкими шагами, всего три от одной стены до другой. Здесь, в Чечне, было не до комфорта, большее значение имело наличие – точнее, отсутствие – поблизости от здания штаба, напротив окон кабинета командующего, укрытий, из которых гранатометчики боевиков могли бы вести огонь.

Мысленно повторяя весь разговор с Пахомовым, генерал Буров все больше мрачнел. Слухи оказались истинными, да иначе и быть не могло. При этом, как ни странно, молчала пресса, телевидение даже не заикалось о странных событиях, и премьер-министр тоже почему-то не спешил обраться к народу, пребывавшему до сих пор в полной уверенности, что во главе государства стоит по-прежнему Алексей Швецов. Этот человек успел заслужить неподдельное уважение не только тех, кто знал его лично и давно, но и тысяч простых людей, в особенности, разумеется, военных, которые по своим каналам легко могли выяснить, являются ли рассказы о боевом прошлом президента верными, или это был лишь предвыборный трюк.

Не стал исключением и Буров, которому, как и большинству людей в погонах, тем более тех, кому довелось воевать на Кавказе или в других местах, импонировало, что во главе государства встал человек, не понаслышке знающий проблемы армии. Он видел войну своими глазами, и ценой собственной крови, а не благодаря связям или выслуге лет, вернулся с той войны с боевыми наградами. Президент был солдатом, не раз грудью ходившим на стволы обкурившихся анаши "душманов", видевшим смерть и поборовшим в себе страх перед нею, и из-за этого он был достоин высшего уважения.

Но сейчас важно было даже не это, просто Швецова выбрал народ, Самойлова же, странные распоряжения которого никак не укладывались в сознании Бурова, никто не выбирал. Да, это был опытный политик, мастер своего дела, но пришло время других людей, не избалованных властью и достатком, и таких было уже достаточно в Кремле.

Возможно, думал Буров, Швецов, и его соратники порой перегибают палку, как, к примеру, в этой истории с газом, о которой, пусть и сдержанно, свободная пресса говорила уже не одну неделю, намекая время от времени, что европейцы, заручившись поддержкой янки, готовят достойный ответ. Может, это было неправильно, но тем более в тот момент, когда из-за границы раздаются угрозы, во главе государства как раз и должен стоять решительный, готовый пойти на крайние меры человек, а не осторожный расчетливый игрок.

Решение созрело быстро, хотя генерал понимал, что рискует не просто погонами, а, по меньшей мере, свободой, ведь заговорщики никогда не были склонны щадить тех, кто смел выступить против них. Но то, на что почти решился Буров, было лишь исполнением однажды данной присяги. Он просто не мог остаться в стороне, зная, что происходит, и пребывая в бездействии.

– Дежурный, – нажав клавишу селектора, потребовал Буров, – срочно вызовите ко мне командира бригады спецназа. Он должен прибыть в течение часа, ясно? Достаньте хоть из-под земли!

– Есть, товарищ генерал, – четко ответил офицер на другом конце провода.

Буров не сомневался, что уже через минуту дежурный будет обрывать телефоны, требуя связать его с командиром спецназа, пусть даже тот окажется в горах, в гуще боя. Генерал тоже ждал от своих подчиненных исполнения приказов, и знал, что тот, кого он ждет, готов исполнить любое, даже самое безумное на первый взгляд, распоряжение без обсуждений, просто потому, что всегда верил в правоту своего командира. Большего же Сергею Бурову было сейчас и не нужно.