Эрих сделал еще два шага вперед.

«Он наслаждается, — подумала Беатрис, вглядевшись в выражение лица Эриха, — он наслаждается этой игрой».

Эрих ждал. Он ждал, когда серый от боли Пьер соберется с силами, ждал, когда он поднимет выпавший из руки пистолет, ждал, когда француз снимет оружие с предохранителя и направит на него.

Они выстрелили одновременно.

На этот раз Эрих промахнулся. Пуля взметнула фонтанчик земли довольно далеко от Пьера.

Но сам Эрих в этот момент рухнул на землю, как срубленное дерево. Он упал и не шевелился.

Наступила неестественная, поистине мертвая тишина. Умолкли даже щебетавшие в саду птицы, напуганные выстрелами. Тишина стояла такая, словно мир затаил дыхание. Солнце освещало призрачную сцену с тремя лежавшими в траве мужчинами и двумя застывшими на месте женщинами, толком не понявшими, что произошло. На сцене лежали и два пистолета, как реквизит, с точным расчетом положенный на нужное, предназначенное ему место.

Декорация кульминационной сцены драматического спектакля. Актеры не знают, что делать дальше, ибо режиссер забыл дать им дальнейшие указания. Немая сцена с застывшими в недоумении актерами.

— Так значит в Эриха выстрелил Пьер! — воскликнула Франка. — Значит, Эрих не застрелился.

— Да, он не застрелился, — подтвердила Беатрис. В ресторане между тем зажгли лампы. В их красивом теплом свете лицо Беатрис уже не казалось таким жалким, каким оно выглядело в начале вечера, но в глазах ее застыло выражение печали и боли. — Пьер защищался, но это бы ему нисколько не помогло. Если бы немцы узнали об этом, его бы расстреляли на месте. Надо было как можно скорее что-то делать.

— Эрих был убит?

Беатрис отрицательно покачала головой.

— Нет. Эта часть истории соответствует действительности. Эрих не был убит, но было ясно, что без медицинской помощи у него не было никаких шансов выжить — пуля прошла над сердцем.

— Охранник…

— …слава Богу, был без сознания и ничего не видел и не слышал. В противном случае всем нам был бы конец.

— Что вы стали делать? Как вы справились с ситуацией?

— Пьер потерял очень много крови, — ответила Беатрис, — и я сказала, что надо немедленно позвать врача. Пьер окончательно впал в панику; мы не знали, как объяснить то, что случилось, и Пьер боялся за свою жизнь, так как врачу, если он придет, надо будет объяснить, что произошло. Мы с Хелин затащили его на кухню, и пока Хелин перевязывала ему две раны на ноге, чтобы остановить кровотечение, я пошла посмотреть, что с Эрихом. Он тихо стонал, но был практически без сознания. Охранник пока не шевелился, но было ясно, что рано или поздно он придет в себя, и до этого нам надо что-то придумать. Я вернулась в дом и сказала Хелин, что она должна помочь мне втащить в дом Эриха. Тащить его оказалось труднее, чем Пьера — он помогал нам, ковыляя в дом, а Эрих безвольно висел на наших плечах. Сама не знаю, как, но мы смогли втащить его в столовую. Он лежал на полу, как труп. Он тоже терял кровь, но не так, как Пьер, раны которого очень сильно кровоточили, несмотря на наложенные Хелин повязки. Мы с ней принялись обсуждать, что нам делать дальше, когда я посмотрела в окно и увидела, что к дому ковыляет охранник. Если бы он вошел и увидел устроенный нами лазарет, то, конечно, поднял бы крик и стал звать на помощь. Пускать его в дом было нельзя ни в коем случае, и я выбежала на крыльцо.

— В саду была кровь? — спросила Франка. — Вы же тащили Пьера по траве и…

— Конечно, в саду была кровь, — сказала Беатрис, — и ее заметил бы всякий, сохранивший ясность зрения. Но охранник сам был на грани полного физического истощения. Казалось, что он вот-вот снова упадет в обморок. Его сильно шатало. Он не мог идти прямо. Если бы он заметил кровь, то, наверное, решил бы, что у него галлюцинации.

— Разве он не испугался, увидев, что нет пленного?

— Конечно, испугался, но не забывайте, что при этом ему надо было изо всех сил бороться с собственной дурнотой. Ему, и в самом деле, было очень плохо. К счастью, он не смог одолеть четырех ступенек крыльца, сел на нижнюю ступеньку, обхватил руками голову и застонал. Я сказала ему, чтобы он не тревожился, так как Эрих держит все под контролем. Я сказала охраннику, что за ним сейчас приедут и отвезут в часть. Надо просто посидеть и немного подождать, — Беатрис помолчала, снова видя перед своим мысленным взором ту картину. — Мне бы следовало дать ему воды, — снова заговорила она, — но я боялась, что от воды у него прибавится сил, и он все-таки зайдет в дом. На кухне лежал Пьер, и охранник сразу бы наткнулся на него.

— Как же вы смогли от него избавиться?

— Хелин позвонила Вилю и попросила его приехать. Виль явился тотчас. Мне надо было срочно принять решение — посвящать Виля в то, что случилось на самом деле, или нет. Я понимала, что мне будет нелегко всучить ему охранника и отправить с ним с глаз долой. Виль бы захотел узнать, где Пьер, и знает ли обо всем этом Эрих. Виль наверняка захотел бы переговорить со своим начальником. Я пошла на риск и вкратце рассказала Вилю все.

Франка задумчиво посмотрела на пожилую собеседницу.

— Вы принимали решения, которые обычно бывают не под силу шестнадцатилетней девушке, — тихо сказала она.

— Того требовала ситуация, — возразила Беатрис. — Я не могла просто сложить руки, сесть в уголок и заплакать. На Хелин, как и всегда, я положиться не могла. Она еще смогла как-то мне помочь — мы вместе втащили раненых в дом, но потом Хелин скисла. Она так и не осмелилась войти в столовую, и все время сидела на кухне возле Пьера, меняя совершенно бесполезные повязки и с ужасом глядя на расплывавшуюся по полу лужу крови. Хелин дрожала, как осиновый лист. Силы почти совсем ей изменили.

— В какой-то степени, — сказала Франка, — могу себе это представить.

— Да, конечно. Таким образом, решать эту проблему выпало одной мне. Я должна была все организовать, и если бы я допустила ошибку, то Пьера можно было считать покойником. Хотя война уже практически кончилась и исход ее был предрешен, Пьера бы расстреляли на месте. Немцы свирепствовали до самого конца.

— Как воспринял Виль ваш рассказ?

— Мой расчет оправдался. Виль не был нацистом. В принципе, он сказал мне об этом в самом начале оккупации, летом и осенью сорокового года, когда он на чердаке учил меня немецкому языку. Я исходила из того, что он не захочет выдать Пьера на расправу. Я рассказала ему, что случилось, и что теперь нам надо каким-то образом вызвать врача. «И что вы скажете врачу?» — спросил Виль, и я ответила, что об этом мы пока думаем. Но самое главное — это убрать охранника, пока он ничего не соображает. Виль помог нам, взяв на себя большой риск. Он не должен был по просьбе какой-то шестнадцатилетней девчонки забирать охранника, не поговорив с Эрихом. Но он понимал, правда, что ему не грозит смертная казнь, и, к тому же, он надеялся, что с нацистами будет покончено, прежде чем его призовут к ответственности.

— Значит, вы и Хелин остались одни с Пьером и Эрихом?

— Да, мы остались с ними одни. Я постаралась вместе с Хелин составить план действий, но она могла только плакать, потеряв всякую способность думать. Она никак не хотела идти к Эриху. Я сама пару раз заглянула к нему. Он был без сознания и тихо стонал. Я сказала Хелин, что он, наверное, умрет, если мы не вызовем врача, но Пьер тут же сказал, что умрет он, если мы вызовем врача… Но ближе к вечеру стало понятно, что Пьер не выживет. Он истекал кровью у нас на глазах. Кухня выглядела так же, как ванная, когда Хелин перерезала себе вены, пытаясь покончить с собой. Я пошла к телефону и позвонила доктору Уайетту.

— Вы дозвонились? — тихо спросила Франка.

Беатрис кивнула.

— Да, я дозвонилась, и он сразу приехал.

Доктор Уайетт приехал около пяти часов и быстро оказал первую помощь Пьеру, который был уже почти в агонии.