Но сил для единого и общего удара у нового фронта не было. Оборонные заводы, эвакуированные на Урал, еще не начали поставлять вооружение, а имеющееся распылялось по всем фронтам.

5 января 1942 г. состоялось заседание Ставки, которое приняло решение о всеобщем наступлении от Баренцева до Черного морей. Против этого плана высказались Г. К. Жуков и Н. А. Вознесенский. Но их доводы о том, что армия еще не располагает достаточными материальными ресурсами для столь масштабных действий, не были приняты во внимание.

После заседания Б. М. Шапошников сказал Жукову: «Вы зря спорили: этот вопрос был заранее решен Верховным»[4]. Обсуждение плана всеобщего наступления не состоялось. Его заменило единоличное мнение Сталина.

В книге немецкого полковника X. Польмана «Волхов», изданной в ФРГ в 1962 г., так оценивается это решение: «То, что немецкий фронт на Волхове привлек к себе очень значительные силы, безусловно, существенно облегчило положение ведущей тяжелые бои и неоднократно прорванной обороны немецкой центральной группировки войск. Те силы, которые советское командование ввело в использование при своем наступлении на Волхове, могли бы оказать значительное влияние на исход операции немецкой группы армий „Центр“. Сталин совершил ту же ошибку, что и Гитлер, — он хотел наступать везде и поэтому не добился решающей победы нигде».

7 января войска Волховского фронта, не закончив сосредоточения, не имея надежных средств связи и защиты от вражеской авиации, располагая лишь четвертью необходимых боеприпасов, перешли в наступление и попытались силами 2-й ударной армии под командованием генерал-лейтенанта Г. Г. Соколова и 52-й армии генерала В. Ф. Яковлева прорвать оборону противника на Волхове.

«Артподготовка была явно недостаточной, — рассказывает бывший командир взвода управления 327-й стрелковой дивизии П. П. Дмитриев. — На каждую гаубицу у нас было всего по 20 снарядов. Расстреляв их, мы оказались безоружными и не смогли подавить огневые точки врага.

Пехота, беззащитная перед ураганным огнем немецкой артиллерии, бьющим с высокого западного берега, полегла на волховском льду густыми черными точками: маскхалатов стрелкам не полагалось…»

Наступление 7 января не принесло успеха. Войска были отведены на исходные рубежи. «…Чтобы подготовить наступление по-настоящему, требовалось по меньшей мере еще 15–20 суток, — напишет потом К. А. Мерецков. — Но о таких сроках не могло быть и речи»[5]. И. В. Сталин разрешил перенести наступление войск фронта на 13 января. Генерал Г. Г. Соколов от командования армией был отстранен. Его место занял генерал-лейтенант Н. К. Клыков. Армия состояла из одной 327-й стрелковой дивизии и восьми стрелковых бригад (25, 57, 58, 53, 22, 59, 23 и 27-я осбр).

На рассвете 13 января 2-я ударная двинулась вперед. «До переднего края противника было около 800-1000 метров, — вспоминал командир 327-й дивизии генерал-майор И. М. Антюфеев. — Глубокий снег, особенно в долине реки, мороз до 30 градусов, сильный пулеметный и минометный огонь противника, а у нас ни лыж, ни маскировочных халатов… Пространство до рубежа атаки бойцы вынуждены были преодолевать ползком, зарываясь в снег. Лишь около 14 часов роты первого эшелона вышли на рубеж атаки. Люди были настолько измотаны, что, казалось, не в состоянии сделать и шагу. Я вынужден был ввести в бой второй эшелон дивизии. И только вместе с ним поднялись в атаку подразделения первого эшелона. Оборона противника на участке Бор — Костылево была прорвана. Гитлеровцев отбросили на рубеж реки Полисть»[6].

«Проведенная русскими яростная атака 13 января и в последующие дни, — пишет Ф. Хуземан, — через ставший большим ледяным мостом Волхов на широком фронте, была отбита 126-й и 215-й пехотными дивизиями. Основной удар русских пришелся в стык этих дивизий в направлении на Мостки. Здесь им удался прорыв по шоссейной дороге». Немцы сняли из-под Ленинграда (от устья р. Тосны и Красного Бора) подразделения 96-й пд и полицейской СС и переправили их к Мосткам. Сюда же была направлена артиллерия из-под Пулкова. Вдоль шоссе противник начал срочное оборудование опорных пунктов и огневых позиций. 17 января прибыл легион «Фландрия», занявший оборону на южном фасе нашего прорыва у деревень Копцы и Любцы, куда отступила 126-я пд. 2-я ударная была пополнена оперативной группой генерала И. Т. Коровникова (4-я гвардейская, 259, 267, 111-я сд), также форсировавшей Волхов. К 21 января войска 2-й УА вышли на участке Спасская Полисть — Мясной Бор ко второй оборонительной позиции немцев вдоль железной и шоссейной дорог Чудово — Новгород. 24 января оборона противника была прорвана, и 366-я сд полковника С. И. Буланова овладела деревней, а затем и станцией Мясной Бор. В прорыв были введены 59-я стрелковая бригада и 13-й кавалерийский корпус генерал-майора Н. И. Гусева. Смело и отважно дрались конники. Но сама идея введения кавалерии в леса и болота была явно ошибочной. Снег доходил лошадям до брюха, и кавалеристам пришлось воевать в спешенном строю.

«Не выходит из головы, — размышляет старый солдат Иван Ильич Калабин, — на что рассчитывало командование, загоняя коней в непроходимый лес, где ни дорог, ни тропинок? По-солдатски, по-стариковски я бы назвал это головотяпством. Ведь, если взглянуть на топографическую карту Новгородской области, сразу станет ясно, что эти места за Волховом — настоящий край Мазая — топи да болота…»

В директиве № 0021 командующего фронтом говорилось: «Не позднее 27 января перехватить шоссе и железную дорогу Чудово — Ленинград и овладеть Любанью. С организацией обороны не связываться…»[7]

«Вперед, только вперед!» — гласил приказ, и части 2-й ударной выполняли его самоотверженно.

говорили солдаты и тащили волоком пушки, понукали лошадей, углубляясь все дальше и дальше в леса и незамерзающие болота…

Протяженность плацдарма, занятого нашими войсками на западном берегу Волхова, составляла 25 км, а ширина прорыва у Мясного Бора всего 3 км. «Принимая решение на перенесение усилий к району прорыва, — писал К. А. Мерецков, — командование фронта исходило из того, что скоро прибудет обещанная общевойсковая армия. Поэтому задача по расширению прорыва обороны противника решалась одновременно с задачей по развитию наступления в глубину. Но армию мы не получили. Своих же сил для одновременного решения этих двух задач фронту не хватило»[8].

Ежедневные атаки 111-й, 382-й дивизий и 22-й стрелковой бригады на Мостки и Любино Поле — деревни, расположенные вдоль шоссе севернее Мясного Бора, объявленные немецким командованием «прочными местами», привели 23 января к окружению гарнизонов противника в этих пунктах, но не ослабили его сопротивления. И после взятия Мясного Бора накал боев вокруг Любина Поля и Мостков не стихал вплоть до 12 февраля, когда немцы наконец сдали эти «прочные места». Наш прорыв у Мясного Бора расширился до 12 км. Но по-прежнему неприступен был опорный пункт врага Спасская Полисть, который оставался таковым до самого конца Волховской битвы, став могилой для тысяч наших бойцов.

Наступление же на запад, в глубину лесов и болот с освобождением затерянных среди них деревушек, проходило успешно. Если прорыв десятикилометровой немецкой обороны от д. Ямно на западном берегу Волхова до Мясного Бора занял две недели, то следующие 30 км до села Вдицко — середины продвижения наших войск — 2-я ударная прошла за 5 дней.

Кавалерийская 25-я кд и бойцы уральских лыжбатов освобождали деревню за деревней в Оредежском районе, а 59-я осбр с 87-й кд дошли до одноколейной железной дороги на Рогавку, где пришлось вступить в затяжные бои за дд. Дубовик и Еглино. 366-я сд заняла Финев Луг, Восход, Клепцы и остановилась перед опорным пунктом в Гузях-Пятилипах. Немцы сдали Дубовик, Малые и Большие Еглино, но упорно удерживали свой ОП в Конечках, Каменке, Федосьине и не подпускали к отсечной позиции, идущей через Крутик на Кривино и Сенную Кересть. 87-я кд, 53-я и 57-я осбр втянулись в многодневные бои за село Ручьи в 25 км от Любани.