– Срочно готовьте материал к эфиру, – распорядился Шарп, которого уже охватил азарт охотника, в глухом лесу наткнувшегося на след крупного зверя. – Смонтируйте все, и надо кого-нибудь послать на место. Известно, где это случилось, хотя бы примерно? Отлично! Нужно направить туда съемочную группу. И еще неплохо было бы встретиться с кем-нибудь из милицейских чинов. Плевать, что не мы единственные получили запись, – усмехнулся Найджел. – Все равно первыми, от кого об этом узнает мир, должны быть мы. Ясно, Тедди? Тогда за дело. У нас немного времени, дружище, но мы непременно должны стать первыми!
На самом деле даже такой искушенный во всяческих интригах человек, как Найджел Шарп, не мог до конца представить, что происходило в эти самые часы в кабинетах милицейских начальников. Проще всего это можно было охарактеризовать одним коротким, емким словом – хаос.
Первыми на месте событий оказались патрульные милиционеры, прибывшие на стройплощадку после звонка Максима Громова. Увидев следы побоища, бывалые, многое повидавшие правоохранители еще долго не могли прийти в себя, в прочем, как-то сумев вызвать медиков и криминалистов. К сожалению, кое-кому из строителей помощь врачей уже не требовалась.
Спустя полчаса рапорт о происшествии, равного которому мало кто мог вспомнить, уже лежал на столе начальника городской милиции, едва не свалившегося в тот миг с сердечным приступом. И в те же мгновения на сервер МВД пришло сообщение, содержавшее именно ту запись, какую видел Найджел Шарп, а также еще кое-кто из его коллег, работавших в московских представительствах западных телекомпаний.
Но и этим дело не ограничилось. Пока главный милиционер Москвы добирался до здания Министерства внутренних дел, чтоб в личной беседе сообщить о случившемся своему начальнику, скандальная запись уже расползалась по бескрайним просторам Интернета, и каждый в меру своих возможностей старался снабдить ее комментариями. А еще через полчаса, когда встреча министра и начальника московской милиции была в самом разгаре, первые сообщения о побоище появились в радионовостях, оперативнее, нежели телевидение, реагировавших на любые события.
– Мы не имеем к этому никакого отношения, – бледнея и потея, сообщил глава московских стражей порядка, поедая глазами министра. – Когда первые экипажи прибыли на место, там были только избитые строители и люди из "Росэнергии", один из которых уже начал остывать.
В кабинете их в эти минуты было только двое. Главный милиционер Москвы стоял в центре помещения навытяжку, словно юный кадет, а министр, положивший перед собой кулаки, снизу вверх пристально изучал своего офицера.
– Значит, не имеете? – едва слышно и слишком спокойно переспросил Николай Фалев. Министр перешел вдруг на какое-то шипение, и это было страшнее, нежели чем он стал бы кричать в голос. – А это кто тогда, генерал? – Глава МВД указал на монитор, где застыла на стоп-кадре сцена с избиением строителя человеком с капитанскими погонами: – Тимуровцы?
Начальнику московской милиции вдруг стал тесен ворот форменной рубашки, шитые золотом погоны навалились на плечи, точно став вдруг каменными, а из кабинета министра словно откачали весь кислород, так что он только открывал рот, пытаясь наполнить легкие воздухом. А министр, не вставая из-за стола, сверлили пронизывающим взглядом своего подчиненного, насупившись и тоже шумно, с присвистом дыша.
– Это провокация, товарищ министр, – заикаясь, выдавил из себя шеф столичного ГУВД. – Чудовищная провокация. Не даром и человечек с камерой поблизости оказался. Наши люди только ехали на место, когда там появился этот "ОМОН", сделав свое дело и стремительно исчезнув.
– Целый отряд мордоворотов в милицейской форме, наверняка с документами, да еще, не дай Бог, с оружием разъезжает по городу, и никто ничего не знает? – недоверчиво, с явной злостью, произнес Фалев. – Вам что, служба наскучила, товарищ генерал-лейтенант? Так я могу и на пенсию отправить, хоть сейчас. Подумайте, что было бы, окажись у этих громил что-нибудь повнушительнее обычных дубинок? Мы, что, теперь должны готовиться к уличным боям? Вы же отвечаете за порядок в городе!
– Но, Николай Сергеевич, – попытался оправдать начальник милиции Москвы. – Раньше мы с таким не сталкивались, и ни кому из моих подчиненных просто в голову не пришло начать проверять документы у своих коллег. Ладно, бывали мошенники, одиночки, пользовавшиеся формой и документами, но здесь целый отряд. Просто никто даже представить себе подобного не мог, вот и проморгали.
– Конечно, – ехидно протянул министр. – Вы проморгали, а журналисты, получается, проявили высочайшую бдительность? Черт, весь Интернет завален копиями проклятой записи, по радио только и говорят о бесчинствах московского ОМОНа, и, что самое страшное, кадры эти попали в руки иностранных корреспондентов. Кое-кто уже успел выйти даже на меня, требуя разъяснений и комментариев. Вы представляете, что случится, если все это увидят какие-нибудь немцы? Да все, кому не лень, будут вопить о правах человека, реставрации тоталитаризма, еще невесть о чем!
Николай Фалев на самом деле не сомневался, что все происходящее было направлено отнюдь не против московской милиции, не против МВД, хотя и их зацепило краем зарождавшейся бури. Поднимавшаяся сейчас, не без помощи прессы, падкой на подобные "сенсации", волна была нацелена на верховную власть, и, что самое мерзкое, вполне могла перехлестнуть через стены Кремля.
– Да, это вопрос политический, – осторожно согласился генерал-лейтенант, чувствуя, что буря утихла. – Но ведь можно пока придержать это, выиграть немного времени для расследования.
Оба, и министр, и его подчиненный, понимали, что слова об отставке, скорее всего, словами и останутся. Как бы то ни было, все, что могло случиться, случилось, и правильнее в такой ситуации искать не козла отпущения, а настоящих преступников, тех, кто исполнил этот замысел, но, главное, тех, кто спланировал и подготовил его. В конце концов, если после каждого прокола, подобного сегодняшнему, снимать с должностей высших офицеров, то так можно весь генералитет в отставку отправить. Хотя, в конечном итоге, последнее слово здесь оставалось за самим президентом.
– И что же я могу сделать? – с сарказмом поинтересовался Николай Фалев, с беспокойством думавший о предстоящей беседе со Швецовым. – Конечно, будь на дворе тридцать седьмой год, мы бы всем позатыкали глотки, неважно, своим или буржуям. Но сейчас двадцать первый век, демократия, гласность. Они будут говорить об этом, будут смаковать подробности и плевать нам в лицо, а нам останется только утираться, делая вид, что нам даже приятно.
Не слишком энергичный разнос, устроенный министром своему человеку, был лишь формальностью, не более того. Оба понимали, что единственный путь отмыться от этого позора – найти ублюдков и показать их тем же иностранным журналистам, которые сейчас готовили к выходу в эфир сенсационные репортажи и русском беспределе. Но Фалев понимал, что эта циничная акция была исполнена не для того, чтобы переловить виновных за пару дней. Напротив, кто-то действительно устроил провокацию против властей, против МВД, "Росэнергии" и самого президента. И во всем этом следовало разобраться как можно быстрее, опережая вал поднимавшейся истерии. То есть предстояло потрудиться.
– В общем, так, – криво усмехнулся совсем не радостный глава МВД. – У нас уже есть семь покойников в очень неприглядном виде, а еще десяток бедолаг доставили в клиники в таком состоянии, что они могут не протянуть и сутки. Так что, товарищ генерал-лейтенант, если не хотите через пару дней стать просто лейтенантом, найдите гадов. Как угодно, где угодно, хоть из-под земли достаньте, ясно? Это же… – министр замялся, пытаясь подобрать подходящее слово: – Это настоящая подстава, черт побери! Авторитет российской милиции и так на нуле, и этого удара мы просто не выдержим. Так и быть, на высшем уровне я все возьму на себя, в конце концов, мы с вами не первый год знакомы, и я отлично знаю, чего вы стоите в деле. Правда, президент может этого не знать. В общем, могу дать вам несколько дней, от силы неделю, больше мне у Швецова не выторговать – такие проколы на тормозах не спускают, вам ли не знать, генерал. Так что через неделю, кровь из носу, вы должны получить осязаемые, конкретные результаты – то есть имена исполнителей и организаторов, всех пособников вплоть до барыг, добывших нашу форму и дубинки.
