– Есть данные о том, что готовился заговор против августейшего семейства, У надворного советника были при себе документы, из которых это следовало.

– И теперь они пропали – вместе с почтой для меня?

Тоггенбург кивнул.

– Но виновный нами схвачен. Полковник Перген уже допросил его. Этот человек – директор приюта для девочек.

– На кого готовилось покушение, и кто должен был его совершить?

– Этого мы не знаем. Предполагаемого виновника зовут Пеллико.

– Тогда допросите этого Пеллико.

– Это более не в наших силах. Между двумя допросами он повесился в своей камере. И поскольку документы, которые надворный советник Хуммельхаузер должен был передать полковнику Пергену, исчезли, никто не может сказать, когда и кого именно намеревались убить заговорщики.

– Выходит, опасность угрожает и мне.

– Только не в королевском дворце, ваше императорское величество.

– Как вас понимать?

– Вашему императорскому величеству не следует впредь покидать дворец без охраны.

– Я никогда не гуляю без охраны.

– Я сомневаюсь, что офицеры из свиты сумеют в случае необходимости предотвратить покушение.

– А ваша охрана – как будет выглядеть она?

– Сотни человек будет достаточно для надежной защиты вашего императорского величества, если вам будет угодно посетить одно из кафе в центре города или прогуляться по близлежащим улицам и переулкам.

– Вы сказали… сотни человек?!

Тоггенбург и бровью не повел.

– Двадцать человек, разделившись на две группы, образуют двойное кольцо вокруг вашего императорского величества, а еще двадцать человек будут обеспечивать фланги и оперативное пространство по мере вашего движения. – Фразеология профессионального военного взяла вверх над придворным этикетом. – А еще шестьдесят человек, преимущественно лучшие стрелки из хорватских егерей, будут обеспечивать безопасность во время вашей прогулки со стороны поперечных улиц и переулков и контролировать узловые пункты.

– Это значит, что я буду обязана сообщать вам в точности, куда я собираюсь пойти?

Тоггенбург согласно кивнул.

– Лучше всего – за два-три дня, ваше императорское величество.

– А моя прогулка сегодня днем по центру?

– Я сделаю соответствующие распоряжения. Некоторые из охранников будут в штатском. Внешнее оцепление составят переодетые в партикулярное платье хорватские егеря.

– Смехотворно! А нет ли альтернативы этим мерам предосторожности?

Тоггенбург приподнял плечи. Ему удалось выразить голосом чувство сожаления:

– Альтернатива этим мерам предосторожности – немедленный отъезд вашего императорского величества.

– Мое возвращение в Вену?

– Причем как можно быстрее.

– Это вы мне предлагаете?

– Не в моей прерогативе предлагать что-либо вашему императорскому величеству.

– Намереваетесь ли вы написать отчет об этом деле?

– Он будет готов не позднее завтрашнего дня.

– И копию его вы отправите в Вену?

– Само собой разумеется.

– Будет ли в отчете упомянута также молодая женщина? – спросила Елизавета как бы невзначай.

– Молодая женщина?

Елизавета тонко улыбнулась.

– Говорят, будто на «Эрцгерцоге Зигмунде» был еще один труп.

Тоггенбург задумался, прежде чем ответить.

– У надворного советника была гостья, когда в его каюту ворвался Пеллико, чтобы завладеть документами.

– Гостья?

Тоггенбург испуганно захлопал ресницами и сказал:

– Это дама, которая тоже прибыла в Венецию на «Эрцгерцоге Зигмунде». Похоже, она была итальянкой из Триеста.

– В какое время произошло преступление?

– Около полуночи.

– Гм, в таком случае эта дама была с ним в очень близких отношениях. Был ли надворный советник женат?

– Нет, он был холост.

– Упомянете ли вы эту даму в вашем отчете?

Тоггенбург вымученно улыбнулся, хрипло кашлянул и заметил:

– Я счел бы неуместным компрометировать человека, который погиб при исполнении служебных обязанностей.

– А что вы предприняли для того, чтобы найти похищенные документы и мою почту?

– Проводятся обыски в частных квартирах и проверяются документы у подозрительных лиц. Полковник Перген исполнен решимости найти документы.

Елизавета поднялась, давая понять, что аудиенция заканчивается.

– И еще кое-что, господин генерал.

– Ваше императорское величество?

– А эта молодая женщина… как ее убили? – спросила Елизавета.

Тоггенбург ответил мгновенно, без всяких колебаний:

– Ее застрелили, ваше императорское величество. Воистину ужасная смерть.

Елизавета была совершенно уверена, что мужчины не умеют лгать, не выдавая себя. Франц-Иосиф, например, когда лжет, смотрит на носки своих сапог и подергивает кончиками усов. Когда комендант города сказал ей, что в отчете не будет упомянуто о том, что он советовал ей оставить Венецию и вернуться в Вену, он солгал. Елизавета заметила это по выражению его глаз. Но когда она спросила его, как погибла молодая женщина, он сказал правду, и это могло означать лишь одно – что ему самому всего не сказали.

Елизавета чувствовала, что в рассказе Вастль о случившемся на судне правды куда больше. Выходит, полковник Перген обманул коменданта города. Но почему, с какой целью? Может быть, он сказал то, что Тоггенбург желал в этой ситуации услышать? Убийство с политической подоплекой – с точки зрения Пергена – было самым естественным определением этого преступления.

Версия Пергена: надворного советника убили, чтобы завладеть важными секретными документами, а молодую женщину устранили как свидетельницу. Версия как будто убедительная и логичная. Пока бумаги не найдут, будет как раз то, чего хотел Тоггенбург: либо Елизавета останется сидеть взаперти в королевском дворце, либо уедет из Венеции.

Однако есть неувязка: версия полковника Пергена рушится, если знать, что девушку не застрелили, а задушили, а перед этим над ней издевались. Молено ли себе представить, чтобы монстром-мучителем оказался сам надворный советник? Елизавета, которой было известно, что надворному советнику за шестьдесят лет, ничего подобного не могла себе представить. А этот Пеллико? Во-первых, Елизавета считала, что смерть в значительной мере смягчает вину Пеллико, а во-вторых (если он и впрямь виновен), очень и очень маловероятно, чтобы после убийства надворного советника он еще связал пассажирку с «Эрцгерцога Зигмунда», подверг ее надругательствам, а затем задушил.

«Интересно, что обнаружил этот итальянец, – размышляла Елизавета, – этот самый комиссарио Трон?»

Почему полковник Перген поспешил сразу отстранить его от дела? Все же приглашать этого комиссарио к себе было бы ошибкой, решила Елизавета. Если Тоггенбург узнает об этом, то, чего доброго, подумает, что она не поверила в официальную версию преступления.

Глядя в окно на площадь Сан-Марко, Елизавета подумала, что неплохо было бы поговорить с женихом Вастль. Если он, как говорит Вастль, и вправду терпеть не может своего начальника, то надо сделать так, чтобы у молодого человека немного развязался язык.

Алессандро, отдуваясь, склонился над столом, чтобы подлить графине кофе. Кофейник был из серебра, как и блюдо на столе и тонкой работы хлебница, в которой лежали три черствых, как камень, хлебца. Продать серебряную посуду графиня ни за что не согласилась бы. И сам Трон тоже мысли об этом не допускал. Впрочем, на венецианском рынке посуды было пруд пруди.

– Как, по-твоему, синьор Видман не преувеличивает, Алвис? – нервно спросила графиня. Над кофейной чашечкой, которую она поднесла к губам, поднимался пар. Горячий кофе, который из бережливости никогда не выливали, а подогревали по нескольку раз, был как нельзя кстати в сыром палаццо Тронов. Особенно он согревал, если в него добавляли чего-нибудь покрепче: графиня обычно предпочитала граппу. – И что, собственно, Видман сказал?

– Что начиная с воскресной ночи уже не просто капает, а вовсю течет. Это очень похоже на правду, потому что весь потолок отсырел.