Второй агент, «обслуживавший» Бурцева, — «Бернард» alias Верецкий Н. Н., тоже был не лыком шит. Он подвизался у «охотника за провокаторами» на переписке его статей (у Бурцева был неразборчивый почерк) и выполнял другие его мелкие поручения. На встрече с Броецким «Бернард» сообщил о том, что случайно «засек» у Бурцева одну даму из Петербурга, которая, судя по всему, привозила ему очередной «горячий» материал о деятельности Джунковского. Броецкий сделал предположение, что дама была близка к сотрудникам Департамента полиции, Петербургской охранки или даже к ведомству дворцового коменданта. Заподозрена была супруга… бывшего начальника петербургской охранки А. В. Герасимова, который как раз в описываемый период находился с женой в Париже! Супруги ко всему прочему жили в гостинице под другой фамилией. Пока Герасимовы бродили по Парижу, в их номер залезли полицейские и произвели обыск, чтобы получить фотографию жены. Но «Бернард» фотографию не опознал, и подозрения с жены генерала охранки были сняты. «Бернард», по мнению Броецкого, вполне заслуживал вознаграждения в размере 500 франков в месяц.
Не остались без внимания командированного и жандармские офицеры, работавшие с агентурой. Оба они — подполковник Эрхардт и ротмистр Люстих — признаны Броецким грамотными, честными и исполнительными сотрудниками, а «…что касается отношений к агентуре… то таковые вполне нормальны, благодаря этому у агентуры развита откровенность, правдивость, а также преданность к лицам, отбирающим от нее сведения. Отношения между лицами, ведущими агентуру, также во всех отношениях прекрасны». Уровень конспиративности в Бюро был таков, что шеф Красильников все свои встречи с Эрхардтом и Люстихом проводил на конспиративной квартире.
Читатель, вероятно, уже заметил, как тонко и профессионально к анализу работы Парижского бюро Заграничной агентуры подошел заведующий Особым отделом Департамента полиции. Нет, в чем в чем, а в профессиональной пригодности царским жандармам и полицейским чиновникам не откажешь!
В августе 1912 года в Вене была созвана конференция членов РСДРП противников группы Ленина, захотевших освободиться от его диктатуры — недавно созданного в Праге ЦК. В работе конференции приняли участие все видные деятели социал-демократии: Аксельрод, Мартов, Троцкий, Ларин, Абрамович и другие. Цель конференции заключалась в том, чтобы объединить все организации РСДРП, кроме ленинцев, и объявить Ленина узурпатором.
На конференцию попали два человека, которые должны были сорвать ее работу: Алексинский Григорий Алексеевич и Поляков Андрей Александрович. Первый действовал по указке Владимира Ильича, а второй, по партийной кличке «Пётр», он же «Кацап» он же «Александр», являлся агентом Департамента полиции и носил там псевдоним «Сидор». Создалась уникальная ситуация, когда цели правительства и ее злостного противника полностью совпали.
Департамент полиции трудился, как с издевкой пишет русский писатель Алданов, со вкусом и любовью. Начальники охранных отделений, особенно столичных, были большие знатоки партийного дела и владели теорией социализма и революции не хуже своих противников. Жандармские офицеры «входили во вкус» их террористической и подрывной деятельности, перенимали язык, термины, манеру мыслить и с большим сочувствием изучали биографии отдельных революционеров. Так, например, об одном из течений РСДРП Департамент полиции в своем циркуляре с явным неодобрением отмечает его «склонность к оппортунизму». В характеристике Луначарского содержатся умилительные слова: «…обладает симпатичной внешностью»; нравился департаменту и Ленин, который, по их характеристике, «наружностью производит приятное впечатление».
Очень неодобрительно отзывался Департамент полиции о нарушениях партийной дисциплины: в сообщении Московскому охранному отделению от 24 июня 1909 года чуть ли не с возмущением говорилось о том, что «Богданов, Марат и Красин перешли к критике Большевистского Центра, склонились к отзовизму и ультиматизму и, захватив крупную часть похищенных в Тифлисе денег…»[118], начали заниматься тайной агитацией против партии, в частности, открыли у Горького на Капри свою школу. Но у начальника московской охранки были другие сведения, и в ответном письме департаменту он мягко защищал Богданова, Марата и Красина: никакой агитацией против партии они не занимаются, школа открыта не на тифлисские деньги, а на средства Горького и некоторых других пожертвователей. Их трения с Лениным обусловлены в основном разным пониманием философии и тактики партии и личной неприязнью друг к другу. Во всем виноват некто «Виктор», который хочет поссорить Ленина с этой троицей и внести смуту в ряды партии. Поистине, восклицает Алданов, создавалось впечатление, что Департамент полиции больше был озабочен чистотой рядов большевистской группировки РСДРП, нежели поисками террористов, совершивших «экс» в Тифлисе.
Феномен заангажированности жандармских офицеров в делах и судьбе революционеров и террористов, который так тонко подметил Алданов и дал ему название «психологического раздвоения», на самом деле имел место и, по всей видимости, продолжает иметь место в практике современных спецслужб. В результате длительного и тщательного изучения противника и глубокого проникновения в его проблемы у исследователя невольно возникает к нему определенное понимание и сочувствие.
…Что же с Венской конференцией?
Агент Департамента полиции «Сидор» с самого начала подкладывал под идею объединения антиленинских группировок тайные и явные мины. Он был избран председателем мандатной комиссии (sic!), и ему удалось бросить тень подозрения на целый ряд участников конференции, у которых, по его мнению, с мандатами было не всё в порядке. Затем при содействии верного ленинца Алексинского[119], Полякову удалось успешно провалить мысль о том, чтобы назвать конференцию общепартийной. Вместе они тщательно следили за тем, чтобы в резолюциях конференции не попадались слова, которые можно было бы расценить как критику группы Ленина. Такие фразы неоднократно пытались вставить Троцкий, Мартов и Абрамович, но Алексинский и Поляков, грозя уходом с заседаний, им не дали. Настроение на конференции понижалось, боевой запал угасал ежечасно…
Наконец, темпераментному Мартову все это надоело и он выступил с резкой речью в адрес «ленинцев, назвав их „политическими шарлатанами“». Г. А. Алексинский такой обиды не снес и тут же покинул зал заседаний. С ним тут же солидаризировался «Сидор», то бишь, А. А. Поляков. Уход двух участников конференции произвел на оставшихся неизгладимое впечатление. Начались закулисные совещания. После долгих уговоров Мартова убедили выступить с заявлением о том, что его слова были неправильно поняты и что он имел в виду не Ленина, а «беспартийные хулиганские банды». Сделали соответствующую поправку в резолюцию и сообщили об этом Алексинскому и Полякову. Приверженец Ленина решил бойкотировать конференцию до конца, а «Сидор» вернулся на нее, как ни в чем не бывало. Дело было сделано: идея конференции провалилась, задание Департамента полиции было выполнено.
Основополагающей реформы для продолжения деятельности Парижского бюро, по мнению Броецкого, не потребовалось. Работа с агентурой оставалась на прежних началах. Зато была распущена филерская служба Биттара-Монена, филеры получили расчет/а на ее базе было создано частное сыскное бюро «Бинт и Самбэн», получившее свое название от своих владельцев. Генрих Бинт и Альберт Самбэн, бывшие агенты наружного наблюдения под контролем Красильникова организовали слежку за революционерами на новой основе: никто из 18 рядовых филеров не знал, что работает на царскую охранку. Владельцы бюро были старыми испытанными бойцами, сугубо преданными своим русским патронам. Сам Бинт еще в 1881 году работал на «Священную Дружину», позже он обеспечивал безопасность Николая II, членов императорской семьи и премьер-министра Столыпина, наблюдал за княгиней Е. М. Юрьевской, морганатической супругой Александра II, пытался предотвратить брак великого князя Михаила Александровича с Н. С. Вульферт (имел от генерала А. В. Герасимова полномочия в случае необходимости арестовать брата царя!), вел слежку за Лениным, Литвиновым, Мануильским, Мартовым и Троцким. Кстати, после 1917 года Г. Бинт так же верно и преданно — вплоть до 1925 года — служил ОПТУ.
