Лондон был общепризнанным центром торговли, целые кварталы в нем были отведены для отдельных ремесел. Торговцы рыбой занимали Старую Рыбную улицу, пекари — Хлебную, полотном торговали вблизи Кэндлвика, а свежее молоко всегда можно было приобрести на Молочной улице — коров доили прямо в городе. Купцы и банкиры из Фландрии, Германии, даже из далекой Италии съезжались в Лондон, привлеченные высоким качеством линкольнширской шерсти, а также пушниной, доставляемой из России [42] по Балтийскому и Северному морям. В Лондоне кипела бурная деятельность, его граждане были самыми процветающими во всем королевстве.
Несмотря на разницу культур, первые годы замужества Элеонора провела приятно. У нее имелся обожающий супруг, которому ужасно нравилось делать ей сюрпризы — дарить мантию на меху, изящное золотое кольцо, фабулу [43] с самоцветами. Генрих обладал тонким художественным чутьем и вкусом — в частности, по его указаниям было перестроено и великолепно украшено Вестминстерское аббатство. Поэтому он с особым вниманием устраивал быт жены: покои королевы были заново (и по-разному) отделаны во всех девяти замках, которые являлись личной собственностью монарха. Например, в королевской резиденции в Вестминстере будуар Элеоноры был дополнительно утеплен, чтобы защитить ее от жгучих зимних морозов; в Тауэре, напротив, ее покои были изящны и полны воздуха, напоминая сад: все стены были искусно расписаны розами.
Генрих, как и Людовик IX, был глубоко верующим человеком, но его благочестие не было холодным и не отягощалось чувством вины; в поклонении святыням он находил воодушевление и милосердие. Жена разделяла это его отношение к вере. Они оказались совместимыми в браке, несмотря на большую разницу в возрасте; оба любили светские развлечения, изящную жизнь, смех, танцы и красивую одежду. Генрих разделял даже увлечение Элеоноры рыцарскими романами. Одной из первых их совместных поездок после свадьбы было посещение Гластонбери[44], где, по преданию, был похоронен король Артур, а спустя год в счетах было отмечено, что он велел починить переплет принадлежавшего ему экземпляра «Большой книги романов».
Еще более благоприятной была уважительная атмосфера при дворе. Элеонора получила возможность завести собственное «хозяйство» — слуг, управляющих, фрейлин, а также отдельный расходный счет, которым она сама распоряжалась. Ее положению королевы и самой влиятельной женщины в Англии ничто не угрожало, хотя поначалу с ними жила младшая сестра Генриха (также Элеонора). Сестре Генриха было двадцать один, когда Элеоноре Прованской исполнилось двенадцать. В 1224 году, в нежном возрасте девяти лет, ее выдали замуж за тридцатитрехлетнего Уильяма Маршала II. Это была очередная попытка Генриха и его советников заручиться лояльностью могущественного рода Маршалов.
Супруг Элеоноры Маршал умер в 1231 году, оставив ее шестнадцатилетней бездетной вдовой, — самой молодой, самой привлекательной в Англии — и самой богатой, хотя унаследованным ею имуществом управлял теперь ее брат, из-за чего между ними возникали трения. Вскоре после смерти мужа она прилюдно приняла обет безбрачия, засвидетельствованный архиепископом Кентерберийским, с намерением впоследствии стать монахиней. Обычно в этом решении видят результат влияния ее воспитательницы, чрезвычайно набожной пожилой женщины, которая приняла обет вместе с нею. Но, возможно, Элеонора, чей единственный опыт брачных отношений был приобретен с мужчиной старше ее на двадцать четыре года, не думала, что многое теряет. После того Элеонора решительно отказалась от красивых платьев и драгоценностей и стала носить домотканую шерсть, как нищенка или крестьянка. Она вела себя так уже почти пять лет, когда ее брат женился.
Через девять месяцев после своей свадьбы Генрих подарил сестре один из ее же собственных замков. Высказывалось мнение, что Элеонора Маршал уехала, потому что не поладила с невесткой. Однако в свете последующих событий это представляется маловероятным. Элеонора Прованская, счастливая в своем новом мире, любимая и опекаемая супругом, не могла увидеть какую-либо угрозу во взрослой женщине, носящей нищенские рубища. Намного вероятнее, что сестре Генриха, вынужденной наблюдать за счастливыми молодоженами, стало неуютно, и она попросила у брата разрешения удалиться. Также возможно, что ей уже становилось невмоготу собственное скороспелое решение отказаться от любви и материнства, и она надеялась в уединении справиться с собою. Генрих же, со своей стороны, очевидно предпочитал жить с женой как можно приватнее. Были еще всякие надоевшие мелочи касательно имущества сестры, которые следовало уладить, и ему не нравились постоянные напоминания о том, что он должен ей денег. Устроив для Элеоноры Маршал отдельный двор, он выказал ей свое благоволение, при этом так и не выплатив всех долгов. Он даже добавил к сделке охотничьи привилегии и новую лошадь, которую ему кто-то подарил.
В конечном счете Элеоноре Прованской не потребовалось много времени, чтобы создать ту ауру душевной близости, заботливой взаимозависимости, которой отличается всякое успешное супружество. Она была воспитана в дружелюбной, доброй обстановке, и ей не требовалось прибегать к искусственным приемам, к особым уловкам, чтобы создать счастливый дом. А Генрих в этом отношении был подходящим мужем. Он тосковал по домашнему теплу. Счастье Генриха от его новой жизни было безмерно. Наконец-то у него появилась семья — и уж Элеонора постаралась, чтобы в его понятие о семье вошли и родственники жены, в первую очередь, конечно, дядюшка Гильом. Соответственно, на этот раз Гильома Савойского никто не спровадил восвояси.
Королю Англии не часто доводилось встречать таких людей, как епископ Валанский. При всех мечтах об имперском альянсе, кругозор Генриха оставался очень ограниченным. За тридцать лет жизни он только один раз покидал свое королевство — шестью годами раньше, ради неудачной вылазки за Ла-Манш, на западное побережье Франции. Гильом Савойский, наоборот, провел жизнь в разъездах по таким краям, которые Генрих знал лишь понаслышке. Обходительный, космополитичный, разносторонне образованный и глубокомысленный, Гильом резко выделялся на фоне провинциального английского двора. Личное знакомство с папой, императором и королем Франции, слава доверенного лица по меньшей мере двух из этих троих многого стоили. Он был влиятельной фигурой Церкви, литератором и опытным дипломатом, чьи услуги явно пользовались спросом. Политическое видение епископа простиралось далеко за узкие пределы Нормандии в большой, широкий мир. Он был игрок и других делал игроками; одно его присутствие рождало множество возможностей.
А он в первые месяцы после свадьбы короля частенько присутствовал при дворе. Гильома видели там ежедневно. Он рассуждал о международных и внутренних делах с уверенностью хорошо осведомленного человека.
Действие его речей проявилось в апреле 1236 года, когда Генрих решил, спустя четыре месяца после женитьбы, создать консультативный совет из двенадцати баронов, чтобы те помогали ему править королевством. Он поставил Гильома во главе совета. «Это дело удивило многих: король следовал советам епископа Валентии больше, чем следовало, пренебрегая, как им казалось, своими природными подданными, — писал Матвей Парижский. — Людей это раздражало, и они обвиняли короля в непостоянстве… И посему они сильно негодовали». На самом деле бароны негодовали так бурно, что Генриху пришлось укрыться в Тауэре и даже направить срочное письмо папе с просьбой о поддержке и присылке папского легата, чтобы унять их. Папа, поддерживавший с Гильомом частную переписку, сделал все, о чем попросили, и даже больше: он выдал Гильому разрешение оставаться в Англии на длительный срок, не отказываясь от своего епископства. Очевидно, папа догадался, что жителям Баланса удастся прожить и без присутствия у них епископа.
