Не знаю, — медленно произнес он.

И еще, грязь была только между рубчиками на подошвах туфель. Сами же туфли были чистыми.

Что вы хотите сказать?

Я хочу сказать, что скорее всего Ричи и не ходил в лес, вероятнее всего, он просто открыл дверцу своей машины и сделал несколько шагов по покрытой листьями земле. А затем он пошел вдоль дороги, чтобы добраться до съезда для машин, который как раз ведет к нашему дому. Винни, в том, что он шел по дороге, есть определенный смысл. Шорхэвен достаточно консервативен: уличное освещение считается чем-то вульгарным, недопустимым. Единственный свет ночью может исходить от луны или от фонарика. Кстати, вы получили список того, что было обнаружено при нем? Я не помню, чтобы там был карманный фонарик.

— Карманного фонарика не было. Одежда, ключи, часы, бумажник, как обычно с кредитными карточками, немного наличных денег. И все.

Слушайте же. Ричи шел по дорожке из гравия, где не было грязи, затем миновал главный вход и, обойдя кругом, подошел к кухне. Сомневаюсь, что он вошел в парадную дверь, она находится рядом с нашей… с моей спальней. Он попал в дом через кухню, отключив сигнализацию, вошел внутрь.

У него были ключи?

Да. Я не меняла замки.

Вы думаете, он решил вернуться к вам?

Да, — для меня это было таким облегчением, что он все понял. — Моя адвокат по бракоразводному процессу настаивала, чтобы я поменяла сигнализацию, — я не стала этого делать. Она, правда, ничего не говорила о замках. Видимо, она и мысли не допускала, что я могу этого не сделать. Она ошиблась. Я все лето была в таком ужасном состоянии. Да и потом, едва хватало сил подняться с постели и одеться, чтобы идти в школу. Мне было не до сигнализации.

А как насчет наружного освещения? Мог ли он различить эту дорогу, выйдя из леса?

Нет. Обычно я выключаю наружное освещение, когда ложусь спать. И еще, Винни, подумайте вот о чем: я оставалась одна с трупом в течение пяти-десяти минут, — я точно не помню, сколько, — пока не приехала полиция. Разве я не заметила бы тогда, что его одежда выглядит так, будто он продирался сквозь лес? Да, в этом и не было никакой необходимости: он прекрасно знал, что если пойдет по этой дороге, я не смогу его увидеть. Он также знал еще и то, что не могло прийти в голову и самому опытному грабителю — в нашей системе безопасности не было детектора движения. Понимаете, приспособления, чтобы определять, что кто-то подходит к дому. Быть-то он у нас был, но и дети, и собака, и даже еноты постоянно выводили его из строя.

Ну, хорошо. Если Ричи не мог испачкать ботинки, пробираясь через лес, то каким образом они оказались грязными?

Прежде, чем я отвечу на ваш вопрос, ответьте на мой— если я была единственной, кто мог его убить, почему у нас пол был испачкан грязью?

Он потер подбородок.

— Позвольте, я скажу вам, что я об этом думаю. С Ричи был еще кто-то, или, что гораздо более вероятно, этот кто-то следовал за ним, а затем проник в дом. Этот кто-то либо шел через лес — тем путем, которым и я бежала ночью — либо стоял несколько в стороне от дорожки, скрываясь под деревьями, в самой грязи и видел, как он входил в дом.

— Но вы сказали, что внешнего освещения не было. И вам пришлось включить свет, когда вы вошли в кухню.

— Да, это так. Но свет должен был включить Ричи. У него ведь не было фонарика. Верно? А ему надо было увидеть что-то, что он искал, что бы это ни было. И еще, убийце нужен был свет, чтобы увидеть и нож, и Ричи. На нем ведь не было множества ран? Нет. Всего одна — но точно в цель.

Продолжайте, — сказал Винни.

Однако давайте опять вернемся к грязи. Допустим, что убийца мог и налепить ее. После убийства, он, или она — пусть лучше будет «он», так как-то себе представить легче — заметил на полу грязь. Вот ужас! Но он слишком холоден, чтобы поддаться панике, и слишком опытен, чтобы поступить, как новичок-дилетант: ну, например, начать вытирать грязь. Он понимал, что если полиция заметит следы, ее подозрения удвоятся, если будет видно, что следы еще и пытались уничтожить. Тогда он вышел из дома, набрал грязи — может, где-то около машины — и прилепил ее к подошвам Ричи. Еще более вероятно, что он разбросал грязь по полу для того, чтобы следы от ботинок, которые он сам же и оставил, не были видны. Таким образом, стало казаться, что только Ричи и мог оставить эти грязные следы. А раз он вошел в дом один, то кто мог убить его? Только тот, кто находился в доме. Значит, я.

Кто же мог так подставить вас?

Вы что, издеваетесь? Вы думаете, что человек, решившийся на убийство, будет мучиться угрызениями совести из-за того, что я окажусь впутанной в это дело? Нет же. Он будет просто вне себя от радости, что подвернулся какой-то простофиля, который и спас его от виселицы.

А вы не догадываетесь, кем был убийца — мужчиной или женщиной?

— Хотела бы я это сама знать. Ричи не так хорошо ладил с мужчинами, как с женщинами. Ни одного настоящего друга-мужчины. Он был довольно-таки хорошим отцом, но при этом не разделял интересов своих сыновей, не жил с ними одной жизнью. Я думаю, это могла быть и женщина, если только это убийство не связано с бизнесом, впрочем, муж какой-нибудь женщины мог очень, и очень на него рассердиться.

— И все-таки, есть ли у вас какие-нибудь конкретные предположения? Кроме его подружек, конечно.

Я покачала головой. В этот момент мимо нас по собачьей дорожке пробежал бассет и его хозяин, широкоплечий мальчик, этакий азиатский вариант Бена. Низкорослый пес так бурно выражал восторг от прогулки с мальчишкой, что готов был без конца прыгать вокруг него.

— Понимаете, Рози, — быстро сказал Винни, — любой в вашем положений — женщина одна в доме ночью — поддался бы панике при одной мысли о том, что в дом забрались грабители.

— Что вы говорите?

Вы знаете, о чем я говорю.

Что я должна подать официальное заявление в полицию? «Ваша честь, я услышала, что в кухне мужчина, и не вызвала полицию, и не нажала кнопку сигнализации. Нет, я спустилась вниз и не узнав мужчину, с которым была близка в течение двадцати пяти лет, приняла его за вора, поэтому, глядя ему прямо в лицо, я всадила ему нож в брюшную аорту».

Я просто хочу сказать, что время, когда я мог что-то сделать для вас, почти ушло. Послушайте, так я представляю себе ваше нынешнее положение. Полицейские страшно злы на себя за то, что дали вам ускользнуть. Но уверяю вас, еще больше они злы на вас. Вы уже наделали достаточно глупостей. Вы очень умная женщина, но, похоже, вы считаете себя невидимкой. Это далеко не так. Вы полны сил и — даже больше — светитесь каким-то тихим счастьем. Если вас схватят до того, как я смогу, как-то договориться с полицией, это не сулит вам ничего хорошего.

Я потрепала его по руке.

Но что бы ни случилось, вы сделаете для меня все возможное, Винни. Не так ли?

Да, Рози, — сказал он совершенно серьезно. — Я постараюсь.

Я видела, как Винни сел в такси и уехал. Какое-то время я сидела на скамейке, глядя на собак, хотя ни одна из них не виляла больше хвостом от ощущения, что жизнь — это вечный праздник — так, как это делал бассет. День клонился к вечеру, свет потускнел и стал медленно угасать. Люди моего возраста спешили домой. Школьники и студенты неторопливо слонялись по парку. Парочки обнимались так тесно, будто бы пытались согреть друг друга в этот ставший холодным вечер.

Спустя полчаса я вернулась к Денни. Он, лежа на кушетке, крутил компакт-диски с музыкой, которая мне, при всем моем свободомыслии и желании быть под стать ему, не могла понравиться. Я послала ему воздушный поцелуй. Он протянул ко мне руки — лениво, чувственно. Я собиралась уйти от него до того, как он перестанет относиться ко мне, как к любовнице и вспомнит, что я гожусь ему в матери.

Я зашла в ванную и надела серый свитер вместо его черного и кардиган. Когда я вышла из ванной, музыки не было.

Куда ты идешь, Рози?

Мне нужно кое с кем повидаться.