Она очень устала и была сильно подавлена. Ей удалось занять место на стуле и ее нисколько не волновало, что она, молодая женщина, сидит, в то время как некоторым старым хрычам, сидевшим с ней за одним столом, приходится стоять. Беатрис не хотела быть вежливой. Ей хотелось, чтобы весь этот вечер поскорее кончился.

Молодой пианист сыграл несколько вещей Шопена, потом перешел к Генделю. Насколько могла судить Беатрис, играл он, действительно, мастерски. Нервозность его прошла, он был сосредоточен и уверен. «Его кто-то открыл, — подумала Беатрис, — и мне следовало бы за него порадоваться».

Она изо всех сил старалась не вслушиваться в мелодию. Музыка сильно волновала ее, заставляла острее чувствовать одиночество, напоминала о душевной печали. Здесь, среди множества людей, она чувствовала себя более одинокой, чем в своей тесной комнатке. Никто из этих людей не имел к ней ни малейшего отношения. Никто ее не знал, никто не интересовался ее жизнью. Она была им чужой, и никто из них не спешил открыть ей дверь.

Миссис Чендлер объявила короткий антракт, но почти никто не встал с места, чтобы не лишиться его. Беатрис тоже осталась сидеть, тем более, что она не знала, куда ей пойти.

Сидевший рядом с ней господин, на которого она до сих пор не обращала внимания, наклонился к ней.

— Он одаренный молодой музыкант, — сказал он, — вы не находите?

Она кивнула.

— Без сомнения, он очень талантлив. Без него этот вечер потерял бы всякий смысл.

Он улыбнулся.

— Вам здесь не нравится?

— Не могу точно сказать, — ответила Беатрис. Она была гостьей миссис Чендлер и не хотела плохо отзываться о вечере. — Боюсь, что я здесь лишняя, — вымолвила она наконец. — Я здесь никого не знаю. Миссис Чендлер пригласила меня с самыми добрыми намерениями, но…

Она не закончила фразу. Наверное, сосед догадается, что она имеет в виду.

Он протянул ей руку.

— Меня зовут Фредерик Шэй. Теперь вы здесь кого-то знаете. Вы знаете меня.

Беатрис заставила себя улыбнуться.

— Да, кажется, я понемногу делаю успехи. Меня зовут Беатрис Стюарт. Я учу миссис Чендлер французскому языку.

— Вы учительница?

— Собственно, нет. Я изучала в университете романскую и английскую филологию, но в данный момент не могу найти работу. Приходится подрабатывать частными уроками.

Ей показалось, что в его глазах мелькнуло восхищение.

— Вы изучали романскую филологию? Вы любите Францию?

— Я никогда там не была, — ответила Беатрис, — но я люблю французский язык и литературу. Я жила очень близко от Франции, на Гернси. Там люди считают себя наполовину французами.

— Как это интересно, — сказал Фредерик Шэй. По глазам было видно, что говорил он вполне искренне. — Гернси. Значит, вы пережили немецкую оккупацию?

— Да, — сказала Беатрис, — пережила. Но я не хочу об этом говорить.

Он понимающе кивнул.

— Естественно. Простите, если я причинил вам боль.

— Вы не могли этого знать.

— Тем не менее, прошу меня простить.

— Вам не за что извиняться.

Фредерик Шэй рассмеялся.

— Так мы можем препираться до бесконечности.

Беатрис тоже засмеялась.

— Тогда давайте просто оставим эту тему.

Фредерик Шэй был на машине и настоял на том, что отвезет ее домой, когда услышал, как далеко ей придется добираться до дома.

— Это не подлежит обсуждению, — сказал он. — Уже далеко за полночь. Автобусы, вероятно, уже не ходят. Я не могу отпустить вас одну в такую темень.

Они стояли в прихожей и ждали, когда горничная принесет им пальто.

— Как жаль, что вам надо уезжать! — с чувством воскликнула миссис Чендлер. — Может быть, вы все-таки еще ненадолго останетесь? Здесь только сейчас становится по-настоящему приятно!

— Нет, большое спасибо, — в один голос ответили оба. Они оба стремились уехать с праздника, и Фредерик заметил, что поскольку полночь уже наступила, то их отъезд не будет слишком ранним.

Фредерик вел машину сам. Дождь превратился в снежную крупу, но туман рассеялся, и видимость стала лучше. Фредерик вел машину сосредоточенно и немного напряженно.

— Прошу меня простить, — извинился он, — но у меня проблемы с ночным зрением. Приходится ехать очень осторожно.

Беатрис уже знала, что Фредерик — профессор Кембриджского университета, что он учился в одной школе с миссис Чендлер и поэтому был на правах старого знакомого приглашен на вечер. В течение последнего года он жил в Лондоне, куда его отпустили для научной работы в университетской лаборатории. Фредерик Шэй был биологом, и Беатрис с интересом слушала рассказ о его работе. Пока они ехали в машине по темным лондонским улицам, она несколько раз искоса взглянула на него. У него были темные волосы и очень светлые глаза, светлое, почти прозрачное лицо отличалось тонкостью черт. Ей понравился его точеный профиль и изящные руки, вцепившиеся в руль. Впервые за долгое время — впервые после Жюльена — она заинтересовалась мужчиной как мужчиной. Это удивило и одновременно смутило ее. Этот интерес никак не гармонировал с печалью и горечью. Она и сама пока не знала, хочет ли она, чтобы треснул панцирь, которым она себя окружила.

Когда они наконец подъехали к ее дому, снег уже лежал тонкой пеленой на тротуарах и крышах домов. Фредерик Шэй проводил Беатрис до подъезда.

— Мне было бы очень приятно, если бы мы с вами еще раз увиделись, — сказал он на прощание. — Вы разрешите вам позвонить?

— У меня нет телефона, — ответила Беатрис.

Он задумался.

— Когда вы бываете у Чендлеров? Я попытаюсь застать вас там.

Она сказала ему расписание занятий, и он пообещал его запомнить. Но когда они попрощались, Беатрис подумала: «Нет. Я не хочу его больше видеть. Я не хочу впутываться в любовные истории».

Фредерик Шэй не бросал слов на ветер. Он звонил каждый раз, когда Беатрис была у Чендлеров, и каждый раз пытался пригласить ее на обед. Но Беатрис каждый раз говорила, что у нее нет времени, тотчас противясь любой его попытке встретиться с ней. Миссис Чендлер, естественно, поняла, что происходит, и буквально осадила Беатрис, убеждая ее оставить неуместную сдержанность.

— Фредерик — очаровательный мужчина, — без устали уверяла она Беатрис. — Конечно, на первый взгляд он кажется чудаком не от мира сего, кажется погруженным в себя, но на самом деле он очень интересный и интеллигентный человек. Вы просто должны с ним встретиться.

— У меня много других дел, — возражала Беатрис.

В ответ миссис Чендлер возмущенно фыркала.

— Не так уж у вас много дел, дитя мое. В этом-то и проблема. Вы никак не можете найти работу. Время, которое вам подарено, вы можете со спокойной совестью потратить на Фредерика Шэя.

Так прошел декабрь. Ранним утром двадцать четвертого декабря Беатрис села на пароход, направлявшийся на Гернси. Она ехала почти против воли, ибо с куда большим удовольствием осталась бы в Лондоне и забаррикадировалась в своей квартирке и в своей безутешности. Но Хелин одолела ее письмами, в которых убеждала приехать, и Беатрис, скрипя зубами, решила наконец уступить этому натиску. Она не видела Хелин почти год и боялась, что та в один прекрасный день окажется у ее дверей, если она и дальше будет откладывать приезд.

На море был шторм и холод, плавание оказалось сущей катастрофой. Беатрис было так плохо на нижней палубе, что она боялась умереть в этой духоте, и поэтому, несмотря на сильный ветер и холод, выбралась на верхнюю палубу — бледная, как мел, прижимая руку к животу. Она надеялась, что на воздухе ей станет лучше, но в конце концов покорилась судьбе, повиснув на леерном ограждении. Когда они наконец прибыли в Сент-Питер-Порт, колени Беатрис были ватными и дрожали, как осиновый лист. Хелин ждала ее на пристани с машиной. Хелин выглядела уверенно и элегантно. Щеки ее горели румянцем от мороза.

— Боже, да что с тобой? — были ее первые слова. — Ты бледна как стенка и к тому же совсем отощала. Нет, тебе нельзя жить в Лондоне! Там ты слишком мало ешь и спишь!