Жил один великий царь. Как состарился царь и пришло время умирать ему, вызвал он единственного своего сына и наследника и сказал:

– Сын мой, сам видишь – одной ногой я уже в могиле, не сегодня-завтра умру, и сам ты один останешься и все царство в твоих руках будет. Иди поставь себе везде, где найдешь нужным, по надежному дому, чтобы в горе или нужде мог ты укрыться там и найти себе приют.

Послушался сын отца и тотчас отправился исполнять его наказ.

Взял с собой побольше денег, ходит по всему царству и, где только понравится ему место – гора ли то, долина, деревня или дикий лес, – строит себе прекрасные дворцы.

Поставил он так много дворцов и довольный вернулся домой.

Призвал его отец и спрашивает:

– Что, сынок, поставил ли себе дома по моему слову, будет ли у тебя где укрыться в тяжелую минуту?

– Да, отец! – говорит сын. – Везде, где только понравилось мне место, – в горах или в долине, – поставил я прекрасные дворцы.

– Горе твоему врагу, сын мой, – говорит отец, – ты не те дома строил, о каких я тебе говорил: пустые дворцы, сынок, не помогут в горе и не укроют от беды. Я тебя учил – по всему царству найди честных и верных людей, полюби их, подружись с ними, и они-то и дадут тебе верное и надежное пристанище в тяжелую минуту. Знай, если есть где у человека верный и честный друг, там и дом и кров для него найдутся.

Жили два брата. У них была только одна упряжка быков. Когда они поделились, то решили: «Быков делить не будем, один бык ни тому, ни другому не впрок. Оставим их вместе. Придет время пахать или мельницу вертеть, будем по очереди пользоваться.»

Так и решили.

Пришла весна, повел старший брат пахать свою землю. Пашет он, засевает свою землю, а младший сидит сложа руки и ждет, когда придет его черед и отдаст ему брат быков. Идет время, запаздывает он с севом, а брат и не думает отдавать быков. И не так-то уж много пахоты у него, кажется, давно бы пора управиться, да нет – он все тянет, держит быков, не отдает.

Отчего бы так? Вот отчего: не будь носа промеж глаз – заели бы глаза друг друга. Так и братья: брат с братом разделятся – уж друг о друге не думают; больше того: нет у тебя врага – поделись с братом, объявится враг. У старшего брата вот какая мысль засела: хочет он присвоить обоих быков.

Наконец, когда уже у младшего и надежда вся пропала вспахать свое поле вовремя, когда уж все терпенье иссякло, говорит он брату:

– Погиб я, братец, если не отдашь мне хоть сейчас быков. Ты уже довольно поработал, и, если будет на то воля бога да твоей судьбы, тебе хватит и того, что вспахал да засеял, а у меня, запоздай я еще немного, вся семья с голоду погибнет.

– А что ж мне с того, что твоя семья с голоду погибнет? Мы этого при дележе не оговаривали. Одолжу тебе быков – моя воля, не одолжу – и на то моя воля. Я еще своей работы не кончил, а тебе быков отдавать – так ведь вся деревня меня на смех поднимет.

– Я у тебя в долг ничего не прошу, эти быки ведь не поделены, и если ты о себе позаботился, то и я хочу о себе подумать.

– Так я и знал, что ты выдумаешь что-нибудь. Может, еще и семью свою кормить заставишь, будто и это при дележе было оговорено? Где же это видано, чтоб после дележа еще что-то общее оставалось? Когда мы поделились, быки достались мне, а не будь того, не будь быки мои, – так бы ты и дал мне их весной на пахоту! Быки эти мои, и дам ли я их тебе или не дам – на то одна только моя воля.

– Да нет, неправда! Эти быки как твои, так и мои, – клянется младший.

Но когда у человека в уме и в сердце угнездились хитрость и подлость, разве его клятвой проймешь? Не было у них свидетелей при дележе.

– Хорошо, – сказал младший, – какой правдой ты у меня быков отнимаешь, пусть той же правдой они и служат тебе.

Если клятве человек не верит, его и проклятьем не возьмешь.

– Пусть так, – сказал старший. Прошло время.

Однажды затеял младший брат праздник – сапуршао. Созвал он близких и далеких, малых и больших: идите, пожелайте мне счастья на бедноту мою. Позвал он и двуличного своего брата, но того не очень-то заботило счастье брата – отказался он и пошел в поле работать со своими неправдою добытыми быками.

Вышел старший брат в поле, вывел быков, не прошел он и одного ряда, как откуда ни возьмись шершень. Прилетел и давай кусать быков. Взбесились быки, понесли, бросаются туда, сюда, сами не знают, куда их носит. Задрали хвосты кверху, загнули головы книзу и носятся по полю взад и вперед.

Долго удерживал взбесившихся быков старший брат, долго боролся, но не одолел. Да и как одолеешь быков, когда уж у них изо рта пена пошла и глаза все кровью налились? Замучили его совсем быки, свалили, зацепили отточенным, что меч, лемехом и потащили. Бегут быки, тащат надетого на плуг, как рыба на удочку, старшего брата. Бегут полями и лесами, через плетни и ограды, через ямы и рытвины прыгают – извели несчастного человека. И так, взбешенные, страшные, ворвались прямо во двор младшего брата.

Перепугались все гости, повскакали с мест и бегут кто куда, спасаются от быков. Один только младший брат не убежал. Как увидел он несчастного своего брата, вскочил, бросился к разъяренным животным, схватил их. Быки, все в поту и в испарине, угомонились вдруг, задрожали, стали. Видно, шершень их только сейчас оставил.

Что же делать? Похоронил младший брат своего неверного брата с честью и подобающей братской печалью. Не только те быки, но и все имущество старшего брата досталось младшему в полное владение.

Вот наелся раз волк падали, потянулся и подумал: «Что это я все грешу да грешу, надо и о спасении души подумать: пойду-ка в Иерусалим, стану монахом».

Подумал, да и за дело взялся. Помянул бога и отправился в путь, прямо к Иерусалиму.

Идет он, а навстречу ему телка.

– Здорово, телка!-вскричал волк.

– Будь здоров, волк! – говорит телка. – Куда спешишь, что у тебя за дела нашлись?

– Хочу монахом стать. Иду в Иерусалим душу спасать.

– Счастливого пути, – сказала телка.

Миновал волк телку и пошел дальше, видит-две овцы на лугу пасутся.

– Здорово, овцы! – закричал волк.

– Здорово, волк! – говорят овцы. – Куда собрался, далеко ли путь держишь?

– А я, овцы, в Иерусалим иду, в монахи постригусь, душу спасти хочу, много у меня грехов набралось, тяжело их носить стало.

– Счастливого пути! – напутствовали его овцы.

Миновал их волк и пошел дальше.

Идет, а навстречу осел. И осел благословил волка и напутствовал его в путь добрый.

Идет волк в Иерусалим. Шел, шел, дошел. Проголодался волк.

А Иерусалим стоит у воды. Подошел волк, глянул с берега, видит – церквей много, там и сям монахи снуют с кружками в руках. Подумал волк: «Чего я сюда приплелся? И в церковь-то меня, волка, не пустят. Одурел же я, что ни телки, ни овец не тронул, отпустил, да и осла тоже».

Повернул обратно волк, что хотел спасаться, и пошел отыскивать телку, овец да осла. И вправду, встретил того осла. Волк уж и не здоровается, прямо идет на осла и пасть разинул. Удивился осел:

– Ты же в Иерусалим шел душу спасать, а теперь меня съесть хочешь?

– Когда в животе пусто, тут не до Иерусалима, – говорит волк. – Готовься, сейчас съем тебя.

Сказал осел:

– Хорошо, ешь. Только бедный мой хозяин вчера на меня потратился, подковал меня, сними хоть подковы, чтоб хозяина вдвое не разорять.

Вцепился волк зубами в подковы, хочет оторвать их, а осел как лягнет его, свалил нашего «монаха» с ног, все зубы ему выбил и умчался. Только его и видели.