Пройдя несколько километров, измученные, все в болотной тине, мы присели отдохнуть. Выглянуло солнышко. Отжали мокрую одежду, обсушились немного и к вечеру пришли в назначенное место.

К нашему приходу были развернуты палатки и построены бревенчатые срубы с двухъярусными нарами. Везде, где только можно, лежали раненые. Ночь предстояла холодная, и мы принялись дергать мох, утепляя палатки и домики.

Началась наша работа. День и ночь шли операции и перевязки, день и ночь — кровь и стоны. Сейчас страшно вспоминать тот кошмар, в котором мы находились. Постоянно видеть окровавленных, беспомощных мужчин, сжимать их холодеющие пальцы и смотреть в потухающие глаза и при этом утешать: «Держись, еще немного, и тебе станет легче!» А в ответ слышать: «Нет, сестричка, не жилец я… Вот, возьми адресок — сынок у меня там…»

Умрет — ты поплачешь в углу и идешь к новым раненым, которых везли и несли нескончаемым потоком. И опять заставляешь себя улыбаться, свертываешь дрожащими руками самокрутки и успокаиваешь, успокаиваешь, принимая боль на себя…

С питанием было очень плохо: все получали с воздуха, с самолетов — сухарики и крупу в мизерных количествах. Счастье, если найдем павшую лошадь и сварим суп из конины. Главным было накормить раненых, сами — как придется. А ведь и дежурили сутками, засыпая на ходу, и кровь сдавали для раненых. Но и голодая, шатаясь от усталости, все честно выполняли свой долг, отдавая раненым всю ласку и тепло, на которые были способны.

Всем в окружении было очень тяжело. Но все же солдаты сумели под обстрелом проложить узкоколейную железную дорогу, по которой мы вывозили раненых. Бойцы вручную толкали вагончики-платформы, а мы сидели с ранеными и отвлекали их разговорами от боли и стрельбы.

На Большой земле нас ждала радостная весть: нашей родной 111-й дивизии присвоили звание гвардейской. Она стала 24-й гвардейской сд, а 120-й медсанбат — 20-м гвардейским. Очень хорошо помню митинг, торжественное вручение гвардейского знамени, которое 2 июля 1942 г. принимал новый комдив — полковник П. К. Кошевой.

После Мясного Бора мы попали в Синявинские болота. Снова раненые, окружение и тяжелейший выход из него с большими потерями. И, несмотря ни на какие трудности, медики нашего батальона делали все от них зависящее, чтобы спасти раненых.

Во время обстрела под Синявином загорелась палатка, где находились раненые, подготовленные к эвакуации. Увидев пламя, командир эваковзвода Аня Петушкова крикнула: «Быстро выносите раненых!» А сама стала гасить пламя голыми руками, срывая горящий брезент. Аня получила тяжелые ожоги, но выздоровела. Погибла она в 44-м при освобождении Одессы, оставшись в памяти всех, кто ее знал, добрым и самоотверженным человеком.

Т. И. Обухова,

бывш. медсестра 120-го мсб 111-й сд

Прошло более 50 лет с тех пор, как трагически завершилась Любанская операция.

Я был военным комиссаром 59-й отдельной стрелковой бригады с октября 1941 до 25 июня 1942 г., т. е. до полного завершения боев в окружении.

Формирование бригады началось в конце 1941 г. в селе Дергачи Саратовской области. Руководить формированием довелось мне, так как командир бригады и начальник штаба прибыли в нее только в 20-х числах декабря, за день-два до отправления в действующую армию.

На должность командира бригады был назначен подполковник Черник. До этого он работал в аппарате военного атташе в Китае и, как оказалось, не был способен управлять войсками в бою, да еще в сложных условиях лесисто-болотистой местности. Его военная неграмотность плюс болезненное самолюбие обернулись лишними потерями в первом же бою на рубеже р. Волхов в районе Бор — Костылево — Арефино и особенно в районе Мясного Бора, где он потерял всякий контроль за боевыми действиями и был отстранен от должности.

О начальнике штаба майоре Старцеве рассказать много не могу, поскольку в боях за Мясной Бор и Спасскую Полисть он получил ранение, и пути наши разошлись. Исключительно хорошо зарекомендовал себя комиссар штаба бригады старший политрук Петр Есюткин. Долгое время он был и комиссаром, и начштаба и с успехом справлялся со своими обязанностями.

Начальником политотдела был назначен батальонный комиссар И. А. Канащенко — добросовестный, ответственный партийный работник. Из состава политотдела помню только И. П. Панькова — блестящего политпропагандиста.

В эшелоне, который отправлялся со ст. Алтата на фронт последним, находился и я. Во время остановки на ст. Саратов к нашему эшелону был прицеплен еще один вагон, в котором разместились прокуратура, военный трибунал во главе с председателем Абрамовым, особый отдел, которым руководил А. Н. Синев. В пути, на одной из остановок, я познакомился с «пассажирами» нового вагона. Хорошо запомнил воспитанного, интеллигентного военюриста Абрамова и его следователя Зиновьева. Потом я узнал, что они трагически погибли в ночь с 21 на 22 июня 1942 г. Помню, тогда насторожил меня бесцеремонностью и надменностью начальник особого Отдела Синев, а вот его заместитель И. И. Дмитрохин сразу расположил к себе своей добротой, скромностью и, я бы сказал, застенчивостью. В отличие от своего начальника Иван Иванович обладал исключительным трудолюбием и мужеством. Его часто видели в боевых частях на переднем крае.

Среди других я запомнил командира медсанроты Лысенко, комиссара роты Тодрина, заведующую аптекой Тельнову, врачей Е. А. Кузьмину, Копайгородскую, Любовь Семеновну Фельджер, сестер Серую, Пилецкую.

К сожалению, командный состав, в том числе командиры частей и подразделений и политработники, в большинстве своем были призваны из запаса, не имели боевого опыта, а времени на учебу не было. Только в последний день перед отправлением первого эшелона мы попытались провести единственное учение бригады на тему «Марш и встречный бой» в совершенно открытой степи. Однако завершить его не удалось — внезапно поднялся буран со снежной вьюгой, обморозившей много людей. Личный состав оказался плохо обмундирован, не было даже теплого белья.

При формировании были проблемы с поступлением вооружения и материальной части. Так, пушки и минометы, часть требуемого количества винтовок и немного автоматов мы получили только в Ярославле, в последних числах декабря 1941 г., когда поступили в состав 2-й ударной. Тогда же получили теплое белье, ватники и стеганые брюки.

Эшелоны продвигались крайне медленно. Первый эшелон прибыл на ст. Неболчи на рассвете 31 декабря. Здесь мы получили первое боевое крещение: три истребителя немецкой авиации обстреляли нас и сбросили мелкие бомбы. К счастью, жертв не было. Пешими, по глубоким снежным заносам, расчищая путь транспорту и боевой технике, части двинулись вдоль р. Меты к Малой Вишере и далее по маршруту наступления передовых частей 2-й УА.

Кажется, 11 января 1942 г. нас с командиром бригады Черником встретил в горящей деревне Некрасове представитель оперативной группы 2-й ударной и пригласил в один из уцелевших домов для доклада командующему. Войдя в дом, мы было начали представляться Г. Г. Соколову, однако он указал на другого генерала, находящегося здесь же. Это был генерал-лейтенант Н. К. Клыков — новый командующий, которому мы и доложили о составе и месте сосредоточения бригады. Тогда же получили указание о дальнейшем пути следования и пункте сосредоточения. Им оказалась глубокая лесная балка — долина, открытая всем ветрам, которые еще больше усиливали и без того лютые морозы.

Однако, получив боевое распоряжение, части бригады без какой-либо передышки после ночных изнурительных маршей сразу же заняли исходное положение во втором эшелоне армии, чтобы с утра грядущего дня принять участие в предполагавшемся прорыве. 13 января 1942 г. началось наступление, а уже 14 января нашей бригаде была поставлена задача: через боевые порядки 327-й сд войти в прорыв на рубеже деревень Бор — Костылево — Арефино и, действуя по тылам немцев, выйти ко второму эшелону их обороны на линии Мясной Бор — Спасская Полисть, перерезать железную дорогу Новгород — Чудово и с ходу овладеть этими пунктами.