Ни одно правительство не пойдет на риск — вызвать восстание горцев ради спасения наркоманов в Нью-Йорке или опустившихся людей в Амстердаме от гибели, к которой те сами стремятся. Прежде следует найти замену опия.

Но такие поиски могут затянуться надолго.

Господин Наронг Суфанапиам заявил, что наркотики — не «полицейская проблема». Я сомневался, согласится ли с подобным утверждением полиция, которая, вероятно, на всех географических широтах убеждена в своей незаменимости. Прошло три дня после разговора с Майклом Пауэрсом, а я все еще оставался в Чиангмае.

Я уже знал, что дату похорон одного из крупнейших торговцев наркотиками стараются сохранить в тайне. Отнюдь не случайно упоминание о кончине генерала Туана появилось лишь в гонконгском еженедельнике «Фар Истерн экономик ревью», да и то со значительным опозданием, и занимало не более трех строк. Таиландские газеты сообщение не перепечатали: никто не стремился афишировать пребывание в стране бывших гоминьдановцев. Имеет ли смысл отправляться на Север, размышлял я, в места, наверняка контролируемые не только таиландской армией, но и самими контрабандистами, поставляющими наркотики? Шансы на успех ничтожны. Возможно ли вообще, чтобы иностранец проник в лагеря «личных» войсковых частей?

Всегда, если нам чего-то не хочется, мы легко находим доводы в свое оправдание. Перспектива рискованного путешествия в горы меня не вдохновляла. И все-таки я решил оставить для себя лазейку. Господин Наронг Суфанапиам рекомендовал мне, как, впрочем, и множеству других навестивших его журналистов, посетить музей полиции. В отличие от своих предшественников, я туда пошел. Дело в том, что я собирался запастись в Управлении пограничной полиции не только информацией.

— Приходите завтра в десять, — приветливо закончил телефонный разговор капитан Суват Пхирарукса.

— Хеллоу! — приветствовал я на следующий день без четверти десять в городке, расположенном в 15 километрах от Чиангмая, часового у ворот казармы военной полиции.

— Хеллоу! — весело откликнулся солдат, исчерпав этим весь свой запас английских слов.

— Мне нужен капитан Суват.

Солдат с улыбкой покачал головой.

— Капитан Суват! Пограничная полиция! Музей наркотиков! — старательно выкрикивал я.

Солдат еще раз улыбнулся и покачал головой. Потом ткнул пальцем в бетонную площадку перед собой. Я понял: надо ждать. Не прошло и пяти минут, как солдат привел офицера, которому я повторил свою просьбу.

— А, капитан Суват! — воскликнул молодой лейтенант и кивком пригласил меня следовать за ним. Между административными зданиями и складами маршировали солдаты в маскировочных халатах. За низким кирпичным строением открылось бетонированное поле аэродрома. На подстриженном газоне примостились два вертолета с защитной окраской. Чуть поодаль стояли два американских истребителя-бомбардировщика с таиландскими опознавательными знаками.

— Капитан Суват там! — офицер кивнул в сторону безлюдного ангара.

Я нерешительно потоптался у входа. В ангаре стоял легкий самолет-разведчик с открытым капотом, в углу — цистерна с бензином. Сонный покой не нарушался даже ветерком.

— Хеллоу! Есть тут кто-нибудь? — громко крикнул я.

Из-за цистерны вынырнул человечек в летном комбинезоне и медленно двинулся в мою сторону.

— Капитан Суват! — опять крикнул я, полагая, что так он лучше меня поймет. В разговорах с тайцами и я уже стал опускать глаголы.

— Я вас слушаю, — поклонился он.

— Это что, Управление пограничной полиции? — удивленно пролепетал я. Столь великолепно замаскированного штаба я еще не видывал.

— Нет. Это аэродром.

— Но вы капитан Суват?

— Да, — с гордостью ответил человечек. — Я капитан Суват Бхибоул.

Я понял, что тайцы не только в обычном разговоре, но и официально употребляют лишь имя, без фамилии. В Чехии в любой казарме тоже нашлось бы несколько капитанов Йозефов.

— Управление пограничной полиции находится на другом конце базы, должно быть, вы прошли через другие ворота, — снисходительно объяснил мне капитан; в его произношении слышался слабый американский акцент. Очевидно, военному делу он обучался в Техасе.

— Это далеко отсюда? — простонал я.

— Два километра.

Мысль о том, что мне предстоит пройти два километра в окружении сплошных военных тайн, испугала меня не на шутку:

— А доехать туда нельзя?

— Можно, — засмеялся капитан, — только нечем.

С фотоаппаратом и без пропуска тащился я через военную базу Северного Таиланда. Разгуливал среди солдат, точно всю жизнь ничего иного не делал. К счастью, все принимали меня за американца. Через полчаса я нашел штаб пограничной полиции.

— Капитан Суват просит извинить его за опоздание. Он придет примерно через четверть часа. — Чиновник, не задав мне ни единого вопроса, проводил меня из приемной в зал заседаний, где стены были задернуты портьерами.

— Подождите здесь, пожалуйста, — сказал он и скрылся.

— Что вы будете пить — чай или кофе?

— Кофе.

Капитан Суват, человек лет сорока, с коротко стриженными волосами, повернулся к ординарцу и приказал подать две чашки кофе.

— Генерал просит вас написать заявление и указать в нем, что вы хотите от пограничной полиции; кроме того, будьте любезны сообщить все свои данные, а также — с кем вы в Таиланде встречались и кто вас рекомендует. Пожалуйста, не опускайте никаких подробностей, — добавил он сладким голосом, не объяснив, однако, зачем генералу столь подробные сведения.

— Да мне только хотелось бы посетить музей полиции, — удивленно произнес я.

— Господин генерал должен дать согласие и на это, — чопорно возразил капитан. Как видно, пустые формальности любят везде.

— Не проще ли изложить просьбу лично? Мне хватило бы и пяти минут, — пытался я настоять на своем.

— Нет, нет, господин, — ответил он тоном хорошо вымуштрованного лакея, — генерал не выразил желания говорить с вами.

Я пожал плечами. Думаю, отдавая такое приказание, генерал не хотел меня обидеть, но любой человек, кроме полицейского, на моем месте обязательно бы оскорбился.

— У вас есть пишущая машинка с латинским шрифтом?

— Нет, господин, вам придется писать от руки. — Его голос звучал куда менее приветливо, чем по телефону.

Следующие десять минут я писал послание начальнику пограничной полиции, сидевшему в соседнем помещении, и с пафосом убеждал его, что наркотики не знают границ. Это невидимое зло угрожает всему миру, и потому необходимо, чтобы мы (он и я) объединились в борьбе с ним. Только так мы сможем спасти цивилизацию.

Письмо получилось великолепное, но я не строил ни малейших иллюзий насчет того, что оно произведет впечатление. В стране постоянных военных путчей любой генерал — прирожденный политик. А политик не верит не только чужим, но даже собственным словам.

— Пожалуйста, подождите ответа здесь, — сказал капитан и вышел.

Ожидание затягивалось. Незнакомый генерал медлил с решением. От скуки я отогнул крайнюю штору и увидел стенд с фотографиями. На одной — полиция обыскивает грузовик. Шофер и грузчик застыли — каждый по свою сторону кабины, — и на плече у того и другого покоится рука полицейского. Полицейские стоят в настороженной позе, на полусогнутых ногах, готовые к прыжку. На следующей фотографии, явно сделанной с вертолета, изображен караван груженых мулов. Размазанные фигуры контрабандистов похожи на тени. О том, что в мешках наркотики, можно догадаться, лишь исходя из того, что фотография помещена в музее полиции.

Наибольший интерес представляли фотографии, сделанные во время налетов на тайные лаборатории: из огромного медного котла, напоминающего блюдо с двумя ушками, еще идет пар, на утоптанной земле валяются белые пакетики, перевязанные веревочками, ими наполнен и таз позади, на скамейке. Под бамбуковым навесом — солдаты с карабинами на изготовку: они настороженно целятся в скамейку и таз, а один, проявляя усердие, заглядывает под воронку в углу. За спинами солдат — словно бы ухмыляющиеся, издевающиеся над ними солнце и пышущие жаром джунгли, где укрылись те, кого ищут солдаты.