Царю стоило большого труда умерить излишнее служебное рвение градоначальников столицы П. А. Грессера (1882–1892) и В. В. фон Валя (1892–1895), считавших своим прямым служебным долгом сопровождать царя во время всех его выездов, Александр III прекрасно понимал, что с точки зрения охраны они вряд ли смогут ему помочь в опасной ситуации, а привлечь внимание к его неофициальному выезду своими хорошо известными в столице экипажами могли помимо своей воли. С этой же чисто практической точки зрения он охлаждал чрезмерный служебный пыл полковника Ширинкина, с 1884 года начальника Дворцовой полиции (до этого он занимал должность начальника секретной части «Собственной Его Императорского Величества Охраны»), и неведомых нам чинов охраны Розенкампфа и Чебышева в Петергофе.
По мере того как Департамент полиции ликвидировал остатки разветвленной структуры «Народной воли», а внутреннее положение в империи становилось все спокойнее и стабильнее, Александр III делался все нетерпимее к чрезмерному усердию охраны и принимал все более жесткие меры к ее сокращению. Так, им была отвергнута попытка Черевина увеличить число его охраны в Петергофе с 50 до 100 человек.
Свойственное охраняемым лицам всех времен и народов (вне зависимости от их национальности, пола, вероисповедания, образования, темперамента и психологического склада) устойчивое негативное, а иногда и нарочито брезгливое, отношение к своей охране, пленником или пленницей которой они себя постоянно ощущают и на которой часто срывают свою злость и неудовлетворенность этим своим зависимым положением, во многом было присуще и Александру III. Вспомним его презрительное: «Я не желаю, чтобы… за мною ездили мушары и проч.»[182].
Авторы изданной в 2003 году в Санкт-Петербурге информационно насыщенной и прекрасно иллюстрированной книги «Императоры на отдыхе в Финляндии» Йорма и Пяйви Туоми-Никула подсчитали, что с 1875 по 1894 год, то есть по год своей смерти, Александр III совершил десять официальных визитов и 21 поездку на отдых в Финляндию, проведя здесь 260 дней (из них 213 дней отдыха). Не правда ли, цифра прожитых здесь почти девяти месяцев впечатляет? Только его сыну Николаю II, начавшему совершать свои поездки в составе августейшей семьи еще в детском и отроческом возрасте, удалось побить семейный рекорд, но об этом речь подробно пойдет ниже.
В самом деле: сравним те строгие меры безопасности, которые предпринимались в первые годы царствования Александра III во время его поездок по стране[183], с той непринужденной атмосферой покоя и доброжелательства, которая окружала его семью в Финляндии, и нам станет понятно, чем объяснялась любовь царя к стране озер.
Как пишут авторы финской книги, начальник царской охраны Черевин во время поездки царя с супругой в Финляндию в 1885 году восклицал: «Финляндия! Жить здесь прекрасно. Никаких бомбистов, никаких бандитов!» Где еще российский император мог позволить себе так непринужденно и естественно общаться со своими подданными, как это происходило во время его летней поездки в Финляндию в 1889 году? Предоставим слово финским историкам: «Александру хотелось больше пожить свободной жизнью. Катер отвез компанию в пролив Оденсе к югу от Таммисари, чтобы посмотреть, как тянут невод. Рыбы попалось так много, что пришлось наполнить одну из лодок водой и поместить улов в нее. Александр зажег костер на берегу, а его супруга принялась варить уху. Часть окуней зажарили. Когда все было готово, пригласили к столу капитанов кораблей, рыбаков, тянувших невод, и финских лоцманов… Российский император ходил в толпе как заправский метрдотель, интересуясь, нравится ли им еда и достаточно ли ее. После трапезы кто-то из офицеров достал гитару. На прибрежных скалах зазвучали русские песни, а матросы пустились в пляс. Император сиял от удовольствия, глядя на от души веселящихся людей».
За все продолжительное время пребывания Александра III в Финляндии лишь дважды возникали критические ситуации, связанные с обеспечением его безопасности: в июне 1890 года недалеко от города Котки кортеж с царскими колясками въехал на мост в то время, когда из-за поворота показался поезд, но местный полицейский пристав, сопровождавший свиту царя, вовремя сумел остановить его, размахивая красным зонтиком своей жены; а в июле 1893 года царская яхта «Царевна» дважды села на мель. Находившиеся на ней пассажиры не пострадали и перешли на другой корабль. Царь решил, что финский лоцман не виноват, и не только не наказал его, а даже пожаловал ему денежный подарок[184].
Особенно пристального и беспристрастного рассмотрения заслуживают, по нашему мнению, те особые отношения, которые существовали между императором и Черевиным на протяжении его почти тринадцатилетней безупречной службы на хлопотном и почетном посту главного начальника царской охраны. Документальным подтверждением отношения к нему Александра III служит упомянутая выше записка, в которой он без обиняков прямо называет его «честным и верным другом», по меньшей мере, за 18 лет до принятия им должности начальника охраны.
Никаких воспоминаний, в которых бы речь шла об Александре III и его царствовании, Черевин не оставил, и никакими прямыми свидетельствами на этот счет с его стороны мы не располагаем. Но есть воспоминания известного русского физика, профессора Московского университета П. Н. Лебедева, опубликованные в неподписанной статье небезызвестным «профессиональным разоблачителем царизма» и «ловцом провокаторов» В. Л. Бурцевым в издававшейся им в Париже эмигрантской газете «Будущность» за 1912 год. Публикация эта осталась мало известной ввиду небольшого тиража газеты и фактически стала достоянием лишь весьма ограниченного круга эмигрантов. Ситуация кардинально изменилась, когда после Февральской революции эта статья под заглавием «Черевин и Александр III» была перепечатана в Москве в пятом и шестом номерах журнала истории и литературы «Голос минувшего» за 1917 год. Профессор Московского университета, гениальный физик П. Н. Лебедев во время обучения в Страсбургском университете близко познакомился с Черевиным, когда тот гостил в Страсбурге у своей сестры Натальи Александровны, бывшей замужем за профессором университета Шульцем.
По рассказам Лебедева, положение свитского генерала, главного столпа русской реакции, попавшего в ученую профессорскую среду, конечно, сплошь передовую по политическим взглядам, было и смешно, и жалко. Но Лебедева скучающий Черевин возлюбил и беседовал с ним много и откровенно. И беседы эти были очень любопытны.
Время знакомства Лебедева с Черевиным падает, вероятно, на промежуток между октябрем 1894-го и февралем 1896 года — между датами смерти Александра III и самого генерала, — то есть где-то на 1895 год. Действующие лица: сестра Черевина с мужем, находящийся фактически не у дел после смерти Александра III Черевин за рюмкой «русского зелья», то бишь смирновской или шустовской водки, и молодой, любознательный русский физик. Беседу ведет и говорит в основном генерал, а остальные с любопытством слушают его «рассказы подшофе» из закулисной жизни двора императора Александра III — этакие, говоря современным языком, «байки гатчинского диггера». Через год Черевин умирает, и физик Лебедев пересказывает его откровения неизвестному нам лицу. Последний терпеливо ждет почти 17 лет до тех пор, пока в 1912 году не умирает сам Лебедев, и лишь после этого публикует свой пересказ в вольном изложении в газете В. Л. Бурцева.
Возникает вполне закономерный вопрос: зачем же этот некто так долго ждал и не спешил с опубликованием сенсационного материала, который должен был буквально жечь ему руки своей актуальностью и востребованностью? Самый простой, но мало убедительный ответ заключается в том, что фантом был связан обещанием, данным Лебедеву, не публиковать материал до его смерти или собственной внутренней цензурой и боязнью повредить доверившемуся ему человеку. Но имеет полное право на существование и другое объяснение: ждал, когда некому будет подтвердить или опровергнуть его публикацию.